– Я не презренный тип с улицы. Верни фотографию на место.
– Боишься, что я запачкаю ее? Своими грязными лапами?
Стрикланд отвернулся и посмотрел на улицу. Утро было серым и дождливым.
– Мальчик, я ни за что не стала бы трахаться с тобой, если бы у меня был такой муж, как Оуэн.
Это развеселило Стрикланда, и он повернулся к ней.
– Не стала бы?
– Ни за какие коврижки, – подтвердила Памела. – Я бы хранила верность.
– Похоже, он действительно нравится женщинам, этот Браун, – заметил Стрикланд.
– Ты чертовски прав. – Голос Памелы потеплел. – Он настоящий.
– Тогда я, наверное, чего-то не понимаю.
– Это точно. Потому что ты шут из карнавального балагана, а он из высшего сословия. А она, по-моему, думает совершенно не тем местом.
– Мне кажется, она бесит тебя.
– Ты не знаешь, что такое любовь, Стрикланд.
– Все так говорят.
– Ты совратитель. Ты начинаешь делать свое дело, когда они еще не успели хлопнуться на спину.
– Значит, в этом есть необходимость, Памела. Иногда людям необходимо знать, что они такое.
– Ты – просто горстка горячих фисташковых орешков, – объявила Памела. – Именно так я представляю тебя себе.
– Угомонись, – посоветовал ей Стрикланд. – Повесь фотографию на место. Ты принимаешь слишком много наркотинов. И слишком долго валялась на дне жизни.
Она пошла назад к стене и запела, обращаясь к Энн на фотографии:
Скажи моей сестренке-крошке,
Чтобы не делала, как я…
В фильме Стрикланда «Изнанка жизни» был сюжет, в котором Памела громко распевала несколько фривольных строк из «Дома восходящего солнца».
– Так что же ты будешь делать, Рон? Сбежишь с ней? – Она аккуратно приколола фото к доске. – Что?
– Я не знаю, – признался Стрикланд.
– Захотелось любви, – не успокаивалась Памела. – Кто бы мог подумать такое.
Покончив с овощным соком, она принялась за красное вино. Стрикланд присоединился к ней.
– Знаешь, – начал он, – существует такой уровень, на который она никогда не поднималась.
– И если кто-то способен поднять ее туда, – подхватила Памела, – так это только ты.
– Мне бы хотелось этого, – тихо проговорил он. Памела посмотрела на него и содрогнулась.
– Что это с тобой? Да ты маньяк.
Стрикланд вздохнул.
– Моя дорогая Памела… Кто подобрал тебя? Кто заставил просвещенную публику полюбить тебя? Кто смог понять тебя?
– Ты.
– Вот именно.
Она повернулась к нему с ухмылкой, чуть показывая зубы.
– Маньяк. Из карнавального балагана. Ты – аттракцион, притягивающий к себе людей. Такой же, как твоя мать.
– Ну что же, – сказал Стрикланд, помолчав немного, – мамаша была непростой штучкой.
Памела ушла, а он провел остаток дня в работе за монитором. Около четырех ему ответил Фэй. Они говорили о яхтах и о том, станет ли Фэй сниматься в фильме Стрикланда.
– Нет, сэр, – как-то по-военному ответил Фэй. – Я бы предпочел не делать этого.
– Ладно, тогда скажите мне вот что, – отступил Стрикланд. – Какие претензии у финнов? Оуэн получил их яхту или нет?
– Я могу высказать лишь свои предположения.
– Да?
– Ну что же, я считаю, что Мэтти, вероятно, собирался участвовать в гонке на их яхте и запустить эту конструкцию в серийное производство на Востоке. Но он не смог рассчитаться с финнами. Отказываться от участия в гонке он не хотел. Поэтому конструкцию скопировали в Корее, или на Тайване, или где-то еще, и он взял первую сошедшую с конвейера яхту.
– Чтобы идти на ней вместо построенной финнами?
– Совершенно верно, – подтвердил Фэй. – Это скоростная конструкция, и он мог бы победить на ней. Обеспечив ей такую рекламу, он потом запустил бы ее в массовое производство. Это как раз то, что надеется сделать Браун. Теперь, когда Мэтти, скажем так, отсутствует.
– Что представляет собой эта яхта?
– Я уверен, что сконструирована она хорошо. Другой вопрос, как она построена. Иногда это делается наспех и спустя рукава.
– Брауну она очень нравится.
– Браун просто осел. Извините, – спохватился Фэй, – я не то хотел сказать. Он всего лишь торговец.
– Вы думаете, она ненадежна?
– Скорее, неудобна. Дешевая лодка способна свести с ума.
– Если бы она была небезопасна, Браун знал бы об этом? И не пошел бы в море?
– При условии, что он не настолько торговец, как я о нем думаю.
– А как насчет Торна?
– Гарри знает о яхтах не более того, что ему рассказал Оуэн Браун. Сейчас Оуэн Браун его любимец и баловень. Его забота.
Стрикланду удалось поработать еще какое-то время над монтажом эпизодов с Брауном. Новости на волне нью-йоркской радиовещательной компании в тот вечер были ужасными. В уютных и благополучных городах Европы одна за другой взрывались бомбы, унося человеческие жизни и вызывая перебои в подаче электроэнергии. Это была годовщина чего-то.
На следующий день у Стрикланда была назначена встреча в Бостоне с людьми из государственной радиовещательной корпорации, и он уговаривал Энн поехать с ним. Она отказывалась, потому что Бостон находился слишком близко от того места, где училась Мэгги. Этим вечером, потягивая вино в ожидании, когда сварится яйцо на ужин, он не смог удержаться и позвонил ей.
– Сегодня я была в Нью-Йорке, – сообщила она, – и хотела заехать к тебе.
– Почему же не заехала? Поехали со мной в Бостон.
– Я не смогла. Я бы сошла с ума. Возвращайся ко мне.
«Возвращайся ко мне». Стрикланд повторял эти слова про себя и не мог поверить, что это она сказала их ему. Голова шла кругом.
– К… крошка, – начал он, и они дружно засмеялись.
– Бедняжка, – говорила она. – Мой бедный заика.
– Я хочу, чтобы ты делала сумасшедшие вещи со мной, – сказал он ей. – Я буду делать то же самое с тобой. Я хочу, чтобы ты оделась специально для меня. Я хочу, чтобы ты подстригла волосы.
– Боже! Я люблю, когда ты так говоришь. Как мне подстричь волосы?
– Коротко. Как только можешь. – Он усмехнулся, уловив беспокойство в ее голосе.
– Как знак позора. Что мне надеть?
– Что-нибудь шелковое, облегающее и прозрачное. Так, чтобы было видно, где что находится.
– И кто платит за эту одежду, босс? – Она называла его так, подражая Херси. – Теперь ты будешь покупать мне одежду?
– Я буду делать все, – ответил Стрикланд.
50
Браун следовал по пути, который ему указывал буревестник, до тех пор пока тот не исчез за пенистыми гребнями черных волн. Весь день он продолжал высматривать странные перевернутые башни, привидевшиеся на рассвете. Погода опять начинала портиться.
Небо было слишком облачным, чтобы определиться по солнцу, а навигационные спутники находились за пределами радиовидимости. Термометр на борту показывал семь градусов по Цельсию. Волнение моря было чуть больше двух баллов. С запада дул устойчивый ветер со скоростью десять узлов, разгоняя клочья тумана. Однажды в нескольких милях он заметил небольшой айсберг. Он продолжал держаться восточнее.
Когда солнце было высоко, Браун услышал, как его позывные выкрикивает Дикий Макс. Он предположил, что Макс вызвался ретранслировать адресованный ему телефонный звонок. Не настроенный болтать, он решил не выходить в эфир и сослаться при случае на все ту же неисправность генератора. Он занес вызов Макса в бортовой журнал, но отвечать не стал. Вскоре после этого пришел вызов от Виски Оскар Оскара, оператора морской связи из Джерси, который соединил его с Даффи.
– У нас небольшая проблема, касающаяся всех вас, ребята, – сообщил Даффи – Скажем так: вы исчезли с наших карт.
Браун спросил, что он имеет в виду.
– Какие-то баски взорвали приемную станцию спутниковой связи. Теперь нет возможности принимать сигналы вашего ответчика.
– Баски?
– Баски, колумбийцы, армяне, кто их знает? Это изобретение капитализма, и они взорвали его. Так что вы должны сообщать о своем местонахождении каждые сутки. Если что-то случится, немедленно дайте нам знать, потому что мы не видим вас.
Он поинтересовался у Даффи, сколько продлится такое положение.
– Компания не очень-то распространяется на сей счет, Оуэн. Они не говорят нам точно, где у них резервные передатчики и что они намерены делать. По нашим сведениям, это может тянуться неделю.
Помолчав, Браун напомнил ему:
– Мои форсунки по-прежнему доставляют мне неприятности. Скажите им, что меня некоторое время может не быть на связи.
– Я говорил им об этом, – сказал Даффи. – В остальном у вас все в порядке?
Браун заверил, что все остальное у него в полном порядке, а про себя решил не отвечать больше ни на какие вызовы. «Раз меня не видно, то пусть будет и не слышно», – решил он.
Продолжая идти курсом на восток, он больше не видел перевернутых горных вершин. Наверное, был какой-то фокус южных широт, здешних льдов, разреженного воздуха и туманов.
Ночью он опять случайно напал на миссионерскую радиостанцию. Передача на незнакомом языке неожиданно завершилась словами той самой англичанки, которую он слушал несколько недель назад.
– Мы заканчиваем нашу учебную передачу на тагальском языке и с семнадцати часов по Гринвичу начинаем вещание на английском. Затем в двадцать два часа по Гринвичу мы повторим этот же урок на кантонском диалекте, в ноль часов – на корейском и в четыре тридцать – вновь на английском. Слушайте нашу следующую передачу на тагальском в десять часов по Гринвичу.
Решив поесть первый раз за сутки, Браун поставил на плиту камбуза банку куриного бульона.
– Хотелось бы знать, – поинтересовалась леди, – сколько слушателей принимают наши передачи, находясь в море? Наша почта показывает, что немало их работает в море: это нефтяники, рыбаки. А многие ли из наших слушателей помнят, что первые ученики Иисуса Христа были рыбаками?
Наливая бульон в кофейную чашку, Браун поймал себя на том, что прислушивается к звуковому оформлению радиопередачи. Оно отдаленно напоминало шум волн, бившихся снаружи о борт его израненного судна.
– Слушатели, наверное, помнят, – говорила леди сквозь усиливающийся шум ветра и волн, – что, когда наш Господь был преследуем врагами, Он, как сообщает евангелист Матфей, удалился на лодке в пустынное место. Пришедший к Нему народ был отпущен исцеленным душой и телом, а также накормленным чудесным образом. И, отпустив народ, Он пошел помолиться отдельно от других.
«Утром наступит великий день, – подумал Браун. – Это надо записать на пленку». Его переполняла радость. «Я устрою себе обед в этот день, – решил он. – У меня будут хлеба и рыбы».
Подключать магнитофон по всем правилам не было времени, и он просто приставил микрофон к приемнику и нажал кнопку «запись». Леди описывала путешествие апостолов, отправившихся морем в Генисарет. С усмешкой на лице он ухватился за поручень над головой и припал к приемнику, сжимая в руке чашку с бульоном.
– А лодка была уже на середине моря, и било ее волнами: ибо ветер был встречный.
Он представил, как они слушают это с Энни и как они вместе смеются.
– В четвертую же стражу ночи Иисус пришел к ним, ступая по морю.
– Фантастика! – восхитился Браун.
Сопровождаемый специальными звуковыми эффектами из приглушенного свиста и кошачьего урчания, так мало напоминающими шум настоящей стихии, всемогущий Иисус Христос шел у них по морю, являя миру одно из самых древних и странных чудес.
– Они были смущены, – провозгласила леди. Браун был так возбужден, что даже пролил бульон.
– Они закричали от страха, – продолжала она. Браун сделал движение ртом, изображая кричавших от страха учеников.
– Но, – продолжала леди, – тотчас заговорил с ними Иисус и сказал… – Здесь ее перебил актер с сочным и звучным североамериканским голосом – этакий пляжный калифорнийский Иисус.
– Мужайтесь! Это Я, не бойтесь.
Брауна страшно рассмешила эта ханжеская, неестественная манера говорить.
Простодушного в своем бесконечном изумлении Петра играл африканский актер – скорее всего, тот самый, который исполнял роль Исава, поскольку слова у него звучали так же заученно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65