— Хорошо, пусть будет так,— согласился Риго.— Жинетт, скажите мне, господин Монгарнье поддерживал с кем-нибудь в этом районе дружеские отношения?
— В этом районе? Нет. Вы знаете, люди здесь ведут себя очень сдержанно. Единственные знакомые хозяина — это приятели его возраста, оставшиеся с тех времен, когда они еще вели дела. Их было всего четверо или пятеро, не больше.
— Следовательно, тут никто не мог знать, что в доме хранится солидная сумма денег? И вы ни с кем об этом не' говорили?
— Ни единого слова, клянусь! Даже Ежи. Не потому, что хотела от него что-то скрыть, просто не приходило мне в голову об этом рассказывать. Я была довольна, что господин Дезире мне об этом сказал. Это свидетельствовало о его доверии ко мне. Но, между нами говоря, меня не интересовали его деньги.
— А госпожа Констанция?
— Никогда. Даю голову на отсечение. Слова Жинетт Гобер звучали искренне.
— Вы никогда не видели этого Ибрагима Слимана?
— Никогда. Видела только фотографию в газетах. Его фамилия также мне ничего не говорит.
Жинетт абсолютно не волновалась. Риго отважился перейти к делу, которое его интересовало.
— Но... он признался мне, что не раз бывал на улице дес Розес.
— Да,— согласилась Жинетт,— это мне говорил и комиссар Перно, когда я ходила на набережную Орфевр давать показания. Но приходил он сюда вечером, после восьми. А ведь я уходила в половине шестого.
— А не случалось вам выходить позже? Может быть, вы задерживались?
— Никогда! — неожиданно выкрикнула Жинетт.— Ежи ни за что бы мне этого не позволил, разве что старый Дезире заболел бы, но, к счастью, этого не было.
— Значит, вы никогда не видели этого марокканца. А что он, по вашему мнению, мог здесь делать?
Жинетт разразилась свежим, абсолютно лишенным смущения, смехом.
— Очевидно, встречался с девушкой. Я так думаю. Вы же знаете, в каждом доме на улице дес Розес есть прислуга. Испанки, португалки, наверное, и бретонки. Вероятно, он приходил сюда, чтобы навестить одну из них. А когда он проходил мимо дома Дезире, то разные вещи могли приходить ему в голову. Не говоря уже о том, что его приятельница могла ему шепнуть, что в доме живут только двое стариков.
Гипотеза эта была так неотразимо логична, что Риго на минуту онемел.
— А вы... может быть, вы знаете кого-то из прислуги вилл? Жинетт отрицательно покачала головой.
— Нет. Я могла бы из них кого-то знать, если бы делала покупки, но этим всегда занималась госпожа Констанция. Раз в неделю господин Джеймс отвозил ее в магазин, и она заполняла весь холодильник. Таким образом, ей оставались только ежедневные покупки: хлеб, молоко.
— Понимаю,— сказал Риго.— Итак, все, что я смог узнать от вас, не продвигает меня ни на шаг вперед. Получается, что господин Монгарнье не виделся ни с кем в этом районе, никто не мог знать, что у него дома есть деньги, а все его родственники ограничиваются господином Джеймсом и его женой.
— Не совсем,— задумчиво протянула Жинетт.— Был еще господин Жилль.
— А кто это, Жилль? — спросил адвокат.
— Внук господина Монгарнье. Он почти никогда здесь не бывал. Я видела его только раз. Но то был монстр! Хиппи. Когда я его увидела в этих джинсах, в блузе, с длинными волосами...
— Вы говорите, внук? — допытывался Риго.— Но ведь он не может быть внуком его брата. Господин Джеймс — единственный ребенок и у него нет детей.
— Это внук его сестры. Господин Дезире сказал мне об этом, когда парень пришел впервые.
— Парень?
— Да. Ему года двадцать два-двадцать три.
— А когда это было?
— Минуточку... Весной прошлого года, в марте или в апреле. Он приходил выудить у деда деньги.
— И получил их?
— Да, не в первый и, наверное, не в последний раз.— Когда я сделала удивленное лицо, господин Дезире сообщил мне, что Жилль — внук его умершей сестры. «Это настоящий хулиган,— добавил он.— Но время от времени я вытаскиваю его из трудных положений. И поступаю так прежде всего потому, что это совсем не его вина». Я не гарантирую точность его слов, но смысл такой.
Услышав это, Риго вздрогнул, как будто его охватил озноб.
— Жилль? — переспросил он.— А как его фамилия? Жинетт пожала плечами, и халат распахнулся еще больше.
- Понятия не имею. Если он еще когда-нибудь появлялся на
улице дес Розес, то не в часы моей работы, а у меня никогда больше не было повода говорить о нем с господином Дезире.
— А госпожу Констанцию вы не расспрашивали о нем?
— Нет,— ответила она беспечно.— С этим внуком было точно, как с деньгами. Просто это меня не интересовало, а кроме того... наплевать мне на него...
Глава восьмая
Риго начал утро в среду, двадцать пятого января, в состоянии такого возбуждения, какое не переживал со дня прихода в канцелярию Симони. Почти всю вторую половину предыдущего дня секретарша, обслуживающая стажеров, просидела по его просьбе на телефоне. Она связалась с адвокатом из Лилля, который вел дела Симони. Результат превзошел все ожидания Риго. Теперь он имел уже несравненно более полную картину истории семьи Монгарнье, чем офицер уголовной полиции Перно.
Старый Дезире родился в 1893 году в Медоне. Через два года у него появился младший брат Себастьян, отец Джеймса. Получив наследство после смерти отца, братья стали руководить текстильной фабрикой. Впоследствии они объединились с группой англо-бельгийских промышленников. Была у них и старшая сестра, Леонтина, которая вышла замуж за некоего капитана Баландри и именно о нем должен был собрать как можно больше сведений адвокат в Лилле. Пока он узнал, что от этого брака появился Франсуа. Судьба его трагична. Когда ему было чуть больше сорока, он после смерти жены покончил с собой. Франсуа оставил после себя сына Жилля, которому теперь двадцать три года. Это и был тот самый внук Дезире Монгарнье, которого Жинетт Гобер назвала «хиппи». Жилль Баландри, конечно, не имел ничего общего с убийством. Тем не менее, сам факт его существования вносил совершенно новый и неизвестный элемент в следствие. Жилль неоднократно получал от деда деньги, а тот, по словам Гобер, хотя и называл его хулиганом, но питал к нему слабость. Судя по полученным сведениям, этот хулиган позволял деду отдохнуть от общества порядочных людей.
В голове Риго роились противоречивые мысли. Перед дверьми кабинета судебного следователя Робино, во Дворце правосудия он оказался на добрых полчаса раньше назначенного срока. Риго уже переживал допрос, тем более важный для него, что был первым в его карьере. Адвокат многое дал бы, чтобы иметь возможность перед этим посоветоваться с шефом, но Симони в это время вел защиту на громком процессе в провинции. Риго должен был сам начинать сражение.
За десять минут до времени, назначенного для допроса, в узкий коридор перед кабинетом ввели Ибрагима Слимана в сопровождении охранника, крепко державшего цепочку наручников. Марокканец бледно улыбнулся своему защитнику. Несмотря ни на что, внешне
он выглядел хорошо. Во время последнего визита в тюрьму Риго принес ему две новые рубашки и два галстука. Дешевый серый костюм Слимана был так старательно отутюжен, что адвокат невольно вспомнил другого марокканца, из поселения бедных в Нантерре, который на протяжении всего его визита непрерывно чистил свой пиджак.
Тюремный охранник был настоящим гигантом, видно, с удовольствием пользующимся хорошей кухней и не часто занимающимся гимнастикой. С непроницаемым лицом, ни на шаг не отступая от арестанта, он смотрел через плечо адвоката.
— Слиман,— сказал Риго,— хорошенько меня выслушайте. Через минуту вы будете перед следователем Робино, который проведет допрос. Вы должны сказать ему, зачем приходили на улицу дес Розес.
— Но господин адвокат,— сказал марокканец со спокойной настойчивостью,— я уже говорил вам, что это невозможно.
— До сих пор это было невозможно,— настаивал Риго дрожащим голосом.— Но теперь кое-что произошло.
Слиман удивленно взглянул на него. И тогда адвокат добавил:
— Нашелся человек, у которого мог быть мотив для преступления. Это внук жертвы. К сожалению, я пока не могу этот факт использовать, так как узнал об этом только вчера вечером. Однако вы должны мне верить.
В глазах араба появился блеск.
— Я был в Медоне, Слиман,— продолжал Риго.— Мне кажется, я уже знаю, что вы там делали. Вы встречались с женщиной, верно? Поверьте мне, Слиман, такое объяснение было бы наилучшим. После сегодняшнего допроса еще будет время, я продолжу ведение собственного следствия. Но сегодня заклинаю вас не упорствовать...
Он не успел закончить фразу, так как открылись двери в кабинет судебного следователя. Охранник грубо дернул арестанта, и они вошли в комнату.
Следователь Робино пользовался хорошей репутацией благодаря высокой квалификации и беспощадной суровости. Это был высокий худой мужчина, в возрасте около сорока пяти лет, с блестящей лысиной, окруженной венчиком черных волос. Загнутый нос легко выдерживал тяжесть толстых очков в эбонитовой оправе. Одет он был скромно: темный костюм и жесткий воротничок. Робино был главой многочисленного семейства, которое, говорят, не знало, что такое улыбка отца.
Когда они входили в суровый кабинет с типичной канцелярской мебелью, судья стоял за своим столом.
— Адвокат Риго? — уточнил он.— Мы с вами вместе, кажется, еще не вели ни одного дела?
— Совершенно верно, господин судья,— ответил молодой адвокат.— Я работаю в канцелярии председателя адвокатской коллегии Симони и назначен защищать Ибрагима Слимана.
Последняя фраза вызвала явное одобрение высокого чиновника. Он перевел взгляд на арестанта.
— Вы сегодня выглядите получше, чем в тот день, когда вас арестовали,— сказал он сухо.— Охранник, снимите с него наручники и оставайтесь здесь.
Риго воздержался от комментариев. Он видел Слимана в тюрьме после памятных побоев и представлял себе, в каком тот был состоянии, когда его арестовали, а затем в течение первых трех дней жестоких допросов он не мог ни умыться, ни побриться. Адвокат занял место в одном из кресел и положил на колени портфель. Слиман присел на краешек стула. Охранник облокотился плечом о дверь — с бандитами шутки плохи.
Судья Робино предпочитал непосредственно к обвиняемому не обращаться.
— Дорогой адвокат,— сказал он Риго,— поскольку вы назначены защитником в этом безнадежном деле, то, наверное, не имели еще времени познакомиться с документами. Однако вы не могли не видеть что все обстоятельства против вашего клиента. Он находился рядом с виллой, когда было совершено это двойное убийство. Мотив — кража денег, которые держал дома господин... — Робино посмотрел в дело,— ...господин Монгарнье. Наконец полиция представила неопровержимое доказательство — тряпку, запятнанную кровью одной из жертв. Вопреки этим очевидным фактам Слиман упорно все отрицает. Я думаю, вам удастся его убедить, что в его интересах признать вину, сказать всю правду. Затем он должен попробовать объяснить свои ужасные действия.
Судья Робино казался очень довольным своим знанием дела. Хотя Риго не имел большого опыта, но прекрасно понимал, что судья имеет в виду. У следствия были против Слимана неопровержимые аргументы и, что еще важнее, суд имел дело с адвокатом-новичком, мало заинтересованным в защите преступника. Следствие можно будет закрыть сразу же и назначить дело на ближайшую сессию суда. Но Риго не был склонен сдаваться без боя.
— Господин судья,— сказал он голосом, полным преувеличенного уважения,— хотя я и назначен защищать Ибрагима Слимана, это не помешало мне внимательно изучить дело и провести несколько бесед с моим клиентом. Сразу хочу заметить, что советы — плоды вашего опыта, я принимаю с огромной благодарностью. Но и вы позвольте мне самому решать то, что я должен посоветовать своему клиенту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20