Мои далеко не полные сведения об этом деле не оставляли никаких сомнений в этом. Араб, тряпка, пропитанная кровью его жертв... Да и выглядели вы не очень симпатично — с подбитым глазом, распухшими губами и сломанным носом. У вас было, прошу прощения, лицо профессионального убийцы. А у меня — столько же шансов вытащить вас из-под гильотины, как и получить самый большой выигрыш в государственной лотерее.
Растроганная Полина Мерсье похлопала Ибрагима по руке. Риго закурил новую сигарету.
— Но был один факт. Каким бы вы ни были, но вы стали моим первым клиентом. До того времени я занимался только мало интересными делами, и хотя я стал адвокатом по назначению, но решил выполнить свою работу как можно лучше. Я почти полюбил вас. Мне нравилась история вашей жизни. Те планы устройства мастерской в Сук эль Арба... Я был ими захвачен. Кроме того, в вашем деле были противоречия. Однако, когда я обращал внимание других на эти противоречия, все, начиная с судебного следователя, говорили: «Эти люди думают не так, как мы!..» Меня приперли к стенке. Я не мог вести защиту на смягчающих обстоятельствах, я должен был доказать вашу невиновность. Мне очень помогла Жинетт Гобер. Это она навела меня на след Полины, которая могла обеспечить вам алиби. К несчастью, Полина была простой прислугой. Для судьи Робино ее свидетельство не имело значения. В то же время я обнаружил, что, рассказывая о своей семье, Джеймс Монгарнье не упоминал о существовании тетки, а также Жилля, внука этой женщины.
— Он мало гордился мной, подлец! — пробормотал Жилль.
— Не в этом дело,— возразил Риго.— А вообще, Жилль, скажу вам то же, что Ибрагиму. Когда маленькая Винни и ее друзья так трусливо отступились от вас, я подумал, что вы настоящий убийца. Признайтесь, мой дорогой хиппи, все говорило об этом.
— Однако вы согласились взяться за мою защиту,— улыбнулся
молодой человек.
— Да, так как отдавал себе отчет в том, что, имея доступ к фактам, связанным со следствием против вас, я сумею оправдать Ибрагима, не принеся вреда вам. Все равно вы виноваты.
— Все было не совсем так, но...— Баландри махнул рукой.
— В действительности,— продолжал Риго очень серьезным тоном,— Джеймс страшно забеспокоился, узнав, что вы замешаны в этом деле. Существовал риск, что его идеальное преступление может быть раскрыто. Видя мою активность в защите Ибрагима, он подумал, что, доверяя мне и вашу защиту, он меня обезвредит. Я должен был погубить клиента, которого защищал по назначению, в пользу того, который платит.
— Это еще более запутывало дело,— заметил Слиман.
— Эти люди думают не так, как мы,— ответил иронически Риго.— Изощренный ум Джеймса приписывал мне такой же ход рассуждений, как у него. Но, рассуждая по-своему, я вскоре заметил, что Жилль так же невиновен, как и вы. Тогда...
— Появилась мысль, что должен быть кто-то третий,— догадалась Полина.
— Конечно. Но кто? Я отправился на поиски предполагаемого убийцы. Нужно было еще расспросить Джеймса и Жинетт Гобер. Я поехал в Кошерель, но супруги Монгарнье уехали кататься
на лыжах.
И Риго рассказал трем своим слушателям о своем визите к супругам Трабу.
— Адвокат Симони,— продолжал он,— обещал предоставить в мое распоряжение служебную документацию. Благодаря этому я получил данные, которые бросали совершенно новый свет на положение Джеймса. Прежде всего, капитал его отца, Себастьяна Монгарнье, был гораздо меньше, чем у Дезире, Джеймс очень быстро
растратил его.
— Но ведь он женился на очень богатой шведке,— возразил Жилль Баландри.
— Это родители шведки были богаты,— сказал Риго.— И там четыре сына. Старый Бйорнсен уже сыт по уши выходками своей дочери, поэтому он вручил ей сразу после замужества приданое и лишил наследства. Короче говоря, Джеймс и она были на пороге полного разорения. И тут я все понял. Кошмарность этого преступления была ни чем иным, как камуфляжем. В действительности Джеймс — единственный наследник своего дяди — не хотел больше ждать наследства. Старик был убит не из-за сравнительно небольшой
суммы, которую держал дома, а ради всего имущества. Он был убит наследником.
Жилль, Баландри, Полина Мерсье и Ибрагим Слиман с величайшим напряжением слушали своего собеседника. К этому времени в ресторане они остались почти одни.
Риго продолжал рассказ.
— К сожалению, это была только гипотеза, поскольку в момент совершения преступления в Медоне Джеймс Монгарнье находился в Кошереле. Не могу сказать, в какой момент передо мной как бы разорвалась завеса. В одно мгновение я понял, как все произошло. На следующее утро мне не оставалось уже ничего иного, как самому проверить и по мере возможности найти доказательства. Я был уверен, что Джеймс готовил преступление вместе с Ингеборг. План отвечал увлечениям и характеру этой пары. Мой шеф, Симони, был прав, говоря, что убийца более изощрен, чем я допускаю. Они продумали все детали и дату преступления — среда, четвертого января.
— Почему именно в этот день? — спросил Баландри.
— Это обязательно должна была быть среда, поскольку именно в этот день Ибрагим всегда провожал Полину.
— А почему он прицепился именно ко мне? — удивился марокканец.— Ведь я этому типу ничего не сделал.
— Этот вопрос я себе задавал, а ответ на него мне дала Жинетт Гобер. Джеймс Монгарнье посещал дядю по меньшей мере раз в неделю. Он возил старую Констанцию делать покупки, а уезжал вечером, иногда после ужина, и заметил Ибрагима с Полиной.
Установив дату, супруги перешли к реализации плана. Под предлогом какой-то важной работы Джеймс провел новогодний праздник в Кошереле и остался там на несколько дней. Он работал в своем кабинете в понедельник, второго января, и во вторник, третьего. В среду, четвертого января, он отправился с Ингеборг в Руан, как они часто это делали. Джеймс вел «Мерседес», а Ингеборг — «Остин». Она должна была оставить его у своего мастера в Лувьере на обслуживание. В действительности они оставили «Остин» в лесу на левом берегу реки. В Кошерель они вернулись вместе. В это время Мария-Луиза, старая уборщица, лечила заболевшего мужа. В дом хозяев она, по ее словам, отправилась около половины шестого и слышала, как Джеймс работает на машинке в своем кабинете. В действительности работал магнитофон. Сам он вышел, сел в лодку, переплыл реку, на другом берегу сел в «Остин» и отправился в Медон. Джеймс не приступил к действиям сразу. Он ждал вас, Ибрагим. Он должен был быть уверен, что вы явитесь в этот вечер. Когда вы приехали, Джеймс без тени жалости убил сначала дядю, потом старую экономку, устроил в доме хаос, вышел, оставив двери открытыми, чтобы подумали, будто убийца убежал. В багажник вашей машины он подбросил тряпку, которую перед этим старательно окунул в кровь дяди. Пробить колесо было легко.
— А зачем он это сделал? — спросила Полина.
— Ему было нужно как можно дольше задержать Ибрагима, чтобы кто-нибудь заметил его присутствие на улице дес Розес. И ему повезло: вы сами показались у госпожи Миньон.
— Это было для него рискованно,— заметил марокканец.— Допустим я не пошел бы в бистро...
— И так было легко обратить на вас внимание. Например, с помощью анонимки, раскрывающей вашу связь с Полиной. Но, повторяю, ему, как нельзя более. кстати был ваш визит в «Брюнетку». А дальше — расовые предрассудки, враждебное отношение
к иностранцам.
— Ясно,— сказал Слиман.— «Козел отпущения».
— Увы, это так, мой бедный друг! Именно на это и рассчитывал Джеймс Монгарнье. Примерно в то же время Ингеборг играла роль великодушной хозяйки: «Хозяин еще не закончил, Мария-Луиза. Я сама подам ужин». «Спокойной ночи, моя дорогая Мария-Луиза».
— Когда вы угадали правду? — спросил Жилль.
— После того, как по приезде из Кошереля ознакомился с запиской, оставленной мне в конторе Симони. Я посмотрел еще раз заметки, которые делал, готовясь к защите Ибрагима, и мои сомнения превратились в уверенность. Я нашел то, что искал. Джеймс описал преступление так, как его должен был совершить Ибрагим, и сказал: «Убийца просто убежал, захлопывая за собой двери». Таким образом, он рассказал о том, что сделал сам, потому как не знал, что Жинетт Гобер нашла двери, запертыми на ключ.
Жилль Баландри тихо присвистнул.
— Ну, дорогой Риго, я склоняю голову! Без сомнения вы — великолепный адвокат, но прежде всего вы — великий детектив.
— А я уверен, что своей жизнью обязан вам,— добавил Слиман.— И все-таки вы не объяснили, что увидели, когда «перед вами разорвалась завеса»?
Риго очередной раз прикурил сигарету.
— Я думал, задаст ли кто-нибудь из вас этот вопрос? Как разорвалась завеса? Это была деталь, о которой Джеймс не подумал. Когда я вспоминал свой визит в Кошерель... Берег реки, небольшая куча камней на пристани возле лодки... Я понял, что лодка вместо того, чтобы стоять перед домом, находилась на другом берегу. И это в январе, когда не манит заниматься греблей. Если же она находилась на левом берегу, то это значило, что Ингеборг ездила пятого января в Лувьер за своим «Остином». Это подорвало алиби Джеймса. Наконец, я прослушал магнитофонную ленту. Я был почти уверен, что Джеймс ее уже уничтожил. Но мне повезло — она осталась цела, на ней до и после музыки, вещь довольно странная для диктофона, остался стук пишущей машинки. Самым трудным было убедить судью Робино, но удалось и это.
Кельнер нес в блестящем серебряном ведерке бутылку шампанского, обязательную для завершения такого вечера.
— Ну что, Ибрагим,— обратился к марокканцу Риго,— вы возвращаетесь к Бресанду?
— Еще бы, господин адвокат! Но только на несколько недель. Мне не хватало на мастерскую и бензоколонку в Сук эль Арба только двух миллионов старых франков. Господин Баландри обещал занять мне эту сумму.
— Даю слово,— сказал молодой человек.— Теперь наследник я. Нужно, конечно, подождать завершения формальностей, но пока нотариус открыл мне широкий кредит. Вот я и думаю, что, учитывая вред, который причинили Ибрагиму мои родственники, я обязан прийти к нему на помощь, правда?
— А каковы ваши планы, Жилль? Конец длинным волосам и американкам?
— Дорогой господин Риго,— пожурил адвоката Жилль, поднимая бокал, полный пенящегося шампанского.— Немного больше уважения, черт побери! Вы разговариваете не с хиппи, а с обывателем.












1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20