Храпов, ничего
не утаивая, признался в совершённом им преднамеренном убийстве профессора
Красницкого. Он с готовностью рассказал обо всём, что произошло на станции
Снегири минувшей ночью. Свою вину он полностью признал, однако причины,
побудившие его к преступлению, раскрыть наотрез отказался.
- Вам мало моего признания? - с раздражением спросил он, когда Щеглов
сделал очередную попытку докопаться до истины. - Да, я убил этого... этого
типа, и я готов понести любое наказание, вплоть до самого строгого. Но
причины моего поступка я вам не назову - это моя тайна. И давайте больше не
будем об этом:
Щеглов вынужден был прервать допрос. Когда Храпова увели, место его в
кабинете занял небезызвестный нам Максим Чудаков, сыщик-любитель и
страстный почитатель творчества Агаты Кристи.

Глава пятая

Когда Чудаков робко вошёл в серое, скудно обставленное помещение, то
первым делом он увидел пару пронизывающих насквозь, глубоко сидящих глаз.
Следователь Щеглов не отрываясь смотрел на вошедшего, время от времени
жадно впиваясь тонкими губами в сырую, чадящую едким коричневым дымом,
сигарету. Ему ещё не было пятидесяти, но он с честью мог бы сказать, что
большую часть своей сознательной жизни провёл в беспощадной борьбе с
преступным миром. Нелёгкая профессия следователя Московского уголовного
розыска отложила неизгладимый отпечаток на весь его облик: на речь, одежду,
поведение, походку, выражение глаз. Он имел крупную голову с ёжиком
жёстких, коротко стриженных волос, высоким морщинистым лбом, толстым
мясистым носом и массивной нижней челюстью. Добрая половина его зубов
отливала стальным блеском - результат неоднократных схваток с бандитами
всех мастей. Однако наиболее сильное впечатление производили его глаза -
маленькие, острые, колючие, глубоко посаженные, они просвечивали
собеседника, словно рентгеном, вынуждая порой даже матёрых преступников
"раскалываться" сразу же, на первом допросе. Именно этими глазами он сейчас
ощупывал сидевшую перед ним щуплую фигуру экспедитора, заставляя последнего
ёжиться и сжиматься в комок.
Несмотря на свою внешнюю браваду и внушительный вид, следователь
Щеглов пребывал в смятении. Дело в том, что за всю свою трудовую жизнь он
имел дело в основном с тремя категориями людей: преступниками, свидетелями
и потерпевшими. Для каждой из них он выработал вполне определённый стиль
поведения, и практически всегда это приносило положительные результаты. С
преступниками он бывал суров и часто жесток, их жертв обычно не донимал
расспросами и как мог успокаивал, зато из свидетелей вытрясал всё, что мог,
но тактично, без грубости. Этот же тип, будь он неладен, не подпадал ни под
одну из вышеперечисленных категорий. Кто он? Сообщник, свидетель или?..
Нет, на жертву он не тянет. Скорее свидетель, хотя... кто его знает?.. Этот
словно снег на голову свалившийся экспедитор вызывал у Щеглова, помимо
смятения, ещё и неприязнь. Где-то в глубинах подсознания следователь
продолжал диалог с Храповым, пытаясь понять, что же могло толкнуть его на
убийство профессора, а тут приходится возиться с каким-то... После
признания Храпова Щеглов испытывал нетерпение, желание действовать, поэтому
предстоящую беседу с этим типом намеревался провести в рекордно короткие
сроки.
Окончив взаимный визуальный осмотр, следователь Щеглов перешёл к
делу.
- Гражданин Чепухов? - строго спросил он, гася сигарету о край
массивной мраморной пепельницы.
- Чудаков, - поправил следователя Максим.
- Неважно, - буркнул Щеглов. - Что же вы, гражданин... э-э...
Чудаков, мешаете органам работать? Вы хоть понимаете, чем это для вас может
обернуться?
- Я вам сейчас всё объясню, - горячо заговорил Чудаков, сильно
побледнев. - Выслушайте меня, товарищ... гражданин следователь...
В течение получаса Максим Чудаков рассказывал следователю Щеглову о
проведённом лично им расследовании, не утаив ни единой мелочи, ни самого
маленького пустяка. Рассказ Чудакова произвёл на следователя должное
впечатление, и Щеглов, не спеша прохаживаясь по кабинету, со всё
возрастающим интересом слушал его, изредка бормоча себе под нос нечто вроде
"Однако!" или "Неплохо, неплохо..." Но вот наконец рассказ подошёл к концу,
и следователь, теперь уже с большим любопытством присматриваясь к
собеседнику, произнёс:
- Ваша история, Чердаков...
- Чудаков...
- Как вам будет угодно... Так вот, ваша история достаточно
поучительна и наводит на размышления. Вы провели расследование как
дилетант, и как дилетант вы провели его довольно неплохо. Ваша попытка
найти преступника, как это ни странно, увенчалась успехом. Более того, вы
нашли его даже раньше нас. Но, - Щеглов сердито посмотрел в глаза
собеседнику, для убедительности подняв кверху указательный палец, - но вам
должно быть хорошо известно, что частный сыск у нас в государстве запрещён.
Вы же воспользовались обстоятельствами и, не имея на то никакого права,
начали действовать самостоятельно. Я уже не говорю о вашем анонимном звонке
в органы.
- Но позвольте, гражданин следователь, - возразил Чудаков, совершенно
обескураженный подобным оборотом дела, - я не совершил ничего
противозаконного и ни о каком частном сыске даже и не помышлял.
- Ошибаетесь, Чубуков, и глубоко заблуждаетесь, - сурово произнёс
Щеглов, закуривая новую сигарету. - А кто, по-вашему, похитил ценнейшую
улику с места происшествия? Или не вы, скажете?
- Я, - смутился Чудаков. - Но ведь пыж помог мне найти преступника...
- Допустим. Но вы не имели права утаивать улику от следствия. Далее,
вы не только похитили её, вы допустили просто невероятную беспечность и -
что же? - вы потеряли эту улику! И где, спрашивается?
- В химчистке, - окончательно сник Чудаков и отрешённо опустил
голову.
- В химчистке! - Голос Щеглова гневно загремел. - И вы, Чурбаков, об
этом так спокойно говорите!.. Далее, в течение нескольких часов вы
преследовали бедную старую женщину, предварительно обманом выудив у неё
свидетельские показания, опять-таки не имея на то никакого права, а под
занавес запугали её перспективой быть убитой в какой-то перестрелке.
- Это не так! Гражданин следователь, всё было совсем не так! Я не
собирался её пугать. Что же касается свидетельских показаний, то она сама
мне всё выболтала - и о Храпове, и о посещении им химчистки. Я ведь хотел
как лучше... хотел помочь следствию...
- Верю. Потому и снисходителен к вам. - Тон Щеглова вдруг заметно
смягчился, раздражение прошло. - Вы же должны понимать, молодой человек,
что мы здесь не в бирюльки играем. Уголовный розыск - это серьёзная
организация, укомплектованная штатом опытных работников-криминалистов, а
потому вам, Чумаков, как дилетанту и человеку, далёкому от нашей работы, я
бы рекомендовал заняться своими прямыми обязанностями и не лезть, так
сказать... э-э... В конце концов, у нас стреляют.
- Я не боюсь! - горячо воскликнул Чудаков.
Щеглов махнул рукой.
- Ладно уж...
Несмотря на возникшую в начале беседы неприязнь, этот молодой, не
лишённый смекалки человек вызывал у следователя всё же некоторую симпатию.
Было в нём какое-то обаяние, непосредственность, даже наивность. Щеглов
невольно вспомнил свои молодые годы... Но Чудаков не дал ему углубиться в
воспоминания.
- Гражданин следователь, я ведь могу дать свидетельские показания по
этому делу.
- Вы их уже дали.
- Нет, я не о том. Я ведь знал покойного профессора Красницкого, наши
дачи стоят рядом. Может быть, я что-то мог бы для вас прояснить.
- Да, да, конечно. Но не сейчас. Когда будет нужно, мы вас вызовем.
Впрочем, что весьма вероятно, ваша помощь может больше не понадобится.
Надеюсь, в скором времени мы закроем дело. Храпов сознался.
- Что? - Чудаков вскочил. - Сознался в убийстве? Не может быть!
- Почему не может? Очень даже может. Храпов во всём сознался, но о
причинах, толкнувших его на преступление, молчит. - Щеглов взглянул на часы
и заторопился. - Я крайне признателен вам, Челноков, за вашу попытку помочь
следствию, но буду ещё более признателен, если впредь подобной
самодеятельности вы устраивать не будете. Договорились?
Чудаков с понурым видом кивнул головой.
- Ну вот и хорошо, - продолжал следователь миролюбивым тоном. - К
сожалению, больше времени я вам уделить не в состоянии. Дела, знаете ли.
Прощайте, молодой человек, и звоните, если что. Вот ваш пропуск... Да, чуть
не забыл. Если это вас не затруднит, не покидайте, пожалуйста, Москву в
ближайшие дни.
Чудаков снова кивнул, взял пропуск и направился к выходу. Но уже у
самых дверей его настиг телефонный звонок.
- Следователь Щеглов у аппарата! - послышалось за спиной. - Что? Да,
один. Один, говорю, выстрел! Да куда ж ещё громче... Как - две пули? Не
может быть! А вы не ошиблись? Что? Вскрытие показало? Но ведь Храпов
утверждает, что стрелял только один раз... Понял... Хорошо, приму к
сведению. Спасибо. Спасибо, говорю! - Щеглов, сильно озабоченный, бросил
трубку. - Чёрт! Связь не могут обеспечить! И где? В самом МУРе!..
Тут он вспомнил про Чудакова. Глаза его вдруг вспыхнули интересом и
устремились на готового уже покинуть кабинет экспедитора.
- Погодите! - крикнул Щеглов. - Один вопрос. Вспомните, только
постарайтесь не ошибиться, сколько выстрелов вы слышали прошлой ночью?
Подумайте, подумайте хорошенько!
Чудаков понял, что случилось что-то непредвиденное, и сердце его
забилось от пока ещё неясного предчувствия. Он напряг свою память и
убеждённо ответил:
- Один.
- Вы в этом уверены? - спросил Щеглов, весь подавшись вперёд.
- Могу в этом поклясться.
Щеглов шумно выдохнул и как-то весь сник.
- Ладно... - рассеянно произнёс он. - Спасибо за помощь. Можете идти,
Чебуреков, или как вас... забыл...
- Чудаков.
- Что? Ах да!.. Чудаков. Прощайте...
Чудаков покидал кабинет следователя в смятении. Оказавшись на улице,
он предался тревожным думам. Из телефонного разговора Чудаков понял, что
произведённое только что вскрытие выявило внезапную деталь: в теле
профессора Красницкого обнаружено две пули, хотя, со слов следователя,
Храпов стрелял только единожды, да и сам Чудаков был уверен, что чувства не
обманули его. Он слышал только один выстрел - за это он мог поручиться.
Какой же вывод?..
Вечер был тёплым и в то же время свежим и приятным. Ставшее к концу
дня багровым, солнце низко висело над горизонтом - там, где горизонт был
чист от скоплений многочисленных московских зданий. Жизнь в городе в эти
часы оживала: полчища москвичей, окончив работу, с горящими глазами
носились из магазина в магазин в поисках чего-нибудь такого, что можно было
бы употребить в пищу либо надеть на себя, но часто эти поиски затягивались
не на одни сутки, и обессиленные москвичи, хмурые и злые, понуро
возвращались домой не солоно хлебавши, чтобы вечером забыться под взглядом
всемогущего чародея Кашпировского. Чудаков стоически переносил эти издержки
Перестройки и поэтому привык довольствоваться малым. Зайдя в попавшийся на
пути гастроном, он приобрёл практически весь ассортимент продуктов, бывший
в наличии на прилавках: полбуханки чёрного хлеба, банку "Салата
дальневосточного", две тушки сардинеллы х/к и кооперативную "клюкву в
сахаре" за рубль пачка; горох, крупу "Артек" и сизо-фиолетовых
полуощипанных кур он взять не решился. С этими покупками он и прибыл домой.
В своей московской квартире Чудаков имел некоторый запас продуктов,
рассчитанный на довольно длительное безвыходное пребывание в ней при полном
исчезновении последних с прилавков столичных магазинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25