Я уже знала, что в
подобном состоянии я бываю способна совершать деяния, которых в нормальном
состоянии мне не совершить ни за какие сокровища мира. Такое случалось со
мной несколько раз в жизни, и мне горько приходилось потом сожалеть о
содеянном. Теперь же я и не пыталась подавлять всевозрастающее
неистовство, следя лишь за тем, чтобы оно находило выход только в одном
направлении - через проход в стене.
Вторая вещь - глубокое убеждение в благодатном влиянии воды на кожу
лица. Мы столько начитались и наслушались о превосходном цвете лица
англичанок. А все потому, что они всю жизнь мокнут под дождем.
Общеизвестно, что с возрастом кожа высыхает, и сколько же тратится сил на
ее увлажнение. Ну, теперь я могла быть спокойна: влагой пропитаюсь на всю
жизнь. В глубине души я надеялась, что, когда я выйду отсюда, у меня будет
чудесная кожа лица, пусть даже немного и бледноватая.
Я с энтузиазмом ковырялась уже на глубине около полутора метров,
когда до меня понесся шум сверху - в неурочное время, ближе к вечеру. Я
поспешила вернуться в камеру и услышала доносящийся из отверстия рев:
- Эй, ты-ы-ы!
Я удивилась. Неужели сторож мог забыться до такой степени? Рев, не
уступающий по интенсивности мотору реактивного самолета, повторился.
Теперь я поняла, что кричал не сторож. Похоже, вернулся шеф. Сев на
камень, я стала ждать, когда ко мне обратятся более прилично. Рев
прекратился. Затем послышался неуверенный голое сторожа:
- Ваше преосвященство!
Я не откликалась.
- Ваше пре... - начал было он громче, но тут же спохватился и заорал:
- Ваша королевское величество!
Теперь я могла откликнуться:
- Ну, что?
- Ты не свихнулась там? - зарокотал шеф. - Что это за глупости?
- А, привет! - обрадовалась я. - Как дела? Как здоровье?
- А ты все шутишь? Не надоело тебе?
- Надоело!
- Хочешь выйти?
- Нет!
- Что?!
- Не хочу выходить! Тут тихо и спокойно. Где еще я найду такое?
Похоже, он лишился дара речи. После продолжительного молчания до меня
донесся сверху неясный звук - может быть, он расспрашивал сторожа.
- А ты там не спятила? - послышался наконец его раздраженный голос.
В ответ я начала оглушительно орать таблицу умножения на семь, причем
делала это на трех языках в зависимости от того, на каком языке мне легче
было произносить очередное слово.
- Замолчи! - пытался он остановить меня. - Да замолчи же! Перестань
орать!
Закончив таблицу умножения на семь, я хотела перейти к восьми, но уж
очень трудно было орать изо всех сил, и я, отказавшись от этой мысли,
снизошла до объяснения:
- Это я доказываю тебе, что не спятила. Но не уверена, что ты
способен как следует оценить. Ты-то сам помнишь таблицу умножения?
В ответ послышалась ругань, которую я с удовольствием выслушала. Все
говорило о том, что настроение у него не наилучшее.
- У тебя что, неприятности? - добродушно поинтересовалась я.
- Почему ты так думаешь?
- Что-то ты не в настроения!
- Лучше о своих неприятностях подумай. Вижу, что ты еще не созрела.
Ну и сиди, раз тебе так хорошо!
Он ушел, и наступила тишина.
Куча камней под дверью понемногу росла. Набросанные как попало, они
занимали гораздо больше места, чем тогда, когда были вмурованы в стену.
Пожалуй, через какое-то время камни вытеснят меня из камеры. Теперь я
стала укладывать их аккуратнее, стараясь в первую очередь как следует
завалить дверь. Я сознательно отрезала путь к себе в камеру, да и себя
лишала возможности выйти на волю нормальным путем. Теперь для меня не
оставалось иного выхода, как только сквозь стену.
Ковыряя крючком мягкий раствор, я благодарила бога за то, что не сижу
в подземелье замка, построенного из гранита или другого твердого камня,
скрепленного цементом. А постройки из известняка везде строят одинаково:
камень дробят на плоские куски размерами, не превышающими двух кирпичей, а
иногда и меньше одного. И все замки в округе так построены. Как это не
пришло в голову этому самоуверенному индюку - шефу?
После каждого очередного визита сторожа я проводила черту на стене.
Пробив туннель в три метра, я пересчитала черточки и с ужасом обнаружила,
что сижу в этом каземате уме двадцать четыре дня! С одной стороны,
благодаря постоянной гимнастике я находилась в неплохой форме, с другой -
слабела от голода. Счастье еще, что последние годы, желая похудеть, я
привыкла ограничивать себя в пище. Вот только чаю хотелось по-страшному!
Что же касается мытья, я старалась не думать об этом. Тут меня поддерживал
пример Изабеллы Испанской, которая не мылась тринадцать лет и ничего -
жила! Работала я до полного изнеможения, чтобы потом свалиться на свое
ужасное ложе и заснуть, невзирая на промозглую сырость. Пожалуй,
ревматизма и колтуна мне все-таки не избежать. А вот цинги я не боялась,
так как до прибытия сюда основательно навитаминилась в Бразилии. Как
минимум на полгода хватит. Что же касается других болезней, то я очень
надеялась, что в этой яме все бактерии давно подохли, как крысы.
Все труднее было оттаскивать вынутые из стены камни. Делала я это с
помощью сети из акрила, которая сразу же перестала быть белой. Поначалу
проблема транспортировки решалась довольно легко. Усложнилась она по мере
удлинения и сужения тоннеля. Кроме того, в нем стало душно - коптилка,
необходимая для освещения рабочего места, поглощала кислород, которого и
без того было мало.
Возникла и еще одна трудность. Когда я находилась в конце выкопанного
коридора, то не слышала того, что делалось в камере. А вдруг они хватятся
меня в неурочное время, и, если я им не отвечу, могут возникнуть
подозрения. Придется провести профилактику - приучить их, что я не всегда
откликаюсь.
Я уже выяснила, какое место моей камеры просматривается из отверстия
в потолке. Это была ее середина, круг диаметром около полутора метров. Все
же остальное пространство камеры оставалось вне поля зрения смотрящего
сверху. Установила это я сначала теоретически, путем расчетов, а потом
практически, с помощью сторожа.
Профилактику я провела следующим образом. Услышав рев сторожа, я села
на камень за пределами центрального круга и стала ждать. Сторож долго
орал:
- Ваше королевское величество! Ваше преосвященство! Эй, отзовись! Ты
жива? Ну, где ты там, черт тебя подери!
Я продолжала молчать, выжидая, чем это кончится, я рискуя не получить
еду. Наконец сторож капитулировал и спустил корзинку, хотя и не услышал
моего ответа. Подтянув корзину к себе, так, чтобы сторожу не было видно, я
опорожнила ее. И все это молча.
- Эй, ты! - обрадовался сторож. - Ваше королевское величество, так ты
жива? Почему молчишь?
По я так и не отозвалась, и он, поорав еще некоторое время, ушел ни с
чем.
На следующий день в его голосе уже чувствовалось явное беспокойство.
- Ваше королевское величество. Ты жива?
- Нет! - ответила я. - Вчера состоялись мои похороны. Ты был?
Как он обрадовался! Все подземелье заполнило его радостное хрюканье:
- Да ты что?!
- Так ты не был на моих похоронах? - возмутилась я.
- Ну да, конечно, не был!
- А почему?
- О господи, откуда я знаю? Да не было никаких похорон!
- Что ты говоришь?! Эта скотина даже не устроил мне похорон?
- Какая скотина? - заинтересовался совсем сбитый с толку сторож.
- Да шеф твой! Скажешь, не скотина? Довел меня до смерти, а потом еще
и похорон не устраивает.
Черная дыра наверху долго не могла успокоиться.
- С тобой не заскучаешь. А почему ты вчера не отвечала?
- Настроения не было. Я разговариваю тогда, когда хочу, а не тогда,
когда мне велят. А чем занимается этот бандит?
Сторож как-то сразу понял, о ком я спрашиваю.
- Нет его! Опять уехал! Послезавтра вернется. А что, надо что-нибудь?
Так мы мило побеседовали, и сторож удалился.
На следующий день я опять не пожелала разговаривать. Из отверстия в
потолке неслись просьбы, угрозы и ругань, но я была неумолима. Да и работа
шла через пень-колоду. Мне стало попадаться все больше крупных камней, и я
совершенно замучилась с ними. Выволакивая эти громадины, я задавала себе
вопрос, долго ли еще прослужит сеть. Мне было совсем не до дружеских
бесед.
- Ваше королевское величество! - послышалось на следующий день. -
Жива?
- Не называй меня больше величеством! - злобно отозвалась я, еле-еле
успев к приходу сторожа, потому что очередной проклятущий камень застрял
на полдороге и я с трудом справилась с ним.
- А как надо называть?
- Высокочтимая дама!
- А почему ты, высокочтимая дама, не захотела разговаривать с шефом?
Ага, значит, вчера тут был шеф и они кричали мне, а я была в подкопе
и ничего не слышала. Хорошо все-таки, что я провела профилактику.
- Не хотела!
- Шеф был злой, как черт, - конфиденциально донеслось сверху. - Велел
сказать, что, если и сегодня ты не будешь разговаривать, не давать тебе
воды.
- Тогда я здесь загнусь от сухости! А почему шеф не пришел сейчас?
- Он сейчас занят. Эй, послушай, не зли его! Добром это не кончится,
ты его не знаешь!
- А до сих пор он мне только добро делал! Передай шефу, чтобы не
нервировал меня! Хочу - буду говорить, не хочу - не буду!
Все труднее давались мне подземные работы. За последующие пятнадцать
дней я продвинулась вперед всего на два метра. Когда же это кончится? И
зачем было возводить такие толстые стены! А может, весь холм состоят из
каменной кладки?
Сторож привык, что я разговаривала с ним через день, и не предъявлял
претензий. Воспользовавшись отсутствием шефа, я потребовала третий
светильник, без возражений возвратив первый. У меня скопился уже
порядочный запас отсыревших сигарет.
Я продолжала ковыряться в стене, решив не считать дней, пока не
пройду стену. Шестой метр дался мне особенно тяжело. Наконец приступила к
седьмому. Постепенно мною овладевали отчаяние и апатия. Все вокруг
настолько прогнило, что казалось, я сама постепенно перехожу в полужидкое
состояние. У меня не хватало сил тщательно расчищать коридор, так что он
катастрофически сужался. Теперь я уже работала лежа.
Длинный и большой камень, лежащий поперек кладки, я вытащила с
большим трудом. Меньше усилий потребовали два соседних. Расковыряв
раствор, вытащила еще два, а потом и третий. Я уже собралась отбросить его
за спину, но что-то вдруг привлекло мое внимание. Известняк, как известно,
светлый камень, а у этого одна сторона была почти черной. Я рассмотрела
его в слабом свете коптилки, попробовала вытереть рукой и замерла: с одной
стороны камень был испачкан землей!
С отчаянно забившимся сердцем, стиснув от волнения зубы, я протянула
руку в образовавшуюся дыру и не нащупала камней. Рука уперлась в мягкий,
влажный грунт!
Первую горсть земли я рассматривала так, как ныряльщик рассматривает
найденную им впервые в жизни черную жемчужину. Мне жаль было выпускать ее
из рук. Опершись спиной о камни и закрыв глаза, я долго сидела неподвижно,
слушая райскую музыку, заполнившую эту черную нору.
И откуда только силы взялись! Я сама не заметила, как повытаскивала
остальные камни, отделяющие меня от этой чудесной, мягкой, черной земли.
Вернувшись в камеру, я сосчитала все черточки на стене. Их оказалось
шестьдесят три. Больше двух месяцев!
Теперь надо было попытаться привести в порядок взбудораженные чувства
и мысли. Дорога к свободе стала реальностью. Сброшена наконец страшная,
гнетущая тяжесть неуверенности, с которой я боролась уже остатками сил,
боясь себе самой признаться в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49