– Пожалуйста, прости меня. Это было глубоко личное, самое сокровенное. Я и сама гнала прочь воспоминания, но они все равно жили. Они преследовали меня все эти годы. Бывали минуты, когда мне очень хотелось поделиться с кем-нибудь своим горем. А на днях, когда позвонил Найджел, я даже хотела признаться тебе во всем… – Она запнулась и вопросительно посмотрела на него. – В чем дело – ты мне не веришь?
Роб нежно поцеловал ее в лоб.
– Лео, дорогая, конечно, я верю тебе. Я сейчас просто думал о том, какая же ты необыкновенная. Столько лет несла свой крест… Мне жаль, что я не мог разделить с тобой эту тяжкую ношу. – Он погладил ее по волосам и увлек в гостиную. – А теперь сядь и успокойся. Давай выпьем. И ты расскажешь мне о поездке в Лос-Анджелес. Честно говоря, меня это интересует гораздо больше, чем твоя дочь. В конце концов, она осталась в прошлом.
Леони позволила усадить себя на диван. Роб сел рядом. Она повернулась к нему – взгляд ее широко открытых глаз был серьезным.
– Роб, мне кажется, ты не совсем понял, что я сказала. Она вовсе не в прошлом, ведь она только что была здесь.
Так, значит, он не ослышался. А так надеялся на это.
– Что ты имеешь в виду? – Он принял озадаченный вид. – Кто был здесь?
– Аманда. Та девушка. Моя дочь.
Боже праведный, и ни одной лазейки. Что, если девчонка проболталась?
– Она была здесь? – недоверчиво переспросил он.
– Это было ужасно, – содрогнувшись, сказала Леони, – она накинулась на меня… словно стервятник. – И опять разрыдалась.
– Зачем ты ее впустила? – Он должен был выяснить все, и немедленно. Иначе не выкрутиться.
– Я не впускала. Она сама вошла. Сказала, что воспользовалась твоими ключами.
– Моими ключами! Она, должно быть, выкрала их из моего кармана. Глупая, почему не обратилась ко мне? Если бы я узнал, кто она, я мог бы сам привезти ее к тебе. Почему она ничего не сказала?
– Как тебя понимать? Ты что, виделся с ней? – Леони была в полной растерянности.
– Да, на вечеринке, – непринужденно ответил Роб, стараясь придать своему голосу оттенок полного безразличия.
На какой вечеринке? – Леони все еще не понимала.
– У Энди. Он закатил вчера вечеринку. Хотел подбодрить нас после инцидента с Карло. Вот почему я так задержался, – мрачно усмехнулся Роб.
– Молодец Энди. Какая замечательная затея. – Леони искренне оценила старания Берены.
– Я знал, что ты останешься довольна. – Теперь, когда неожиданно всплыла тема инцидента с Карло, Роб решил воспользоваться благоприятным моментом. – Честно говоря, дорогая, это действительно был несчастный случай: солнце так слепило глаза, и кто-то отвлек меня, так что…
– Да, я знаю, любимый. – Леони словно прощала Робу его досадную оплошность. Затем, слегка сощурив глаза, она все-таки спросила: – Но что Аманда делала на этой вечеринке? Какого черта понадобилось там этой сучке? – Голос ее вновь возвысился.
– Дорогая, дорогая, не надо… – Роб обнял ее, пытаясь успокоить.
– Роб, это так ужасно. Я ненавижу ее, просто ненавижу. – Она вдруг задрожала.
– Ну, ангел мой, не надо, ты сегодня как в аду побывала. Давай я уложу тебя в постель. – Роб подхватил ее на руки и отнес в спальню. Бережно положив на кровать, он укрыл ее одеялом и сел рядом, нежно поглаживая по волосам.
Немного успокоившись, Леони все же не отступала.
– Роб, я хочу знать: как она попала на вечеринку?
– Конечно же, кто-то пригласил ее. Наверное, Джованни, болван, – процедил он сквозь зубы.
– Наверное, – согласилась Леони. Последовала пауза. – Роб? – внезапно спросила она. Он уже знал, что она скажет дальше. – Как у нее оказались твои ключи?
Роб глубоко вздохнул.
– Лео, ты же знаешь, какой я бываю на вечеринках. Я люблю повеселиться. Пиджак я снимаю сразу же, как только переступаю порог. Эта мерзавка – извини, я знаю, что она твоя дочь, но это не меняет моего отношения к ней, – так вот, эта Аманда, очевидно, знала, кто я, поскольку все время крутилась возле меня, пытаясь завязать знакомство. Увидев, что я не поддаюсь, она, должно быть, взбесилась и в отместку украла ключи. Это было нетрудно. К тому же, боюсь, я изрядно набрался в тот вечер. – Он вдруг замолчал. Леони явно не слушала его.
Пытаясь угадать по ее лицу, насколько убедительными показались его объяснения, Роб заметил, как у нее дрожат губы.
– Она сказала, что обратится в газеты, – прошептала Леони.
– Какого черта? – со злостью спросил он. – Что с ней случилось? – "О Боже, только бы она не проговорилась о том, что между нами произошло", – мелькнуло в голове.
– Это я во всем виновата, – жалобно произнесла Леони. – Я сказала ей, чтобы она убиралась. Роб, я не хочу иметь с ней никаких дел. Она мне отвратительна. Она моя дочь, но я видеть ее не могу. Ты, наверное, думаешь, что это противоестественно?
– Конечно же нет, дорогая. Не ты ее растила, и она не имеет к тебе никакого отношения. – Роб пытался приободрить Леони.
– Но ведь я принесла ее в этот мир.
– Скажи честно: если бы тебе пришлось выбирать среди сотен девчонок ее возраста – ты бы узнала ее?
– Наверное. У нее мой цвет волос и тот же овал лица.
– Хорошо, тогда давай по-другому: среди сотен рыжих головок с высокими скулами ты выбрала бы именно ее? Ведь ты судишь лишь по внешности, а не по тому что в тебе говорит материнский инстинкт.
– Да, ты прав, наверное, – неохотно согласилась Леони.
– То-то и оно, – резко сказал Роб. Он взял ее руку и поцеловал, вновь пытаясь отвлечь ее. – И хватит так нервничать. Не думаю, что она сунется в газеты. Так ты расскажешь мне про Лос-Анджелес? Как все прошло?
Леони вздохнула.
– Надеюсь, что ты окажешься прав. И действительно, хватит об этом. – Она впервые улыбнулась – робко, но это уже обнадеживало. – Лос-Анджелес все такой же: душный и вонючий, грязный и безвкусный, веселый и удивительный.
– А что Джуд и Марв? Они тоже были веселыми и удивительными?
– Пожалуй, даже слишком веселыми, – мрачно усмехнулась Леони, вспомнив беседу за завтраком, – но денег дали. Хотя и опутали меня рядом условий. Теперь для нас самое главное – переписать концовку… и найти того, кто бы мог это сделать. – Она вздохнула. Роб отвернулся, сконфуженный, и Леони приумолкла.
Что особенно раздражало Элизабет Брентфорд в работе мужа, так это то, что по воскресеньям в безупречно убранной гостиной их дома вырастала огромная кипа газет. К счастью, в течение недели Элизабет отдыхала от этого беспорядка, поскольку Симон читал газеты в офисе. Спустившись по лестнице в гостиную, Элизабет тяжело вздохнула, увидев привычную для воскресного утра картину: на изящном антикварном столике опять была свалена куча газет. Элизабет очень любила свой дом и гордилась им, а газеты, пестревшие цветными фото и броскими заголовками, нарушали симметрию со вкусом обставленной гостиной. Дом Брентфордов отличался особым уютом: обои были теплых тонов, мебель – классическая и удобная, антиквариат подобран с особой тщательностью. Элизабет была одета так же изысканно – в светлом шелковом пеньюаре, отделанном воздушным брюссельским кружевом.
В гостиной раздался звонок, и Элизабет поспешила к столику, где среди разбросанных газет стоял телефон. Беспорядок не радовал глаз, и она, слегка раздраженная, сняла трубку.
– Миссис Брентфорд?
– Да?
– Это Чарльз. Чарльз Пендльбери. – Сердце замерло. Какого черта вздумал он звонить ей домой в воскресенье? Элизабет вдруг показалось, что она слышит шаги Симона. Она бросила взгляд на старинные настенные часы. Восемь. Почти. Она постаралась сохранять невозмутимый тон.
– Боже, Чарльз, такой ранний для воскресенья звонок. – "Опять что-нибудь стряслось", – устало подумала она.
– Да, я понимаю. Прошу прощения за беспокойство… – Чарльз вдруг замолчал.
– Не стоит. Что случилось?
– Миссис Брентфорд… – И снова пауза. Что-то в его голосе насторожило Элизабет. Часы заиграли музыкальную преамбулу, готовясь пробить восемь раз. Элизабет зажала рукой ухо, чтобы не слышать шума.
– Чарльз, что случилось?
– Миссис Брентфорд, даже не знаю, как и сказать вам…
– В чем дело? – крикнула Элизабет в трубку. Раздался громкий бой часов.
– Вы видели сегодняшние газеты?.. – Голос Чарльза утонул в какофонии резких звуков. Часы были свадебным подарком матери Симона и, как и их дарительница, имели обыкновение заявлять о себе в самое неподходящее время.
– Подождите минутку! – прокричала Элизабет.
– Я слышу какой-то шум…
Часы наконец выдохлись и перешли на громкое неутомимое тиканье.
– Все, смолкли. Так в чем дело? – Элизабет старалась говорить уверенно.
– Вы видели газеты? – повторил свой вопрос Чарльз. Она взглянула на кипу, лежавшую перед ней. Толстые газеты были свалены сверху. Шли обычные заметки о состоянии экономики, мелькнула фотография супруги премьера, которая, нацепив защитную каску, осматривала заводские цеха. Пробежав глазами первые полосы, Элизабет не увидела ни объявления о войне, ни сообщений о террористических антах, не было и катастроф на бирже.
– Нет, я только что встала. А в чем дело?
– Боюсь, новости не из приятных. Советую вам заглянуть в "Глоуб". Вы ведь получаете его?
– Еще бы, – усмехнулась Элизабет. "Весь хлам собираем", – добавила она про себя, пытаясь выудить газету, которая лежала в самом низу. Вот, наконец, и она. "Скандал: Брошенное дитя любви Леони О'Брайен" – огромные буквы заняли почти всю первую полосу. С фотографии, сделанной в полный рост, улыбалась Леони в бикини, открывающем взору ее великолепную фигуру. У Элизабет перехватило дыхание, и она чуть не выронила телефонную трубку. Глаза ее отыскали набранные мелким шрифтом строчки, которые сообщали подробности.
"Сорокатрехлетняя Леони О'Брайен, знойная звезда нашумевшего сериала "Крылья любви", – моя мать", – призналась вчера рыдающая девочка".
Имени Симона Элизабет не нашла, но рассказ на этом не заканчивался. Она перевернула страницу, предчувствуя недоброе.
– Элизабет, с вами все в порядке? – донесся из трубки голос Чарльза. Элизабет с ужасом читала дальше:
"Девятнадцатилетняя Аманда, обливаясь слезами, рассказывала вчера о том, как бессердечная актриса Леони бросила ее крошечным беспомощным ребенком…
…Вчера вечером коварная Леони скрывалась в своей римской квартире, отказываясь от комментариев".
"Пока о Симоне ни слова", – подумала Элизабет.
"Пока потрясенная Менди отказывается назвать имя своего отца".
У Элизабет забилось сердце. "Пока", – намекала газета. Усилием воли Элизабет взяла себя в руки.
– Алло, Чарльз, вы еще здесь?
– Да. Элизабет, с вами все в порядке?
– Да. – Она попыталась придать голосу оттенок спокойствия. – Со мной все в порядке.
– Вы видели статью?
– Да.
– Мне страшно неловко, что я вас побеспокоил, Элизабет, но я подумал, что вам следует знать об этом.
– Да, вы поступили правильно.
– Элизабет, – Чарльз выдержал паузу, – я думаю, Симона она обязательно втянет в этот скандал, это вопрос времени.
– Я знаю. – Элизабет отчаянно пыталась собраться с мыслями. – Мне кажется, я слышу его шаги. – Ей нужен был тайм-аут, чтобы прийти в себя и трезво оценить ситуацию. – Я попрошу Симона перезвонить вам. До свидания, Чарльз. И спасибо. – Не дожидаясь ответа, она положила трубку.
Элизабет так и осталась стоять у телефона, не в силах двинуться с места. Итак, это произошло. Чарльз был прав – рано или поздно откроется все. Аманда явно держала в запасе свой главный козырь, намереваясь выложить его в удобный для нее момент. Маленькая сучка! В эту минуту Элизабет, казалось, отдала бы все, лишь бы оказаться сейчас супругой Чарльза Пендльбери и, уютно устроившись в его квартирке в Олбани, наслаждаться мирным воскресным завтраком.
Она схватила газету и направилась в столовую. Стол уже был накрыт к завтраку; в лучах раннего солнца, струившихся сквозь кристально чистые стекла окон, сверкало старинное серебро приборов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54