— Конечно, господин адвокат...
— Отлично,— сказал Риго, кладя руку на раскрытую папку,— что вы умеете читать. Здесь все описано: четвертого января вечером, когда были убиты господин Монгарнье и его экономка, вас видели на улице Коммандан-Брюн в Медоне, в нескольких шагах от улицы дес Розес, вы звонили по телефону из кафе. Хозяйка, имевшая возможность хорошо к вам присмотреться, описала полиции черты вашего лица и ваш автомобиль, благодаря чему вас так быстро разыскали. В багажнике автомобиля нашли тряпку в пятнах, и экспертиза доказала, что это кровь господина Монгарнье. Вы не будете возражать, что это доказательство? Если вы не имеете ничего общего с этим преступлением, я хотел бы знать, как тряпка попала в вашу машину?
Адвокат заметил, что кулаки марокканца стиснулись, и испугался, не начинается ли у того приступ бешенства. Однако через минуту Слиман успокоился. Риго понял, что узник еще в камере все обдумал, принял какое-то решение и прилагает отчаянные усилия, чтобы его не охватила ярость. Интеллектуальный уровень Слимана оказался значительно выше, чем можно было ожидать от рабочего из Северной Африки.
Но несмотря на самообладание, он не смог скрыть волнения.
— Господин адвокат, теперь прошу вас, в свою очередь, выслушать меня. Никто этому не верит — ни полиция, ни следователь, ни тюремные охранники, ни мои товарищи по камере. Они избили меня потому, что считают законченным подлецом, убийцей двух стариков. Если и вы мне не поверите, то чего же мне ждать? Если вы даже спасете меня от гильотины, неужели я должен всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме? Судите сами. Четвертое января — это среда. Действительно, в тот вечер я был в кафе в Медоне. Меня подвела покрышка. Я купил машину уже старой, по случаю. Замена колеса заняла много времени, и поскольку я запаздывал, то зашел в кафе и попросил пива и жетон для телефона.
— У вас было испуганное лицо и слышали, как вы сказали: «Мне ужасно не повезло...»
— Я был не испуган, а очень озабочен. Мне нужно было выходить в ночную смену и начать работу уже в девять вечера. Я позвонил, чтобы предупредить о своем опоздании.
— И вы еще сказали, что хотите помыть руки?
— Конечно!.. Я только что менял колесо и руки у меня были грязные.
— К несчастью, за несколько минут до этого примерно в пятидесяти метрах от кафе были убиты двое, а через два дня нашли вас и вашу машину, в багажнике которой валялась тряпка с пятнами крови. Какой же вывод могла из этого всего сделать полиция?
— Я не обвиняю полицию,— устало сказал марокканец.— На их месте я сделал бы, наверное, то же самое. Не знаю... не имею понятия, что случилось. Меня забрали сначала в комиссариат в Медоне, а потом пришли в мою квартиру и сделали обыск. Перевернули все вверх дном. Затем меня перевезли на набережную Орфевр, целый день допрашивали, осыпали оскорблениями, били. Мне показали тряпку, которую я никогда не видел. Явилась хозяйка кафе, чтобы меня опознать. Они все время старались заставить признаться в том, что я убил этих бедолаг. В понедельник я предстал перед следственным судьей, который обвинил меня в двойном убийстве, в краже со взломом и еще бог весть в чем. Но я заявляю вам, что я невиновен...
Эрве был захвачен врасплох этим заявлением. Он ожидал, что перед ним появится Джек Потрошитель, а приходилось иметь дело с искусным актером. Последняя фраза Слимана звучала почти патетически. Адвокат пожал плечами.
— Я очень хотел бы вам верить,— буркнул он.— Тогда моя задача была бы облегчена. Но обращаю ваше внимание на то, что если вы будете настаивать на своей невиновности, вероятнее всего, вас ждет смертная казнь.
Он наклонился через столик.
— Слиман, поймите меня. Если бы только кафе, можно было бы оспаривать свидетельство хозяйки, выдвинуть против нее обвинение в расизме. Но тряпка, Слиман, окровавленная тряпка! Предложите же мне какое-нибудь имеющее смысл объяснение.
Марокканец съежился на стуле.
— У меня была надежда...— начал он.
— На что вы надеялись? — настаивал Риго, начиная терять терпение.
— Ведь вы читали мое дело, я надеялся, вы знаете, как все случилось... Это значит... как дошло до моего ареста. Я постараюсь вам все объяснить.
— Ну, если так, я могу вам рассказать. В полицейских рапортах все написано черным по белому. Говорят, во Франции сильны расовые предрассудки, но, уверяю вас, они здесь ни при чем. Дело ясное, как стеклышко. Мне не нужно даже разговаривать с людьми, проводившими следствие, я сам могу на основании этих документов представить тот день — четверг, пятого января. Здесь все есть: рапорты, протоколы, показания свидетелей — все, благодаря чему удалось добраться до вас.

Глава вторая
Эта часть городка Медон знала когда-то лучшие времена. Перед войной здесь строили виллы богатые буржуа. В те времена многие, кто не имел возможности это сделать, испытывали легкую зависть, когда поезд, идущий в Версаль, останавливался в Медоне, Вал-Флери... Послевоенные годы нанесли тяжелый удар поэзии предместья. Красивые виллы начали уступать место большим жилым блокам или их роскошным вариантам — резиденциям. Бывшие огороды и сады заменили автомобильными стоянками. Но несколько улиц героически сопротивлялись этому. Одной из них была улица дес Розес. Здесь, за решеткой из кованого железа, виднелись каменные дома немодного уже стиля двадцатых годов. Даже двойной ряд лип по обеим сторонам мостовой еще держался, хотя и здесь между их стволами уже стояли автомобили. Улица дес Розес явно помрачнела, когда машина уголовной полиции остановилась перед домом номер шесть. Четверг, пятого января, клонился к сумеркам. Было не очень холодно, но сырость пронизывала до мозга костей. Еще худшей ожидалась погода к вечеру. Прогноз предвещал приток воздуха из Сибири.
Инспектор Перно, не обращая внимания на полицейского у входа, несколькими широкими шагами достиг подъезда. Туда же вслед за ним вбежали два офицера — Кампион и Вайянт.
Роскошный, выложенный мрамором холл как бы подчеркивал великолепие резиденции. Два огромных венецианских зеркала придавали ему монументальный вид. Лестницы изысканных очертаний, подчеркнутых массивной баллюстрадой из кованого железа, брали здесь свое начало, возносясь к верхним этажам. В кресле возле окна сидел человек. При виде полицейских он встал и представился:
— Фромаже, из комиссариата Медона. Я помогал комиссару в предварительной процедуре. После вызова бригады он поручил мне остаться здесь.
Перно небрежно кивнул. Это был мужчина лет сорока, он уже вжился в роль комиссара, которым надеялся вскоре стать.
— Отлично, Фромаже,— сказал он.— Прошу показать нам дорогу.
— Это наверху,— ответил инспектор и двинулся по лестнице.
Когда они открыли дверь, Перно не сумел удержаться от возгласа. Он оказался в огромном зале, вероятно, служившим хозяину кабинетом, библиотекой и салоном одновременно. Здесь стояли два огромных, во всю стену, полные книг стеллажа. Справа от камина, на низеньком столике перед удобным кожаным креслом располагался телевизор. Мягко подсвеченные ниши были украшены статуэтками из мейссенского фарфора. На стенах висело около дюжины полотен. Перно ощутил себя в музее. По пути сюда он успел заметить картины в холле, на лестничной клетке, в галерее второго этажа. Но момент был не подходящий для художественных изысканий. В кресле за бюро, занимавшем целый угол зала, сидел мертвец. Это был очень старый человек, о чем свидетельствовала белизна редких волос и покрытые коричневыми старческими пятнами руки. Вид его был страшен: седые волосы слиплись от крови, которая обрызгала также бюро и ближайшую мебель. Череп у него был раскроен пополам, капли мозга покрывали даже его бархатную
куртку.В комнате было два окна, выходящие, вероятно, в сад и сейчас закрытые двойными шторами. Такую картину застали полицейские, явившиеся сюда два часа назад. Электрическое освещение, странное в разгаре дня, когда яркий дневной свет врывался через двери, ведущие на галерею и на лестницы, придавал всему жуткий, фантастический характер, как в новеллах Эдгара По.
Вокруг трупа царил беспорядок: ящики бюро вынуты, находившиеся в них бумаги разбросаны, а некоторые еще и залиты кровью, секретер разбит, а его содержимое, как вывернутые внутренности, рассыпано на плюшевом диване и на полу.
Перно стоял, широко расставив ноги, в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, расстегнутом плаще, с руками в карманах пиджака и медленно окидывал взглядом сцену драмы, стараясь запомнить каждую подробность. Его люди тоже замерли в молчании. — Второй труп там,— сказал инспектор Фромаже. Перно, будто пробудившись от размышлений, двинулся за полицейским. Они миновали коридорчик, устланный, как и весь дом, плюшевой дорожкой, и вошли в маленькое, но со вкусом обставленное помещение. Здесь не было картин, но на комоде вблизи кровати стояли две фотографии. На первой запечатлен мужчина лет сорока, на второй — молодая пара, стоящая перед автомобилем. В одном из углов комнаты оборудована маленькая кухонька с газовой плитой. На полке стояли чайник, два маленьких кофейника и несколько фарфоровых коробок для зелени. Поперек кровати лежал труп старушки в черной одежде. У нее также была разбита голова и размозжено лицо. Казалось, в погасших глазах еще не остыл смертельный ужас, как будто она видела приближающуюся смерть. Очевидно, женщина убегала от преследовавшего ее убийцы. Здесь,
как и в салоне, все было залито кровью, даже на фотографии молодой пары были пятна. Внезапно рядом с полицейскими появился маленький, кругленький человечек, озабоченно пристегивающий запонки к манжетам рубашки.
— Доктор Куртуа. Комиссар вызвал его для первоначального осмотра тела,— объяснил испектор Формаже.
Врач поздоровался, закончил одеваться и стал старательно протирать кусочком замши очки.
— Вам вряд ли нужны длинные пояснения,— обратился он к Перно.— Эти почтенные люди были убиты тупым орудием, как это говорится на следственном жаргоне. Разумеется, судебный врач произведет вскрытие, но, по моему мнению, это вам мало что даст.
— Что вы имеете в виду, доктор, говоря о «тупом орудии»? — спросил полицейский.
Врач пожал плечами.
— Трудно сказать. Может быть, молоток, разводной ключ, домкрат от машины...
— Бутылка?
— Вряд ли. Раны имеют острые края. Во всяком случае, этот тип не церемонился! Я не судебный эксперт. Может быть, поэтому за время своей врачебной деятельности не видел такой резни. К счастью, конечно...
— А в котором часу совершено преступление?
— Мой коллега судмедэксперт позже установит это точнее, но по моей оценке, смерть наступила примерно пятнадцать часов назад.
Перно глянул на часы.
— Иначе говоря, вчера вечером, около двадцати одного часа,— заметил он.
— Скажем, между двадцатью и двадцатью двумя, это будет реальнее.— Врач стал собирать саквояж с инструментами. Казалось, он хочет уйти как можно скорее.— Это все, чем я могу быть вам полезен?
— Да, благодарю вас, доктор. Но минутку! Знали ли вы этих людей? Принадлежали они к числу ваших пациентов?
— Нет,— врач покачал головой.— Я был здесь только один раз. Лечил их мой коллега, доктор Винклер, я же замещал его, когда он был в отпуске. Я и сейчас не должен был приезжать, но Винклер уехал кататься на лыжах, а я не хотел отказывать комиссару.
— Понимаю... До свидания, доктор.
Доктор Куртуа поспешно вышел. Он уже запаздывал со своим ежедневным обходом.Сотрудников экспертной бригады трудно удивить, но фотограф остановился у порога пораженный.
— Вот это да! Настоящая бойня!
— К услугам уважаемого господина продолжение в соседней комнате,— сухо ответил полицейский,— Вайянт, Кампион, прошу проводить господ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20