Я помню несчастную улыбку на твоем лице.
Теперь он – капитан, хозяин своей судьбы, истинный бунтарь.
Браун все-таки умудрился порезаться морским ножом. Рану пришлось промывать в раковине на камбузе. Она была глубокой, и он возился с ней целый час. Позднее выяснилось, что он повредил сухожилие на указательном пальце левой руки и не может его согнуть.
Взяв следующую чистую записную книжку, он принялся писать дальше. Что еще должно содержаться в поучительном сочинении? С Invictus в качестве эпиграфа. Что-нибудь невероятное, для пылкого детского воображения. Вверх, вниз, прочь от отцовской ночи. Он должен признаться, что победить было бы совсем неплохо. Послужить себе и стране, совершить простой и скромный подвиг.
Он внимательно пригляделся к отмеченным местам своего воображаемого пребывания на маршруте. Как говорится, какой рассказ без прикрас. Моряки смеются над россказнями друг друга. Еще ни один из них не привез правду на берег. Это не принято.
Суровый и уравновешенный человек – не такой уж непохожий на Брауна, – выжимавший скорость, о которой свидетельствовали эти фиктивные отметки на карте, должен побывать в известных переделках. Но, самое главное, он должен испытать определенные эмоции и сделать соответствующие наблюдения. Бортовой журнал сурового и уравновешенного человека должен читаться, как десятки других, а его воспоминания должны укладываться в определенные рамки. А дальше дело за издателем, который может нанять целую кучу борзописцев, и они расцветят его повествование наилучшим образом.
Но если человек на самом деле не такой уж суровый и уравновешенный – просто он восстал против самого себя, и его отметки на карте – фикция, – то у него вообще-то не столь большой выбор. Браун развлекался, воображая себя на месте человека, который предпочел уклониться и пошел на то, чтобы фальсифицировать свое продвижение по всему маршруту. На месте не такого уж сурового и уравновешенного, который не мог обойти вокруг света, а говорил, что идет.
Необходимо будет кое-что подработать задним числом. Вместо определения местоположения на основе сравнения реальных и расчетных углов визирования, ему придется начать с местоположения и экстраполировать углы по «Морскому альманаху». Для этого потребуются кое-какие весьма замысловатые расчеты. Это будет увлекательная, но и требующая большой смекалки игра. Игра со временем и пространством. Для абсолютного небытия лучшей игры не придумаешь. Она потребует кое-каких сложных перевоплощений. И главное – перевоплощения в личность, которой он так и не стал за всю свою жизнь.
«Ко всему этому можно относиться философски, – решил Браун, – как к проблеме реальности и ее восприятия». Все будут вынуждены верить его информации и мириться с ней. В этом его спасение. Мысль о спасении заставила его вспомнить об острове с ледяными пиками, обнаруженном им. Если бы только ему удалось найти якорную стоянку, он мог бы отдохнуть там, в безопасной тайной бухте.
53
Стрикланд, Херси и Джин-Мэри остановились в гостинице, единственной, открытой в этом маленьком островном городке в межсезонье. Стрикланд не хотел бросать тень на репутацию Энн, которая с самого детства проводила на острове Стидман каждое лето. Херси захватил с собой киноаппаратуру, на случай если Стрикланду вздумается поснимать. Джин-Мэри приехала с Херси посмотреть незнакомое ей место и изображала из себя наивную девицу, что страшно раздражало Стрикланда.
Выяснилось, что они должны делить гостиницу с компанией строительных рабочих, которые пьянствовали, бранились и время от времени приставали к Джин-Мэри. Вскоре строители собрали вещички и отправились в свой родной Бриджпорт, громко жалуясь на судьбу, оставившую их без работы.
– Дегенераты, – бросила им вслед Джин-Мэри. – Скатертью дорога.
На третий день пошел дождь. С утра их компания играла в карты с молодыми студентами. Херси, как всегда, упражнялся в коверкании языка.
– Это есть девять пик, – провозглашал он, подражая цыганской речи, – это есть роковая карта! – Он повторял эту фразу к месту и не к месту. Не выдержав, Стрикланд бросил свои карты.
– Я отправляюсь по делу.
– Нам тоже идти? – спросил Херси.
– Я позвоню, если будет надо, – ответил Стрикланд. Джин-Мэри подошла к залитому дождем окну и посмотрела ему вслед.
– Интересно, он поколачивает ее? – задумчиво произнесла она.
Херси сражался за двоих.
– Поколачивает? Да он влюблен в нее по уши.
– Влюблен? Этот бесчувственный чурбан?
– Не поверишь, но он романтик, – сообщил Херси. Джин-Мэри отвернулась от окна.
– Нам заплатят за это, или как? – обратилась она к своему дружку. – Компания-то обанкротилась. Судостроительная компания.
– О нем позаботились, – успокоил ее Херси. – А он заплатит нам из своего кармана.
– Правда?
– Правда, но я бы стал работать на него и бесплатно, – сказал Херси, – работал бы столько, сколько смог.
Джин-Мэри уставилась на него:
– Вот это да!
Он взял свои карты, заглянул в них и взвыл:
– Опять девятка пин! Опять роковая карта!
Стрикланд застал Энн в гостиной, склонившейся над адмиралтейскими картами. Рядом с ее стулом стоял стакан белого вина.
– Ты рано начинаешь.
– Да, рано, – согласилась она.
Он подошел к ней, прикоснулся рукой к ее щеке и отвел назад волосы. Как он и просил, она подстригла их очень коротко. Одежда, в которой она встречала его, белье и ночные рубашки – все она подбирала по его вкусу. Энн наклонила голову и прижалась к его руке.
– Насколько я понимаю, он все еще не выходит на связь?
– Да. Я бы не прочь услышать его голос.
– Так или иначе, они скоро должны отремонтировать эту штуку.
– В Авери-Пойнт говорят, что вряд ли все передатчики будут работать.
– Тогда остается некая таинственность. О Господи, хоть бы он победил! – Стрикланд опустился в плетеное кресло-качалку и, качнувшись несколько раз, встал на ноги. – Чертова компания идет ко дну, а он идет вперед и побеждает.
Ее нетерпеливая улыбка заставила его насторожиться. На мгновение он со всей очевидностью почувствовал, что она ускользает от него. С другими женщинами он никогда не придавал этому большого значения. Обычно он отстраненно и со спокойствием философа наблюдал, как они излечиваются от него, но то было раньше.
– Нам надо снимать, – проговорил он, шагая по гостиной.
– О Боже! – воскликнула она, – меня бросает в дрожь от этого.
– И почему же?
– Ради Бога, чего ты хочешь? Крепкий домашний тыл? Верная жена в ожидании возвращения супруга? Ты что, смеешься? Я не очень разбираюсь в документалистике, но тут наверняка будет что-то не так с достоверностью.
– Хорошая точка зрения, – похвалил Стрикланд. – И, тем не менее, мне нужны еще кадры с этого острова.
Когда дождь прекратился, он вызвал Херси и Джин-Мэри. Они наметили, какими делами должна заняться Энн перед камерой: кое-что купить в бакалее, заглянуть в хозяйственный магазин.
Продавец в хозяйственном магазине, огромный толстяк лет сорока с инфантильным прыщавым лицом, носил клетчатую фланелевую рубаху нараспашку, демонстрируя всем свой огромный живот и майку. Он был не прочь пооткровенничать и поразглагольствовать перед камерой. Когда Энн сделала покупки и вышла, он выразил свое отношение к походу Брауна.
– Меня бы под пистолетом не заставили сесть в их маленькое суденышко.
– А почему? – спросил Стрикланд.
– Ну его к дьяволу, – хмыкнул тот, – это же опасно. А жить так сладко.
Образ толстого, мучнистого продавца, провозглашающего сладость жизни, не выходил у Стрикланда из головы. Со временем эта фраза станет расхожей у кинорежиссеров, и они будут бросать ее друг другу, как в цирке. «Эй, жить так сладко!»
Стрикланд снова и снова прокручивал эпизод, где продавец произносил ее. Херси с Джин-Мэри обменивались непонимающими взглядами у него за спиной. В Нью-Йорке, позже, он несколько раз показывал его Памеле. И каждый раз она то смеялась, то плакала.
Они закончили съемку, и Херси и Джин-Мэри, уложив аппаратуру, отправились погулять. Стрикланд и Энн вернулись в дом. Энн налила себе еще вина.
– Я, наверное, выглядела не совсем трезвой, – предположила она.
– Может быть. Посмотрим.
Этим вечером в постели она говорила об Оуэне.
– Он верит во все эти вещи, в которые люди привыкли верить. Еще задолго до тебя. Задолго до нас.
– В точное бомбометание, – подсказал он, обнимая ее. – Хирургическое искусство. Все эти старые добрые штучки.
«Выпали плохие карты, – думал он. – Роковые карты. Мне никогда не выиграть. Но эта сучка завладела моим мозгом, моей кровью».
– Мужество и доблесть, – сказала она. – Морское благородство.
Ими вдруг овладело жгучее желание. Позднее, надевая ему на шею амулет, она поцеловала его.
– Мой воробышек, – проговорила она заплетающимся языком и вновь заинтересовалась резным изображением на орнаменте. – Он такой маленький. Как можно было вырезать на нем такое изображение, не пользуясь увеличительным стеклом или чем-то вроде того?
– У них было много таинственного. – Черты пленника – микроскопические, но четко изображенные в талантливой и чуть иронической манере, свойственной искусству майя, выражали явную агонию.
– Я бы назвала его «Страдалец». – Энн взяла амулет в руку.
– Хорошее название, – заметил Стрикланд. – А как ты думаешь, кто он?
– Не знаю. Доносчик? Соглядатай? – Во взгляде у нее не было даже тени милосердия, когда она смотрела на крошечную фигурку. – Лжесвидетель?
– Нет, – возразил он. – Свидетельствующий правду.
54
В шестистах ярдах от южного берега таинственного острова эхолот Брауна неожиданно показал глубину сто двадцать футов. Все утро он осторожно продвигался к берегу, гадая, удастся ли ему найти стоянку, где можно было бы бросить якорь. Через несколько секунд прибор снова перестал регистрировать дно. Браун развернул нос против ветра, опустил грот и бросил якорь примерно в девяноста футах от берега. Якорь зарылся в грунт, и он начал медленно дрейфовать по ветру, воображая, что идет над пластом лавы, извергнутым некогда с острова, лежавшего перед ним.
В пасмурном небе показалось солнце, но не успел он достать секстант, как его вновь закрыли тучи. У южной оконечности острова морскую поверхность будоражила беспокойная рябь, поднимавшаяся как бы наперекор ветру. Разглядывая в то утро берег, он заметил необычный проблеск, показавшийся ему проходом в вулканической стене, и сразу начал продвигаться к берегу.
Браун был доволен стоянкой. Теперь он оценивающе вглядывался в далекий горизонт, хотя смотреть там особенно было не на что. В любой момент ветер мог перемениться и задуть в полную силу. И перед этим не будет ни предупреждающего бриза, ни падения давления.
Он достал из багажа свою надувную лодку «зодиак», накачал ее, прикрепил подвесной мотор и привязал лодку к кормовому трапу. В качестве экипировки для своей пробной вылазки он избрал маску ныряльщика, свайку и древний ручной лот с кожаными метками глубины, который был привезен кем-то из предков Энн с Ньюфаундленда.
Непривычно было, покинув яхту, видеть ее покачивающейся на ненадежной якорной стоянке. Ее скверно сработанный остов и потрепанная оснастка не вызывали в нем никакого сожаления. Он был рад, что покинул ее. Освободился.
Оуэн шел зигзагами, проверяя, нет ли рифов. То и дело его ручной эхолот уходил в воду и каждый раз оставался туго натянутым, не доставая дна. С острова налетали беспорядочные порывы ветра удивительной силы, разворачивавшие нос «зодиака» и обдававшие его ледяными брызгами. Наконец он вполне отчетливо разглядел проход в скале. За следующим поворотом на скалах распластались два морских льва. Они с удивлением смотрели на него. Словно миниатюрные дельфины, мимо прошмыгнули несколько пингвинов. Навстречу к нему летели хищные черные чайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Теперь он – капитан, хозяин своей судьбы, истинный бунтарь.
Браун все-таки умудрился порезаться морским ножом. Рану пришлось промывать в раковине на камбузе. Она была глубокой, и он возился с ней целый час. Позднее выяснилось, что он повредил сухожилие на указательном пальце левой руки и не может его согнуть.
Взяв следующую чистую записную книжку, он принялся писать дальше. Что еще должно содержаться в поучительном сочинении? С Invictus в качестве эпиграфа. Что-нибудь невероятное, для пылкого детского воображения. Вверх, вниз, прочь от отцовской ночи. Он должен признаться, что победить было бы совсем неплохо. Послужить себе и стране, совершить простой и скромный подвиг.
Он внимательно пригляделся к отмеченным местам своего воображаемого пребывания на маршруте. Как говорится, какой рассказ без прикрас. Моряки смеются над россказнями друг друга. Еще ни один из них не привез правду на берег. Это не принято.
Суровый и уравновешенный человек – не такой уж непохожий на Брауна, – выжимавший скорость, о которой свидетельствовали эти фиктивные отметки на карте, должен побывать в известных переделках. Но, самое главное, он должен испытать определенные эмоции и сделать соответствующие наблюдения. Бортовой журнал сурового и уравновешенного человека должен читаться, как десятки других, а его воспоминания должны укладываться в определенные рамки. А дальше дело за издателем, который может нанять целую кучу борзописцев, и они расцветят его повествование наилучшим образом.
Но если человек на самом деле не такой уж суровый и уравновешенный – просто он восстал против самого себя, и его отметки на карте – фикция, – то у него вообще-то не столь большой выбор. Браун развлекался, воображая себя на месте человека, который предпочел уклониться и пошел на то, чтобы фальсифицировать свое продвижение по всему маршруту. На месте не такого уж сурового и уравновешенного, который не мог обойти вокруг света, а говорил, что идет.
Необходимо будет кое-что подработать задним числом. Вместо определения местоположения на основе сравнения реальных и расчетных углов визирования, ему придется начать с местоположения и экстраполировать углы по «Морскому альманаху». Для этого потребуются кое-какие весьма замысловатые расчеты. Это будет увлекательная, но и требующая большой смекалки игра. Игра со временем и пространством. Для абсолютного небытия лучшей игры не придумаешь. Она потребует кое-каких сложных перевоплощений. И главное – перевоплощения в личность, которой он так и не стал за всю свою жизнь.
«Ко всему этому можно относиться философски, – решил Браун, – как к проблеме реальности и ее восприятия». Все будут вынуждены верить его информации и мириться с ней. В этом его спасение. Мысль о спасении заставила его вспомнить об острове с ледяными пиками, обнаруженном им. Если бы только ему удалось найти якорную стоянку, он мог бы отдохнуть там, в безопасной тайной бухте.
53
Стрикланд, Херси и Джин-Мэри остановились в гостинице, единственной, открытой в этом маленьком островном городке в межсезонье. Стрикланд не хотел бросать тень на репутацию Энн, которая с самого детства проводила на острове Стидман каждое лето. Херси захватил с собой киноаппаратуру, на случай если Стрикланду вздумается поснимать. Джин-Мэри приехала с Херси посмотреть незнакомое ей место и изображала из себя наивную девицу, что страшно раздражало Стрикланда.
Выяснилось, что они должны делить гостиницу с компанией строительных рабочих, которые пьянствовали, бранились и время от времени приставали к Джин-Мэри. Вскоре строители собрали вещички и отправились в свой родной Бриджпорт, громко жалуясь на судьбу, оставившую их без работы.
– Дегенераты, – бросила им вслед Джин-Мэри. – Скатертью дорога.
На третий день пошел дождь. С утра их компания играла в карты с молодыми студентами. Херси, как всегда, упражнялся в коверкании языка.
– Это есть девять пик, – провозглашал он, подражая цыганской речи, – это есть роковая карта! – Он повторял эту фразу к месту и не к месту. Не выдержав, Стрикланд бросил свои карты.
– Я отправляюсь по делу.
– Нам тоже идти? – спросил Херси.
– Я позвоню, если будет надо, – ответил Стрикланд. Джин-Мэри подошла к залитому дождем окну и посмотрела ему вслед.
– Интересно, он поколачивает ее? – задумчиво произнесла она.
Херси сражался за двоих.
– Поколачивает? Да он влюблен в нее по уши.
– Влюблен? Этот бесчувственный чурбан?
– Не поверишь, но он романтик, – сообщил Херси. Джин-Мэри отвернулась от окна.
– Нам заплатят за это, или как? – обратилась она к своему дружку. – Компания-то обанкротилась. Судостроительная компания.
– О нем позаботились, – успокоил ее Херси. – А он заплатит нам из своего кармана.
– Правда?
– Правда, но я бы стал работать на него и бесплатно, – сказал Херси, – работал бы столько, сколько смог.
Джин-Мэри уставилась на него:
– Вот это да!
Он взял свои карты, заглянул в них и взвыл:
– Опять девятка пин! Опять роковая карта!
Стрикланд застал Энн в гостиной, склонившейся над адмиралтейскими картами. Рядом с ее стулом стоял стакан белого вина.
– Ты рано начинаешь.
– Да, рано, – согласилась она.
Он подошел к ней, прикоснулся рукой к ее щеке и отвел назад волосы. Как он и просил, она подстригла их очень коротко. Одежда, в которой она встречала его, белье и ночные рубашки – все она подбирала по его вкусу. Энн наклонила голову и прижалась к его руке.
– Насколько я понимаю, он все еще не выходит на связь?
– Да. Я бы не прочь услышать его голос.
– Так или иначе, они скоро должны отремонтировать эту штуку.
– В Авери-Пойнт говорят, что вряд ли все передатчики будут работать.
– Тогда остается некая таинственность. О Господи, хоть бы он победил! – Стрикланд опустился в плетеное кресло-качалку и, качнувшись несколько раз, встал на ноги. – Чертова компания идет ко дну, а он идет вперед и побеждает.
Ее нетерпеливая улыбка заставила его насторожиться. На мгновение он со всей очевидностью почувствовал, что она ускользает от него. С другими женщинами он никогда не придавал этому большого значения. Обычно он отстраненно и со спокойствием философа наблюдал, как они излечиваются от него, но то было раньше.
– Нам надо снимать, – проговорил он, шагая по гостиной.
– О Боже! – воскликнула она, – меня бросает в дрожь от этого.
– И почему же?
– Ради Бога, чего ты хочешь? Крепкий домашний тыл? Верная жена в ожидании возвращения супруга? Ты что, смеешься? Я не очень разбираюсь в документалистике, но тут наверняка будет что-то не так с достоверностью.
– Хорошая точка зрения, – похвалил Стрикланд. – И, тем не менее, мне нужны еще кадры с этого острова.
Когда дождь прекратился, он вызвал Херси и Джин-Мэри. Они наметили, какими делами должна заняться Энн перед камерой: кое-что купить в бакалее, заглянуть в хозяйственный магазин.
Продавец в хозяйственном магазине, огромный толстяк лет сорока с инфантильным прыщавым лицом, носил клетчатую фланелевую рубаху нараспашку, демонстрируя всем свой огромный живот и майку. Он был не прочь пооткровенничать и поразглагольствовать перед камерой. Когда Энн сделала покупки и вышла, он выразил свое отношение к походу Брауна.
– Меня бы под пистолетом не заставили сесть в их маленькое суденышко.
– А почему? – спросил Стрикланд.
– Ну его к дьяволу, – хмыкнул тот, – это же опасно. А жить так сладко.
Образ толстого, мучнистого продавца, провозглашающего сладость жизни, не выходил у Стрикланда из головы. Со временем эта фраза станет расхожей у кинорежиссеров, и они будут бросать ее друг другу, как в цирке. «Эй, жить так сладко!»
Стрикланд снова и снова прокручивал эпизод, где продавец произносил ее. Херси с Джин-Мэри обменивались непонимающими взглядами у него за спиной. В Нью-Йорке, позже, он несколько раз показывал его Памеле. И каждый раз она то смеялась, то плакала.
Они закончили съемку, и Херси и Джин-Мэри, уложив аппаратуру, отправились погулять. Стрикланд и Энн вернулись в дом. Энн налила себе еще вина.
– Я, наверное, выглядела не совсем трезвой, – предположила она.
– Может быть. Посмотрим.
Этим вечером в постели она говорила об Оуэне.
– Он верит во все эти вещи, в которые люди привыкли верить. Еще задолго до тебя. Задолго до нас.
– В точное бомбометание, – подсказал он, обнимая ее. – Хирургическое искусство. Все эти старые добрые штучки.
«Выпали плохие карты, – думал он. – Роковые карты. Мне никогда не выиграть. Но эта сучка завладела моим мозгом, моей кровью».
– Мужество и доблесть, – сказала она. – Морское благородство.
Ими вдруг овладело жгучее желание. Позднее, надевая ему на шею амулет, она поцеловала его.
– Мой воробышек, – проговорила она заплетающимся языком и вновь заинтересовалась резным изображением на орнаменте. – Он такой маленький. Как можно было вырезать на нем такое изображение, не пользуясь увеличительным стеклом или чем-то вроде того?
– У них было много таинственного. – Черты пленника – микроскопические, но четко изображенные в талантливой и чуть иронической манере, свойственной искусству майя, выражали явную агонию.
– Я бы назвала его «Страдалец». – Энн взяла амулет в руку.
– Хорошее название, – заметил Стрикланд. – А как ты думаешь, кто он?
– Не знаю. Доносчик? Соглядатай? – Во взгляде у нее не было даже тени милосердия, когда она смотрела на крошечную фигурку. – Лжесвидетель?
– Нет, – возразил он. – Свидетельствующий правду.
54
В шестистах ярдах от южного берега таинственного острова эхолот Брауна неожиданно показал глубину сто двадцать футов. Все утро он осторожно продвигался к берегу, гадая, удастся ли ему найти стоянку, где можно было бы бросить якорь. Через несколько секунд прибор снова перестал регистрировать дно. Браун развернул нос против ветра, опустил грот и бросил якорь примерно в девяноста футах от берега. Якорь зарылся в грунт, и он начал медленно дрейфовать по ветру, воображая, что идет над пластом лавы, извергнутым некогда с острова, лежавшего перед ним.
В пасмурном небе показалось солнце, но не успел он достать секстант, как его вновь закрыли тучи. У южной оконечности острова морскую поверхность будоражила беспокойная рябь, поднимавшаяся как бы наперекор ветру. Разглядывая в то утро берег, он заметил необычный проблеск, показавшийся ему проходом в вулканической стене, и сразу начал продвигаться к берегу.
Браун был доволен стоянкой. Теперь он оценивающе вглядывался в далекий горизонт, хотя смотреть там особенно было не на что. В любой момент ветер мог перемениться и задуть в полную силу. И перед этим не будет ни предупреждающего бриза, ни падения давления.
Он достал из багажа свою надувную лодку «зодиак», накачал ее, прикрепил подвесной мотор и привязал лодку к кормовому трапу. В качестве экипировки для своей пробной вылазки он избрал маску ныряльщика, свайку и древний ручной лот с кожаными метками глубины, который был привезен кем-то из предков Энн с Ньюфаундленда.
Непривычно было, покинув яхту, видеть ее покачивающейся на ненадежной якорной стоянке. Ее скверно сработанный остов и потрепанная оснастка не вызывали в нем никакого сожаления. Он был рад, что покинул ее. Освободился.
Оуэн шел зигзагами, проверяя, нет ли рифов. То и дело его ручной эхолот уходил в воду и каждый раз оставался туго натянутым, не доставая дна. С острова налетали беспорядочные порывы ветра удивительной силы, разворачивавшие нос «зодиака» и обдававшие его ледяными брызгами. Наконец он вполне отчетливо разглядел проход в скале. За следующим поворотом на скалах распластались два морских льва. Они с удивлением смотрели на него. Словно миниатюрные дельфины, мимо прошмыгнули несколько пингвинов. Навстречу к нему летели хищные черные чайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65