Но для этого нужно было собрать самую большую армию в истории человечества. Люди же постоянно воевали между собой, и никакие приказы богов не могли остановить их бесконечное взаимное уничтожение.
Поэтому наши небесные владыки не сразу напали на аухканов. Сперва они стерли с лица земли несколько человеческих городов, которые ближе всего находились к землям Шисансанома. И оставили на дымящихся и щедро политых кровью развалинах несколько изувеченных трупиков Строителей.
А теперь скажи, человече, что подумал бы ты сам, если бы нашел свой дом сожженным, детей и жену – убитыми, а рядом увидел мертвого огромного червяка с чудовищной пастью, полной острых зубов?
Наши боги прекрасно знали, что люди не жалуют тех, кто на них не похож.
Армия князя Сулки вторглась в пределы аухканов, пылая жаждой мщения. И тут случилось непоправимое. Они ведь рассчитывали сразиться с неповоротливыми, хотя жестокими и чудовищно большими червями…
– А что? – спросил Кайнен. – Созидатели – черви?
– Точнее – личинки, – ответил Глагирий. – В первый раз действительно не слишком приятно на них смотреть, но потом понимаешь, что по-своему они даже симпатичны: покрыты мягкой разноцветной шерсткой и у них блестящие большие глаза, похожие на драгоценные камни.
– Даже не буду спрашивать, откуда ты это знаешь, – сказал Кайнен.
На самом же деле им пришлось столкнуться пусть и с небольшим, но регулярным отрядом отборных воинов Шисансанома.
Масаари-нинцае – это как панон-тераваль, которого пустили в стадо пугливых лугису. Один аухкан-воин стоит десяти лучших воителей-людей. Они мощны, стремительны и гораздо более живучи. Даже разрубленные пополам или лишенные конечностей, пронзенные десятками стрел или пригвожденные к земле копьем, они все равно могут сражаться. Они чувствуют боль, как и любое другое живое существо, но преодолевают ее так, как иным недоступно.
Эти солдаты не бегут с поля боя, они стоят насмерть. Особенно если за их спинами мирный городок, который мудрый бог поручил их защите.
Аухканы уничтожили войско Сулки. Алая кровь ручьями стекала в Тергер, и песок еще долгое время был бурым. Даже речные моллюски изменили свой цвет: их раковины и нежное желтовато-розовое мясо приобрели красновато-бурый оттенок. Невыносимый смрад стоял над полем боя, потому что никак не удавалось собрать все останки и предать их земле. Рыдающие женщины не могли найти и узнать своих мертвых, а большинство просто боялось идти искать – и их нельзя упрекать в слабодушии.
Немногочисленные оставшиеся в живых солдаты князя потеряли рассудок от того кошмара, который им довелось видеть, либо от боли, которую пришлось испытать. Изувеченные, слепые, мучимые кровавыми видениями, они вызывали одновременно жалость и страх. Но самое главное – они испытывали жгучую ненависть к тем, кто сделал их такими.
Цари городов-государств Рамора на время прекратили свои бесконечные распри и собрались на совет. Туда же привели воинов Сулки. Тех, кто еще сохранил человеческий облик. И они рассказали все, что помнили.
А помнили они, что их полководцы не столь искусны, оружие слабее, доспехи ненадежны, а сил во много крат меньше, чем у солдат Шисансанома. Так что единственное преимущество людей – это их число.
Тогда же люди узнали, что кроме смертоносного оружия у воинов Шисансанома есть еще и яд, который выжигает человеческую плоть, как не способен выжечь огонь. Даже малейшая его капля, попавшая на кожу, в конечном итоге убивает. Сердце останавливается.
И только когда по южным областям Рамора прокатилась весть о том, что княжество Тонбрес уничтожено жестокими и коварными врагами и что цари всех городов заключили военный союз и собирают армию, наши боги тоже объявили войну Шисансаному.
Что было дальше, ты знаешь. А если не знаешь, то вполне можешь догадаться.
Все силы, которые далекий мир некогда даровал своему великому богу, обрушил разгневанный Шисансаном на предателей и лжецов. Теперь аухканы показали, на что способны те, кто совершенны. Тысячи воинов пали на подступах к крепости, которую Созидатели возвели у подножия хребта Чегушхе. Оказалось, что они способны строить не только прекрасные города и затейливые дворцы, но смертоносные ловушки и ямы и неприступные цитадели.
Однако Суфадонекса и Ягма гнали новые и новые орды обезумевших от ярости, распаленных жаждой убийства людей. Улькабал обрушивал на многострадальную землю потоки воды, а Тетареоф устраивал извержения вулканов и землетрясения. Гневный Ажданиока пробуждал к жизни всепожирающее пламя, и леса и степи горели; и в этом огненном шквале гибли и свои, и чужие.. Но люди не задумывались о справедливости деяний раморских богов и во всем винили аухканов.
То, что кровь аухканов была голубой и холодной, отчего-то приводило людей в исступление. 06наружив же, что странные существа живучи, наши соплеменники с невероятной жестокостью и изобретательностью пытали тех, кого удавалось захватить живьем. И поскольку масаари-нинцае редко давались в руки врагу – их было легче прикончить, чем пленить, – то страдали беззащитные строители.
Говорил ли я тебе, человече, что эти твари безгласы – так, негромко свистят, пищат? У них даже не было возможности выкричать свою боль. Они умирали долго и тихо.
Вот тогда-то и произошел великий перелом в этой войне.
Люди могли научить аухканов любви, нежности, преданности, способности радоваться и печалиться. Но они не сделали этого.
Зато они научили их ненавидеть, мстить, быть беспощадными и жестокими.
А ты понимаешь, человече, что значит беспощадный и жестокий аухкан? Существо, созданное для того, чтобы убивать, и полюбившее убивать, нашедшее в этом особую радость и облегчение. Не сумевшие защитить Созидателей, они выходили на охоту и находили людей. И им было все равно – воинов или женщин, стариков или детей. Эти люди умирали страшной смертью, той, которую они сами показали аухканам.
Наверное, и боги Рамора, и люди изначально были обречены. Однако они в первый и, вероятно, в последний раз объединились, чтобы одолеть чуждого им врага. И только поэтому уничтожили Шисансанома. Правда, уничтожили вовсе не значит победили. Ибо Великий Аухкан остался жив, а вот население Рамора – да и все живое, что бегало, ползало, летало и плавало, – погибло в этой кровавой битве, и долгие сотни ритофо под умирающим солнцем бродили одинокие тени.
Развалины городов, разрушенные храмы, забытые легенды и предания. Ни музыки, ни письменности. Первыми хозяевами нового мира стали полузвери-аттоски. Не смешно ли?
– Нет, – сказал Кайнен.
– Мне тоже.
– При чем тут Руф?
– Я и сам не знаю. Но вот что бесконечно важно: никто и никогда не рассказывал о дружбе между человеком и аухканом; никто и никогда не упоминал, что такое вообще возможно. Ни обрывка легенды, ни предания. Ни-че-го.
Но ведь ты же нашел эту пещеру и двоих, умерших вместе – по какой-то странной и неведомой нам причине. И останки пауков и скорпионов, которые поклонялись аухканам так, как люди поклоняются богам. Ты видел это своими глазами.
Я помню все предания нашего мира, но этого не помню. А мне бы очень хотелось знать его и передать потомкам.
– Зато я знаю другую легенду, – молвил Глагирий, и голос его зазвучал торжественно и грозно. – Я знаю, что, покидая наш мир, Шисансаном поклялся отомстить за свое поражение и за то, что люди лишили его возможности научить свой народ любви. Там, где нет добра, рождается зло. Там, где нет любви, поселяется ненависть. Там, где нет правды, возникают химеры, призраки.
Понимаешь, человече, совершенной пустоты не бывает. На пустых местах прорастают семена Смерти.
– Как он отомстит?
– Он оставил здесь Мстителя, который восстанет из небытия, когда придет время. А время давно уже пришло.
Имя ему Шигауханам.
Вера его – Смерть.
Дело его – Уничтожение.
И этот бог аухканов уже не будет доверчивым и добрым, уже не будет стремиться к пониманию и любви. Он придет в наш мир, чтобы выполнить волю своего отца Шисансанома.
И я очень боюсь, что у него это получится.
Знаешь, что самое страшное?
– Что? – отчего-то шепотом спросил Кайнен.
– Право на его стороне. И Судьба должна быть за него. Во всяком случае, я не вижу причин, по которым он должен был бы пощадить нас.
– Может, он лучше, чем ты про него дума ешь? – отчего-то спросил Аддон.
– Может. Но у него не будет времени проявить лучшие свои стороны. Боги Рамора уже готовы сразиться с новым врагом, а способ им хорошо известен. Они опробовали его на наших предках – и, уверен, опробуют и на теперешнем поколении людей. Ведь боги могут жить и в мертвом мире.
– Если все предрешено, – упрямо повторил ; Аддон, – тогда отчего тебя так волнует история Руфа?
– Я не могу понять, был ли он нашей последней надеждой – и тогда горе нам, что он погиб, либо он был нашей погибелью – и тогда счастье, что его убили.
– Что уж теперь горевать о безвозвратно потерянном? – пожал плечами Кайнен.
– Не знаю, – честно ответил Глагирий. – Но меня не покидает ощущение, что я все-таки сложу легенду о Руфе Кайнене и клешнеруких воинах гневного бога. А мои предчувствия крайне редко меня обманывают.
Теперь пойдем в сад: я покажу тебе цветы, которые еще никто не видел.
Старец поднялся со своего места, и только теперь Аддон Кайнен увидел, что на его поясе болтаются узорчатые ножны без меча.
В том краю, где старик без меча оживляет цветы…
– Он знал о тебе, – выдохнул хранитель Южного рубежа, выпрямив не по-стариковски спину.
– Кто?
– Руф. После его… гибели Килиан отдал У не таблички с недописанной песней. «В том краю, где старик без меча оживляет цветы, где слепой прозорлив и ему даже жребий не нужен, в том краю, где влюбленным даруют счастливые сны, мы однажды сойдемся все вместе на дружеский ужин. Мы вернемся с полей, на которых давно полегли, возвратимся из тьмы, где до этого долго блуждали…»
Я запомнил, хотя, боги свидетели, вовсе не хотел запоминать. Мне и без того больно. А сейчас ответь: где твой меч, Глагирий?
– У меня его никогда не было, – тихо сказал мудрец.
Кайнен схватил Каббада за плечо и сильно встряхнул несколько раз, забыв о том, что гораздо сильнее, и не замечая, что причиняет другу боль.
– Что все это значит, прорицатель?!
– Понятия не имею, – ответил тот. – Именно поэтому мы с тобой и явились сюда.
4
Их оставалась жалкая горстка, держащая оборону у развалин крепости, в которой умирал Шисансаном.
Оборванные, грязные, потерявшие человеческий облик, люди шли на приступ бывшей твердыни аухканов. И им, людям, было уже все равно, какой ценой достанется победа.
Потому что люди могут забыть себя во имя любви, но гораздо чаще забывают себя в ненависти.
Он стоял рядом со своими воинами, готовясь дорого продать жизнь.
Боги Рамора уже не участвовали в битве. Они трусливо прятались за спинами смертных после того, как пали в сражении с Шисансаномом неистовая Стифаль, мудрый Ратам, Липерна, повелитель голода Руад и охотник Адгас, а также множество младших божеств и порожденных ими чудовищ.
Суфадонекса и Ягма зализывали многочисленные раны и больше не решались вмешиваться в противостояние людей и аухканов. Впрочем, все уже было ясно – люди подавили клешнеруких не умением, а числом.
Рамор должен был остаться во власти прежних хозяев.
Но Он все еще был жив, и это значило, что у него есть выбор…
5
– Я все еще жив, и это значит, что у меня есть выбор, – обратился Аддон к Эрвоссе Глагирию.
Тот стоял у ручья, печально склонив на плечо седую голову, и разглядывал плывущие по прозрачной воде лепестки.
Лепестков было много, и все они были свежие, розовые, будто выше по течению кто-то сыпал их из бездонного мешка.
Это было красиво.
– Ты думаешь, что у тебя есть выбор, – мягко поправил он Кайнена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52