высокий блондин с ясными голубыми глазами.
Волосы отца выбелило время, он сильно ссутулился, однако и
сейчас в нем многие безошибочно признавали немца.
Впрочем, подробности своего происхождения он прояснять
в данной ситуации не желал.
- Вернемся, если не возражаете, к нашей общей
тематике,продолжил Ричард.- Как понимаю, вы хотели бы
попасть в Америку, забыть весь кошмар прошлой жизни и...
- Да-да-да,- перебил собеседник с некоторой долей
раздражения.
Что-то опять не так с этим арабом, чем-то он вновь
внутренне озаботился и, судя по болезненной тени в глазах,
по нервному подергиванию века, снова произошел сбой...
- Поймите, Хантер,- произнес парень, скрипнув зубами, -
или же Джон, Джеймс... Мы с вами играем в игру, правила
которой мне тоже более или менее известны. Я могу еще целые
сутки диктовать вам имена, рисовать схемы зданий, указывать,
где в кабинете моего начальника стоит стол, а где сейф; я
также великолепно понимаю, что мой статус достаточно
скромен: оперативный сотрудник среднего уровня, пусть и из
главного аппарата... В том числе, я сознаю и другое: если бы
перед вами находился не перебежчик, а действующий агент
спецслужб противника, могла бы строиться какая-либо
перспектива, пусть с допущением провокации и так далее, тому
подобное. Но перед вами именно что перебежчик,
невозвращенец. А посему главное для вас - выжать информацию.
Всю. До капли. А уж что потом...
- Но...
- Я хочу договорить.
- Извините.
- Так вот."Потом" - важно для меня, не для вас. Вы -
благополучный стареющий мужчина, вам ведь уже за сорок?
- Увы.
- Но,тем не менее. У вас есть стабильная престижная
работа, дом, деньги, гражданство в мощнейшем государстве
мира... А что у меня? Объяснять, полагаю, не надо. Поэтому,
чтобы не быть выкинутому в мусорную корзину как выжатый
апельсин - простите за банальное сравнение,- я должен иметь
реальные козыри и сыграть ими не здесь, а в ваших
Соединенных Штатах. Козыри таковы: мне известно, каким
образом, куда и кем распространяются в арабском мире
современные технологии по производству химического,
бактереологического и ядерного оружия из бывшего СССР. Вот
мой сегодняшний ночной конспект.- Он вытащил из кармана брюк
вчетверо сложенную бумагу.- Здесь - общие данные. Однако
есть и пикантные детали: фамилии некоторых ученых с
генеральскими погонами, их контакты...
- Забавно,- произнес Валленберг в нос, внимательно
изучая бумагу.
- Я старался писать насколько мог отчетливо; извините,
ни компьютера, ни печатной машинки под рукой здесь не
имеется...
- Текст четкий, не беспокойтесь.
- А я и не беспокоюсь, честно говоря. Вы передадите эти
данные куда следует и, думаю, ответ на мое требование по
перемещению в Штаты придет положительный.
Мгновение Валленберг пребывал в замешательстве. Подобный поворот
учитывался, однако то, чем располагал перебежчик, было
необходимо не только в Лэнгли, но, наверняка, и еще кое-
где... И в первую очередь он, Ричард, лично нуждался в
полнейшей и всесторонней информации по данному поводу...
- М-да,- принял он озабоченный тон. - Все это крайне
серьезно, но на сегодняшний момент суть нашей беседы все
равно остается прежней. Я буду откровенен: в мою задачу
входит определение степени вашей полезности, а потому мне
необходимы детали... Вы - профессиональный человек и должны
понимать, что мой доклад о вас пойдет по инстанциям, а в
этих инстанциях - люди. Причем, - разные; каждый обладает
собственными представлениями и логикой; но в равной степени
никто из них не ведает, кто вы такой, они не видели, да и
вряд ли когда-нибудь увидят вас, а судить же о вас будут
исключительно через меня. Мне же вы симпатичны, я чувствую в
вас интересного и... думаю, глубокого человека, а потому
просто хочу помочь вам. Тем более, представляя положение в
вашей стране...- Он вздохнул.
- Вам необходимы подробности, - произнес араб
утвердительно.
- Да. И вот почему. Подробности - доказательство
компетентности. Мало ли кто что слышал или видел... Я
обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вы улетели отсюда в
США в кратчайшие сроки, но пусть они там...- косо указал в
потолок,поверят, понимаете... в вашу действительную
ценность...
- Стоп!- Собеседник легонько хлопнул ладонью по
журнальному столику.- У нас пошел торг. Бессмысленный.
Просчитанный, не скрою, мною заранее. Я дал достаточное
количество фактического материала, чтобы мои условия были
выполнены вашей стороной. Вот мой паспорт. При следующей
нашей встрече в нем должна стоять американская виза, а между
страниц лежать авмабилет. Все. Дальнейшие переговоры
бесполезны. Лично вы ничего не решаете, решают в Вашингтоне.
Я не хотел бы избирать резкий тон, поскольку и от вас
зависит довольно-таки много, но, как профессионал вы должны
меня простить и ничего личного в наши оперативные отношения
не вносить. Убедительно вас об этом прошу.
- Хорошо. Но хотя бы некоторые штрихи, о кей?
- Повторяю: я дал достаточную, многократно мною
выверенную информацию.
- Виза и билет.
- Да, виза и билет. И еще: если можно, двести-триста
долларов. У меня кончаются деньги.
Ричард вытащил бумажник.
- Не знаю, есть ли у меня столько наличных...
Триста долларов, впрочем, нашлось.
- Мне где-то расписаться?- спросил араб сухо.
- Просто - подпись, - в тон ему отозвался Валленберг,
подвигая блокнот с записями. - Вот здесь, или там -
неважно...
Араб расписался старательно и длинно.
"Если пошла игра в дезинформацию, то приготовлена она
довольно-таки нестандартно,- размышлял Ричард. - То, что
парень занял столь жесткую позицию, - несколько странно.
Обычно перебежчики куда как более податливы. То есть, ему
есть что сказать. Виза - чепуха, ну, буквально завтра же
вклеют ему эту туристическую визу с двухнедельным сроком ее
действия и что дальше? И араб это замечательно понимает, как
понимает и то, что играть в дурацкие игры с ЦРУ себе дороже.
Если он провокатор, то отлично подготовленный. Степень
реакций приближена к естественной до полного резонанса,
зацепиться за что-либо практически невозможно. Логичен
абсолютно. Что же, твоя взяла, араб. Резидент, безусловно,
будет готов исполнить твои требования еще до того, как их
одобрит центр, а одобрить центр их просто обязан; ну, а, что
касается его, Валленберга, - он в данной ситуации никто,
опрашивающая машина, чья функция с этой минуты завершена.
Осталось лишь написать соответствующий и - как ни крути,
объективный отчет, ибо необъективность всплывет, как только
араб очутится в руках специалистов непосредственно в
Лэнгли".
- Я довезу вас в тот же район, где мы и
встретились,произнес Ричард, вставая со стула. - Завтра
увидимся вновь. В девять часов вечера. Если выйдете из отеля
и пройдете где-то полмили влево, увидите автобусный круг.
Там найдете мою машину. В переулке у ювелирного магазина.
Запомнили?
- Я знаю и где этот круг, и где магазин, - ответил араб
вежливо.
- Чудно. Тогда - поехали!
Они вышли из отеля в душный тропический вечер, под
беззвездное небо, словно затянутое пыльной черной шалью, в
дробящееся сияние неисчислимых неоновых огней, которыми
полыхал город, и через считанные минуты уже катили в плотном
потоке автомобилей в сторону трассы, проходящей мимо вилл,
отгораживающих ночную безбрежность теплого, спокойного
залива.
"Вот и все, - думал Ричард, - завтра я вручу арабу
необходимые бумажки, а послезавтра - до свидания Аравия,
привет Америка! Интересно, увижу ли я этого парня вновь, уже
в Вашингтоне? А ведь вполне вероятно..."
Он не ошибся. Через день он вылетел вместе с арабом в
качестве сопровождающего лица, а буквально через час по
прибытии ему было предписано продолжить начатую разработку
перебежчика уже на "собственной территории".
ИЗ ЖИЗНИ МИХАИЛА АВЕРИНА, ЛИЦА БЕЗ ГРАЖДАНСТВА
Миша Аверин, рожденный в шестидесятые годы века двадцатого,
детство и юность провел в семье, отличавшейся
добропорядочностью несомненной. Дед, отец папы - большевик с
восемнадцатого революционного года, в прошлом - директор
крупного военного завода; основа семьи - Папа - секретарь
райкома партии коммунистов, достойно традиции деда
продолжал, а мама растила детей - Мишу и Марину,
младшенькую. В семье - согласие, мир и достаток. Два пайка -
дедовский и отцовский, машина персональная, на которой папа
на работу ездил, а мама по магазинам, квартира из четырех
комнат, ведомственные санатории на морском берегу...
Радостно жили, радостно трудились. Смело смотрели в будущее. До
трагических восьмидесятых. Миша в ту пору в институте
международных отношений учился, имея непробиваемую бронь от
армии, Марина в институт иностранных языков готовилась, папу
на повышение выдвигали, деда чествовали, наперебой
приглашали в гости к пионерам, мама в хронической эйфории
пребывала, как вдруг - началось!
Арестовали папу. За взятки. И - караул! Обыск, конфискация, и где
только она - эйфория?!
Миша помнил отца на последнем свидании, уже в тюрьме.
- Брезгуешь мной, сынок?- произнес тот тихо.- Не
говори, знаю, что брезгуешь... И оправдываться не стану,
виновен. А началось-то как? Приходит ко мне начальник
строительного управления и тридцать тысяч в конверте - на
стол. Твое, говорит. Я - на дыбы. А он - спокойно так,
глазом не моргнув: это, мол, за твои резолюции. Можешь,
конечно, ОБХСС вызвать, но только не районный, его я и сам
могу... И учти: резолюции есть, а что ставил их, под чужое
убеждение попав, то - не оправдание. Посадить не посадят, но
низвергнут до нуля. Выбирай. Можешь денежки в урну бросить,
можешь сжечь, дело твое. И деньги твои. Кстати, об ОБХСС. И
не о районном. Там тоже свои. И... там тоже все в порядке. А
белых ворон не любят. Потому их и нет, как понимаю.
Много раз вспоминал Миша эти слова отца. Виноват был отец?
Или система виновата? Миша полагал - система.
А ведь неумолима оказалась она в новой своей ипостаси...
Едва арестовали папу, сразу неважно стало у Миши с
успеваемостью в институте. И не потому, что папиным
авторитетом он там держался. Уж какие вопросы на сессии
памятной, последней, Мише-отличнику задавали, таких в
программе захочешь - не обнаружишь. И наконец без
предоставления академотпуска - за борт. Далее пошло крушение
за крушением... В месяц сгорела от рака мать, ударилась в
загулы Маринка, начала путаться с заезжей кавказской
публикой по ресторанам, после - с иностранцами...
Денег не было. Прижимистый дед с кряхтением отдавал пятаки
на молоко и творожные сырки из своей большевисткой пенсии.
Одряхлел дед окончательно, помутнел разумом, хотя к
переменам в семье единственный отнесся философски. Отцовское
падение переживал, конечно, но видел его через призму
собственного опыта, а на памяти деда таких падений, ох,
сколько было... Погоревал и по матери, но и смертей видел
дед много, тоже притупилось... Лишь об одном Михаила
спросил: может, неудобен, а Дом ветеранов партии, говорят,
неплох... Но тут уж Миша без колебаний возразил: и не думай!
Ужас Мишу охватил - любил он деда, дед частью детства был, а
ныне последним родным кусочком прежней жизни оставался,
последним...
Маринка вскоре замуж выскочила за московского азербайджанца,
сказочно богатого, но в браке продержалась недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Волосы отца выбелило время, он сильно ссутулился, однако и
сейчас в нем многие безошибочно признавали немца.
Впрочем, подробности своего происхождения он прояснять
в данной ситуации не желал.
- Вернемся, если не возражаете, к нашей общей
тематике,продолжил Ричард.- Как понимаю, вы хотели бы
попасть в Америку, забыть весь кошмар прошлой жизни и...
- Да-да-да,- перебил собеседник с некоторой долей
раздражения.
Что-то опять не так с этим арабом, чем-то он вновь
внутренне озаботился и, судя по болезненной тени в глазах,
по нервному подергиванию века, снова произошел сбой...
- Поймите, Хантер,- произнес парень, скрипнув зубами, -
или же Джон, Джеймс... Мы с вами играем в игру, правила
которой мне тоже более или менее известны. Я могу еще целые
сутки диктовать вам имена, рисовать схемы зданий, указывать,
где в кабинете моего начальника стоит стол, а где сейф; я
также великолепно понимаю, что мой статус достаточно
скромен: оперативный сотрудник среднего уровня, пусть и из
главного аппарата... В том числе, я сознаю и другое: если бы
перед вами находился не перебежчик, а действующий агент
спецслужб противника, могла бы строиться какая-либо
перспектива, пусть с допущением провокации и так далее, тому
подобное. Но перед вами именно что перебежчик,
невозвращенец. А посему главное для вас - выжать информацию.
Всю. До капли. А уж что потом...
- Но...
- Я хочу договорить.
- Извините.
- Так вот."Потом" - важно для меня, не для вас. Вы -
благополучный стареющий мужчина, вам ведь уже за сорок?
- Увы.
- Но,тем не менее. У вас есть стабильная престижная
работа, дом, деньги, гражданство в мощнейшем государстве
мира... А что у меня? Объяснять, полагаю, не надо. Поэтому,
чтобы не быть выкинутому в мусорную корзину как выжатый
апельсин - простите за банальное сравнение,- я должен иметь
реальные козыри и сыграть ими не здесь, а в ваших
Соединенных Штатах. Козыри таковы: мне известно, каким
образом, куда и кем распространяются в арабском мире
современные технологии по производству химического,
бактереологического и ядерного оружия из бывшего СССР. Вот
мой сегодняшний ночной конспект.- Он вытащил из кармана брюк
вчетверо сложенную бумагу.- Здесь - общие данные. Однако
есть и пикантные детали: фамилии некоторых ученых с
генеральскими погонами, их контакты...
- Забавно,- произнес Валленберг в нос, внимательно
изучая бумагу.
- Я старался писать насколько мог отчетливо; извините,
ни компьютера, ни печатной машинки под рукой здесь не
имеется...
- Текст четкий, не беспокойтесь.
- А я и не беспокоюсь, честно говоря. Вы передадите эти
данные куда следует и, думаю, ответ на мое требование по
перемещению в Штаты придет положительный.
Мгновение Валленберг пребывал в замешательстве. Подобный поворот
учитывался, однако то, чем располагал перебежчик, было
необходимо не только в Лэнгли, но, наверняка, и еще кое-
где... И в первую очередь он, Ричард, лично нуждался в
полнейшей и всесторонней информации по данному поводу...
- М-да,- принял он озабоченный тон. - Все это крайне
серьезно, но на сегодняшний момент суть нашей беседы все
равно остается прежней. Я буду откровенен: в мою задачу
входит определение степени вашей полезности, а потому мне
необходимы детали... Вы - профессиональный человек и должны
понимать, что мой доклад о вас пойдет по инстанциям, а в
этих инстанциях - люди. Причем, - разные; каждый обладает
собственными представлениями и логикой; но в равной степени
никто из них не ведает, кто вы такой, они не видели, да и
вряд ли когда-нибудь увидят вас, а судить же о вас будут
исключительно через меня. Мне же вы симпатичны, я чувствую в
вас интересного и... думаю, глубокого человека, а потому
просто хочу помочь вам. Тем более, представляя положение в
вашей стране...- Он вздохнул.
- Вам необходимы подробности, - произнес араб
утвердительно.
- Да. И вот почему. Подробности - доказательство
компетентности. Мало ли кто что слышал или видел... Я
обещаю, что сделаю все возможное, чтобы вы улетели отсюда в
США в кратчайшие сроки, но пусть они там...- косо указал в
потолок,поверят, понимаете... в вашу действительную
ценность...
- Стоп!- Собеседник легонько хлопнул ладонью по
журнальному столику.- У нас пошел торг. Бессмысленный.
Просчитанный, не скрою, мною заранее. Я дал достаточное
количество фактического материала, чтобы мои условия были
выполнены вашей стороной. Вот мой паспорт. При следующей
нашей встрече в нем должна стоять американская виза, а между
страниц лежать авмабилет. Все. Дальнейшие переговоры
бесполезны. Лично вы ничего не решаете, решают в Вашингтоне.
Я не хотел бы избирать резкий тон, поскольку и от вас
зависит довольно-таки много, но, как профессионал вы должны
меня простить и ничего личного в наши оперативные отношения
не вносить. Убедительно вас об этом прошу.
- Хорошо. Но хотя бы некоторые штрихи, о кей?
- Повторяю: я дал достаточную, многократно мною
выверенную информацию.
- Виза и билет.
- Да, виза и билет. И еще: если можно, двести-триста
долларов. У меня кончаются деньги.
Ричард вытащил бумажник.
- Не знаю, есть ли у меня столько наличных...
Триста долларов, впрочем, нашлось.
- Мне где-то расписаться?- спросил араб сухо.
- Просто - подпись, - в тон ему отозвался Валленберг,
подвигая блокнот с записями. - Вот здесь, или там -
неважно...
Араб расписался старательно и длинно.
"Если пошла игра в дезинформацию, то приготовлена она
довольно-таки нестандартно,- размышлял Ричард. - То, что
парень занял столь жесткую позицию, - несколько странно.
Обычно перебежчики куда как более податливы. То есть, ему
есть что сказать. Виза - чепуха, ну, буквально завтра же
вклеют ему эту туристическую визу с двухнедельным сроком ее
действия и что дальше? И араб это замечательно понимает, как
понимает и то, что играть в дурацкие игры с ЦРУ себе дороже.
Если он провокатор, то отлично подготовленный. Степень
реакций приближена к естественной до полного резонанса,
зацепиться за что-либо практически невозможно. Логичен
абсолютно. Что же, твоя взяла, араб. Резидент, безусловно,
будет готов исполнить твои требования еще до того, как их
одобрит центр, а одобрить центр их просто обязан; ну, а, что
касается его, Валленберга, - он в данной ситуации никто,
опрашивающая машина, чья функция с этой минуты завершена.
Осталось лишь написать соответствующий и - как ни крути,
объективный отчет, ибо необъективность всплывет, как только
араб очутится в руках специалистов непосредственно в
Лэнгли".
- Я довезу вас в тот же район, где мы и
встретились,произнес Ричард, вставая со стула. - Завтра
увидимся вновь. В девять часов вечера. Если выйдете из отеля
и пройдете где-то полмили влево, увидите автобусный круг.
Там найдете мою машину. В переулке у ювелирного магазина.
Запомнили?
- Я знаю и где этот круг, и где магазин, - ответил араб
вежливо.
- Чудно. Тогда - поехали!
Они вышли из отеля в душный тропический вечер, под
беззвездное небо, словно затянутое пыльной черной шалью, в
дробящееся сияние неисчислимых неоновых огней, которыми
полыхал город, и через считанные минуты уже катили в плотном
потоке автомобилей в сторону трассы, проходящей мимо вилл,
отгораживающих ночную безбрежность теплого, спокойного
залива.
"Вот и все, - думал Ричард, - завтра я вручу арабу
необходимые бумажки, а послезавтра - до свидания Аравия,
привет Америка! Интересно, увижу ли я этого парня вновь, уже
в Вашингтоне? А ведь вполне вероятно..."
Он не ошибся. Через день он вылетел вместе с арабом в
качестве сопровождающего лица, а буквально через час по
прибытии ему было предписано продолжить начатую разработку
перебежчика уже на "собственной территории".
ИЗ ЖИЗНИ МИХАИЛА АВЕРИНА, ЛИЦА БЕЗ ГРАЖДАНСТВА
Миша Аверин, рожденный в шестидесятые годы века двадцатого,
детство и юность провел в семье, отличавшейся
добропорядочностью несомненной. Дед, отец папы - большевик с
восемнадцатого революционного года, в прошлом - директор
крупного военного завода; основа семьи - Папа - секретарь
райкома партии коммунистов, достойно традиции деда
продолжал, а мама растила детей - Мишу и Марину,
младшенькую. В семье - согласие, мир и достаток. Два пайка -
дедовский и отцовский, машина персональная, на которой папа
на работу ездил, а мама по магазинам, квартира из четырех
комнат, ведомственные санатории на морском берегу...
Радостно жили, радостно трудились. Смело смотрели в будущее. До
трагических восьмидесятых. Миша в ту пору в институте
международных отношений учился, имея непробиваемую бронь от
армии, Марина в институт иностранных языков готовилась, папу
на повышение выдвигали, деда чествовали, наперебой
приглашали в гости к пионерам, мама в хронической эйфории
пребывала, как вдруг - началось!
Арестовали папу. За взятки. И - караул! Обыск, конфискация, и где
только она - эйфория?!
Миша помнил отца на последнем свидании, уже в тюрьме.
- Брезгуешь мной, сынок?- произнес тот тихо.- Не
говори, знаю, что брезгуешь... И оправдываться не стану,
виновен. А началось-то как? Приходит ко мне начальник
строительного управления и тридцать тысяч в конверте - на
стол. Твое, говорит. Я - на дыбы. А он - спокойно так,
глазом не моргнув: это, мол, за твои резолюции. Можешь,
конечно, ОБХСС вызвать, но только не районный, его я и сам
могу... И учти: резолюции есть, а что ставил их, под чужое
убеждение попав, то - не оправдание. Посадить не посадят, но
низвергнут до нуля. Выбирай. Можешь денежки в урну бросить,
можешь сжечь, дело твое. И деньги твои. Кстати, об ОБХСС. И
не о районном. Там тоже свои. И... там тоже все в порядке. А
белых ворон не любят. Потому их и нет, как понимаю.
Много раз вспоминал Миша эти слова отца. Виноват был отец?
Или система виновата? Миша полагал - система.
А ведь неумолима оказалась она в новой своей ипостаси...
Едва арестовали папу, сразу неважно стало у Миши с
успеваемостью в институте. И не потому, что папиным
авторитетом он там держался. Уж какие вопросы на сессии
памятной, последней, Мише-отличнику задавали, таких в
программе захочешь - не обнаружишь. И наконец без
предоставления академотпуска - за борт. Далее пошло крушение
за крушением... В месяц сгорела от рака мать, ударилась в
загулы Маринка, начала путаться с заезжей кавказской
публикой по ресторанам, после - с иностранцами...
Денег не было. Прижимистый дед с кряхтением отдавал пятаки
на молоко и творожные сырки из своей большевисткой пенсии.
Одряхлел дед окончательно, помутнел разумом, хотя к
переменам в семье единственный отнесся философски. Отцовское
падение переживал, конечно, но видел его через призму
собственного опыта, а на памяти деда таких падений, ох,
сколько было... Погоревал и по матери, но и смертей видел
дед много, тоже притупилось... Лишь об одном Михаила
спросил: может, неудобен, а Дом ветеранов партии, говорят,
неплох... Но тут уж Миша без колебаний возразил: и не думай!
Ужас Мишу охватил - любил он деда, дед частью детства был, а
ныне последним родным кусочком прежней жизни оставался,
последним...
Маринка вскоре замуж выскочила за московского азербайджанца,
сказочно богатого, но в браке продержалась недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44