- Но не она идиотка и тупая дура, а я. Я! Я!
- Без эмоций, - предостерег Сырцов.
- В общем, во всем виновата я. Во всем, Жора.
- Ты не переживай, ты рассказывай.
- А что еще рассказывать?
- Как она ушла, что делала ты. Какое впечатление это произвело на Даниила.
- Как она ушла? - Нет, не могла она рассказывать сидя. Вернулась к подоконнику. - Как уходят после безобразных скандалов. Схватила свое пальтишко и - за дверь. Я на площадку выскочила, кричала, звала. Но тут уже кричи - не докричишься.
- Ушла и все? И больше ты ее не видела?
- Видела. Через два дня она забежала на минутку, вещи свои забрать. Исплаканная, нервная. Я у нее прощения просила. А она - у меня. Обнялись, ревели долго. Я умоляла ее остаться, но она ни в какую. И ушла. Навсегда.
- Что она сказала тебе на прощание? Не помнишь?
- Почему не помню, очень хорошо помню. Уже в дверях схватила мою руку, поцеловала и сказала: "Прости меня за все. За прошлое, настоящее и будущее".
- В тот раз ты и подарила ей красное пальто?
- Да. Еле уговорила взять. Оно сидело на ней лучше, чем на мне, и очень ей шло.
- А что же Даниил?
- Что Даниил, что Даниил? Огорчился страшно. Сначала вместе со мной ждал ее звонка - она обещала звонить иногда, но не дождался. И я не дождалась: она ни разу не позвонила. А потом Даник поклялся мне, что найдет ее. И искал.
- И нашел, - завершил ее рассказ Сырцов.
- Когда ты все понял? - быстро спросила Дарья. - Когда Костя рассказал тебе, что я, увидев все это по телевизору, закричала, что это мое пальто?
- Константин мне вообще ничего не рассказывал. А все понял я только сейчас. Но на всякий случай задам тебе еще несколько вопросов. Можно?
- Теперь все можно, - с горечью разрешила она.
- Кто, помимо тебя и Даниила, знал, что Лиза живет у тебя?
- Кто? - Она задумалась, уперлась ладонями в подоконник с такой силой, будто хотела сделать гимнастическое упражнение "угол", подумала и удивилась: - Миша, конечно. Он обязательно должен все знать и действительно все знает. Вот, пожалуй, и все!
- Берта была знакома с Лизой?
- Не больше, чем Ксения. Видела она Лизу два раза, когда мы заезжали на дачу.
Он поднялся с вертлявого табуретика, подошел к подоконнику, пристроился рядом с ней, достал из внутреннего кармана пиджака свернутый вчетверо лист бумаги и протянул ей.
- Здесь все песни, которые исполняла на стадионе Лиза. Можешь что-нибудь сказать по этому поводу? Прочти внимательно.
Под его строгим присмотром она прочла список от начала и до конца, вернула его Сырцову, закрыла глаза и с закрытыми глазами заговорила:
- Ничего не понимаю, ничего. - Распахнула глаза и требовательно на него посмотрела, осуждая неизвестно за что. - Здесь четыре песни, которые я записала для нового диска три недели тому назад. Они вроде бы есть, но в принципе их нет. Они существуют только на рабочей фонограмме.
- Как они оказались на Лизиной фанере?
- Не знаю. Скорее всего, их за бабки выкрали из студии.
- И так может быть.
- Нельзя, грешно быть не самим собой!
- О чем ты?
- Не о чем. О ком. О Лизе. Давай выпьем, Жора, а? - встрепенулась вдруг Дарья.
- Давай, - легко согласился он.
Дарья мигом обернулась: постучала внизу какими-то дверцами и явилась с подносом, на котором несла бутылку джина "Гордон", пластмассовую бутыль тоника, стаканы и, видимо, в спешке прихваченную початую пачку печенья. Выпивали на рояле. Отвинтив головку четырехгранной бутылки, Дарья привычно спросила:
- Пропорция?
- Пополам, - предложил Сырцов, и предложение было принято - сначала по полстакана джина, затем тоника до выпуклого мениска. По стакану, значит. Осторожно, боясь расплескать, Дарья подняла свой стакан:
- За упокой души невинно убиенных.
Подчеркнутой торжественности Сырцов не любил. Но куда же денешься? Выпили с русской неуемностью по стакану. До дна. Слегка отдышались, и тут же Дарья соорудила по второму. На этот раз предложил тост Сырцов:
- На брудершафт?
- На кой хрен нам брудершафт, Жора? Еще из стаканов прольем ненароком. Неизвестно как, но мы уже на "ты". А поцеловать тебя я и так поцелую. Дарья потянулась к нему через крышку рояля. Он помог ей: на вытянутой шее подставил щеку, и она поцеловала ее.
- За тебя, Даша.
- За меня так за меня! - бесшабашно поддержала она. Опять осушили по стакану, но на этот раз хоть печеньица пожевали. Она опять потянулась к нему и опять поцеловала. Уже сильно плыла певица Дарья.
- За что? - с ласковой насмешкой спросил Сырцов.
- Ты тупой и неумный, если не понимаешь, что для меня сделал. Ты принес покой. Ты сделал мое горе настоящим. Был ужас оттого, что мой друг убил мою подругу. А теперь другое горе о потерянных друзьях, но оно спокойней. Как же тебе объяснить? Да ни черта ты не можешь понять вообще! Ты толстокожий, равнодушный, бесчувственный и наглый супермен. Высказавшись, она решительно обогнула, на ходу слегка качнувшись, загогулину рояля и, подойдя, обняла его за шею. Пришлось ей высоко поднять руки.- Боже мой, какой же ты здоровенький!
Она замолчала и щекой, ухом прижалась к его груди. Будто врач, прослушивающий легочные хрипы. Где-то у солнечного сплетения он ощутил ее неподатливые маленькие груди, и желание возникло в нем. Он осторожно обеими ладонями сжал ее талию. Ладони сошлись. Нежное и нервное тело было под ними. Нельзя. Нельзя пользоваться неконтролируемой женской распахнуто стью. Нехорошо это. И поэтому - нельзя. Он опустил руки и, положив подбородок на ее макушку, смотрел в окно, усмиряя в себе желание.
Обрезанные по глаза рамою окна, перемещались вдоль забора головы Берты и Константина. Его аккуратный пробор и ее цветастая шаль.
- Берта и Константин возвращаются, - предупредил он.
Дарья оторвала щеку от его груди, откинулась, чтобы увидеть его глаза, увидела и бесстрашно потянулась полуоткрытым ртом. Жаждущими губами она раздвинула его безвольные губы. Вечность продолжался этот поцелуй. Он задохнулся в смертельном нежелании-желании убежать бесовского морока, двумя руками отодвинул ее голову и заговорил, чтобы только оторваться от нее:
- Я видел ваш двойной портрет с Лизой, который нарисовал Даниил.
Она, еще не понимая ничего, механически поправила:
- Написал... - И очнулась. Спросила лихорадочно: - Где? Где?
- Брательник его посмертную выставку в своей галерее устроил. Вы с Лизой Даниилом ощущались как трагически раздваивающееся целое с двумя разными полулицами и тремя глазами в одном алом одеянии.
- Я куплю этот портрет! Я куплю его немедленно! - глухо шептала Дарья.
Внизу усердно топали, оповещая о своем прибытии, Берта и Константин.
- Он не продается.
Она, не снимая ладоней с его плеч, сказала и ни весело, и ни грустно, просто сказала:
- Вот и все, Жора.
- Мы не преждевременно? - громко осведомился снизу Константин.
Но Сырцов не ответил ему, он задал последний вопрос Дарье:
- Почему ты поставила на ее могиле безымянный крест? Ведь, наверное, есть родные и близкие, которые хотели бы знать, где она похоронена? - И крикнул вниз: - Еще пару минут, и мы в вашем распоряжении! - И Дарье: - Как же так, Даша?
- Она сирота, выросшая в краснодарском детском доме. А близких у нее было всего двое: Даниил и я. Осталась одна я. И я знаю, где она похоронена. - Она хотела разозлиться, но не смогла. Только погрустнела. И, чтобы прогнать тоску или забыть про нее, торопливо предложила: - По последней, Жора, да? По маленькой!
Кинулась к роялю, быстро разлила и, заговорщицки сморщась, пальцем поманила Сырцова. Он быстренько подошел, и они быстренько выпили. От спешки попало малость не в то горло, и Сырцов, стараясь, чтоб тихо, закашлялся, Дарья с удовольствием поколотила его по спине и скомандовала:
- Теперь зови их.
- Берта Григорьевна, Константин! Мы ждем вас! - грохнул басом Сырцов.
- Берта переодеваться пошла, - войдя в салон, сообщил Константин и вдруг увидел Дарью, которая стояла посредине, блаженно полуприкрыв глаза, пьяно и виновато улыбаясь, увидел и ахнул: - Мать, да ты в полных кусках!
- Я попрошу! - заплетающимся языком возмутилась Дарья, погрозила пальцем Константину и обрушилась на пуфик, кстати оказавшийся рядом.
Константин кинул проницательный взор на рояль и осведомился у Сырцова:
- Бутылка была полная?
- Вполне, - честно отрапортовал Сырцов.
- Хорошо побеседовали, я бы сказал, замечательно вы тут беседовали, Константин строго посмотрел на Сырцова и строго же предположил: Признавайтесь, как на духу, Георгий: вы напоили девушку с исключительно гнусными намерениями?
- Признаюсь, - серьезно вступил в шутливый разговор Сырцов, но не выдержал тона - начал оправдываться: - Не думал, что она так быстро сломается. Так деловито, можно сказать, умело приступила она к этому процессу.
- Это вы обо мне? - закапризничала Дарья.
- О тебе, голубка, о тебе.
- Вот и великолепно, - разрешила она.
Неслышно прибежала Берта Григорьевна, в момент все поняла и склонилась заботливой курицей над пьяным своим цыпленком.
- Пойдем в постельку, Дашенька. Встанем и тихонечко пойдем.
- В какую такую постельку? - возмутилась Дарья и, бессмысленно махая руками, объявила: - Вон - светло еще! И спать я не собираюсь. А сейчас мы все выпьем за Жору!
- Ты уже выпила за меня, - напомнил Сырцов.
- И еще раз выпьем, - стояла на своем Дарья. Она попыталась подняться с пуфика, но не смогла, чему очень удивилась и захохотала. Отсмеявшись, ни к селу ни к городу спела довольно точно: - То, что было не со мной, помню!
- Понесем, - вздохнул Константин.
- Понесем, - поддержал его Сырцов.
Но не вдвоем же - за руки, за ноги - нести. Нес один, но самый здоровый - Сырцов. Он осторожно спускался по лестнице. Дарья, обняв его за шею, через его плечо строила Константину, следовавшему за ними, ужасающие рожи. В девичьей спаленке Сырцов положил ее на узкую кровать. Не отпуская его, склонившегося над ней, она, твердо веря, что это действительно так, поведала ему на ухо таинственным шепотом:
- Я нарочно притворилась пьяной, чтобы ты меня на руках носил.
Поцеловала его в ухо, расцепила руки на его шее и освобожденно раскинула их по покрывалу. Комната была маленькой, и поэтому Берта и Константин наблюдали за трогательной сценой от дверей.
- Вы поможете ей раздеться, Берта Григорьевна? - спросил Константин.
- Не желаю раздеваться! - завопила Дарья. - Хочу спать одетой!
- Тогда спи, - поймал ее на пьяном слове Сырцов, потрепал по щеке (она щекой попыталась придержать эту ладонь, не удалось), отошел к двери и пригласил:
- Пойдемте, Константин.
- Пойдемте, - согласился тот. - Но куда?
- К роялю, - уточнил Сырцов.
- И то хорошо, что не к барьеру, - заметил Ларцев.
Прихватив по пути чистые стаканы, Сырцов сдвинул использованные к стене. Стаканы беззвучно заскользили по зеркальному черному полю. Разлил:
- Что же, приступим к музицированию.
- Я за рулем.
- И я за рулем.
- Я отсюда прямо на базу. А тут недалеко, - размышлял вслух Константин. - И можно местными дорогами.
- А я у Деда заночую.
- Тогда о чем мы, собственно, говорим? - удивился Константин, поднял стакан и признался: - Георгий, мне надоело выкать.
- На "ты", - все понял Сырцов и чокнулся с ним. - Будь здоров, Костя.
- И ты будь здоров. - Выпили. Передохнув, Константин заговорил о главном: - Дашка-то сегодня веселая.
- Она пьяная, Костя.
- Когда она по-настоящему пьяна, она грустная, Жора. Господи, хоть бы она в тебя влюбилась!
- Это зачем же? - испугался Сырцов.
- Чтобы не сойти с ума от одиночества.
- А ты на что?
- Нет человека более близкого и более далекого, чем бывший муж или бывшая жена. Он может прибежать, чтобы помочь тебе подняться, но он не может идт и с тобой рядом, потому что его дорога в другую сторону.
- Мудрено.
- Ты ей очень нравишься, Жора. Уж поверь мне.
- Допустим, поверил. Допустим, и она мне нравится. Дальше что?
- А дальше - как сложится, - решил Константин и разлил по второй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62