И вот я пробилась сквозь проклятую
стену!
Насладившись радостью, я приступила к разработке конструктивных
планов. Еще раз проверила направление и угол подкопа. Тоннель должен был
идти вверх под углом - не очень большим, иначе я вылезу на поверхность
земли посреди газона во дворе замка, но и не очень маленьким, иначе
тоннель пройдет под поверхностным слоем почвы вокруг всего земного шара.
Мое главное орудие труда - крючок - для земляных работ оказался явно не
пригоден. Пришла очередь кувшина. Разбивала я его очень осторожно,
стараясь получить куски покрупнее и не думать о том, что будет, если в
ходе земляных работ я натолкнусь на монолитную скалу.
Новое орудие труда вполне себя оправдало, можно сказать, что кувшин в
роли лопаты вполне выдержал экзамен. Я с таким энтузиазмом копала и
копала, что опомнилась лишь тогда, когда стала задыхаться. Тут я отдала
себе отчет, что, отбрасывая за спину вырытую землю, сама себе рою могилу.
Следовало что-то придумать.
Да всякий случай я оставила себе и второй кувшин, сообщив сторожу,
что тоже разбился. Это разгневало сторожа, и он, как видно, сообщил о
случившемся шефу, потому что на следующий день воду мне передали в
пластмассовой бутылке. Меня это очень огорчило, ибо перечеркивало надежды
на получение черепков в будущем. Оставалось утешаться мыслью, что собака,
например, роет землю лапами, почему я не смогу?
Затем решительным воплем я потребовала шефа. Пришлось ждать полдня,
что не улучшило моего настроения.
- Послушай! - заорала я, как только он появился. - Я надумала!
- Ну, наконец-то! - радостно отозвался он. - Говори!
- Шиш тебе! Сам знаешь, что я тебе не верю. Ты обещал улучшить мои
бытовые условия?
- Получишь все, чего только не пожелаешь. Говори же!
- Я скажу тебе первое слово. Что я получу за первое слово?
- А что бы ты хотела?
- Брезент! Иначе я тут заработаю ревматизм. Если за первое слово я
получу брезент, то подумаю, может, и второе скажу. Сначала посмотрю, как
поживется тут с брезентом.
- Ладно! - проревел он, подумав немного. - Говори первое слово!
- Сначала брезент.
- Нет, сначала скажи!
- Как бы не так! Или брезент, или катись к черту. Мне уже все равно!
Я настояла на своем. Поздно вечером через отверстие в потолке мне
сбросили требуемый брезент, а чтобы быть точной - прорезиненное полотнище
из искусственного волокна. Чуть светильник не погасили.
- Ну, теперь говори. Я слушаю!
- Ту-у-у... - диким голосом завыла я.
Вверху оторопело молчали. Потом раздалось недовольное:
- Ты на каком языке говоришь?
Он был прав. Это "ту" в зависимости от языка могло означать
совершенно равные вещи. По-английски это могло быть "two", то есть "два",
или "to" - предлог. С известной натяжкой могло еще означать и "также".
По-датски тоже было бы "два", по-польски "здесь", а по-французски -
всевозможные производные от слова "весь". Именно это последнее значение я
имела в виду, завывая "ту-у-у", так как именно с этого слова начиналась
фраза, произнесенная покойником. Как видите, я поступила честно. Раз
обещала сказать первое слово - пожалуйста, вот оно, первое слово. Шефу оно
ничего практически не говорит, а моя совесть чиста.
- По-французски, - заорала я в ответ.
- И что это мне дает, черти бы тебя побрали? - в ярости заорал он.
- Покойник сказал целую фразу! - вежливо объяснила я. - Целую
нормальную длинную фразу. Я передаю тебе ее с самого начала. И ты еще
недоволен?!
- А, чтоб тебя! - он был в бешенстве, но все-таки, пользуясь
несколькими языками, убедился, что имеется в виду действительно "все".
- Надеюсь, что эта тряпка быстро сгниет и тебе понадобится следующая!
- крикнул он на прощанье и удалился.
"Скорей я тут сгнию", - мрачно подумала я и принялась за работу.
Полотнище было слишком большим. Надо было разрезать его пополам, но
чем? Я попробовала зубами, а потом сообразила, что лучше воспользоваться
огнем. Я сложила полотнище пополам и осторожно поднесла к огню коптилки,
внимательно следя за тем, чтобы эта искусственная ткань не вспыхнула.
Операция заняла много времени, зато прожглось по сгибу неплохо, и у меня
оказалось два почти одинаковых куска. Затем я прожгла дыры по углам одного
из них, продела в них веревку, сплетенную из остатков акрила, и этим
решила транспортную проблему. Можно было продолжать земляные работы.
Я глубоко убеждена, что рабы, возводившие пирамиду Хеопса, не
мучились так, как я. Глиняным черепком я скребла землю и насыпала ее на
полотнище, затем с трудом протискивалась через насыпанный курган и волокла
полотнище с землей в камеру. При этом приходилось и светильник все время
переносить, чтобы не ползти в темноте. В камере я высыпала землю у
противоположной стены и тщательно ее утрамбовывала, так как все еще
боялась, что она может не поместиться в камере.
Кротовый ход понемногу удлинялся. Теперь я уже не сомневалась, что
выйду на свободу, и стала думать над тем, что сделаю потом. В Данию не
вернусь, это ясно. Не вызывало сомнения, что меня давно уволили с работы:
бросить незаконченные рисунки и исчезнуть - такое поведение нигде не
приветствуется, а тем более в этой стране скрупулезно добросовестных и
аккуратных работников. Об оставленном там моем имуществе можно не
беспокоиться, им займется Алиция. Надо будет связаться с нею.
Все мои мысли о будущем кончались одним - сладостной картиной
возвращения на родину. Мысль о Польше, как путеводная звезда, светила мне
в конце черного тоннеля. Там был мой дом, моя _с_у_х_а_я_ постель, моя
ванна с горячей водой, там была дорогая, ненаглядная и родная польская
милиция, все мои родные, и, наконец, там меня ждал Дьявол...
Подумав о своей родной польской полиции, я вспомнила, что оказалась в
этих краях с одним паспортом, да и тот шеф у меня отобрал. Во что бы то ни
стало надо постараться заполучить его обратно. Не хватает еще по
возвращении на родину угодить в тюрьму - пусть даже и польскую.
При мысли о Дьяволе я и вовсе пала духом. Не такие это были мысли,
чтобы допускать их в мрачном подземелье, где и без того невыносимо. Уже
давно что-то в наших отношениях испортилось, и, говоря честно, моя поездка
за границу вызвана была прежде всего желанием уехать от этого человека. А
что там в Варшаве сейчас? Его редкие и странные письма еще более усиливали
мои сомнения вместо того, чтобы их рассеять. Да, очень изменился этот
человек, я совсем перестала его понимать. То мне казалось, что я еще ему
дорога, то он делал все, чтобы я окончательно разочаровалась в нем.
Странные вещи делал.. Порой мне казалось, что то чувство, которое мы
испытываем друг к другу, больше всего напоминает ненависть. Я старалась
убедить себя, что ошибаюсь, что он меня по-своему любит, что я
напридумывала себе, что незачем придавать значение мелочам. А ведь из
мелочей уже можно было сложить огромную пирамиду... В голову лезли
подозрения, которые я упорно отбрасывала, уж слишком ужасны они были. Как
всякая женщина, в глубине сердца я еще питала надежду. Как бы мне
хотелось, чтобы эти подозрения оказались лишь плодом моего воображения!
Особенно хотелось этого сейчас, когда все мои душевные и телесные силы
были на исходе. Сейчас мне просто необходима была уверенность, что дома
меня ждет не враг, не равнодушный человек, а любящий и любимый, самый
близкий человек, которому я выплачу в жилетку все, что пришлось пережить.
А если предположить, что такого человека нет... Нет, при одной мысли об
этом у меня опускались руки. Итак, никаких сомнений, никаких подозрений!
Я все больше и больше слабела физически, но бушевавшая во мне ярость
не ослабевала. Ярость скребла влажную землю холма и волокла нагруженное
полотнище. Ярость разбрасывала вынутую землю по камере и тщательно
утрамбовывала ее.
Тоннель все удлинялся, а пол в камере поднялся почтя на метр. У двери
выросла громадная куча камней, засыпанных землей, и такие же кучи
появились у остальных двух стен. Еще немного, и я поднимусь вместе с полом
к самому отверстию в потолке!
Общение со сторожем я свела к минимуму. Хотя я и научилась уже
ползать ловко и быстро, но все-таки этот способ передвижения оставался
достаточно неприятным, чтобы лишний раз прибегать к нему, вот я и приучила
сторожа, что разговариваю с ним сначала через день, потом через два дня.
Приучила и к тому, чтобы он сам вытряхивал из корзинки полагающиеся мне
припасы. Объяснила я это тем, что устала и не желаю двинуться с места. И
не очень врала. Сначала он не соглашался, потом был вынужден привязать
вторую веревку за дно корзинки, чтобы самому переворачивать ее вверх дном
и вытряхивать хлеб, бутылку и сигареты. У него, наверное, много было
пластмассовых бутылок, так как он разрешал возвращать их оптом.
От сторожа я вытягивала нужные мне сведения о шефе. Он очень часто
уезжал, то на один день, а то и надолго. Сторож как-то обронил, что такое
длительное пребывание начальства в замке тесно связано со мною, а вот
раньше он подолгу здесь не засиживался.
Осколки кувшина совершенно искрошились, и мне пришлось подумать о
новом орудии труда. Следовало это так провернуть, чтобы не возникло ни
малейших подозрений. Я опять потребовала шефа.
- Ну, что? Соскучилась? - поинтересовался шеф, с трудом докричавшись
до меня.
- Хочешь второе слово? - крякнула я в ответ.
- Хочу! А что тебе надо?
- Блюдо из королевского фарфора. Только датское!
- Ты там не спятила?
- Сам спятил! Надоело мне есть на полу, желаю королевскую сервировку!
Даешь блюдо - и все тут!
- Блюдо не пролезет! Выдумай что-нибудь другое.
Я испугалась, как бы моя настойчивость в получении блюда не
обернулась катастрофой - а вдруг мне его попробуют доставить через дверь.
Надо срочно что-то придумать.
- Пролезет! - продолжала я упорствовать. - Ведь мне требуется длинное
и узкое блюдо. С красной каемочкой!
И хотя шеф долго еще ругался, называя меня свихнувшейся бабой, тем не
менее на следующий день в отверстии что-то заскрежетало и мне осторожно
спустили запакованное и перевязанное веревками блюдо.
- Какое маленькое блюдо! - тут же заорала я. - Безобразие! Обман! Ну,
так я быть, я скажу тебе второе слово, но ты завтра же пришлешь мне еще
одно блюдо. Раз такие маленькие, то давай два! Посмотрим, как ты держишь
слово.
Он тут же без колебаний выразил согласие прислать мне второе блюдо, я
же прокричала вверх:
- Сложено!
- Что?!
- Сложено! Спрятано! Помещено! Собрано! - вопила я, пользуясь всеми
доступными мне языками. - Он сказал - "сложено"!
Мерзкий тип наверху молчал, наверняка пытаясь справиться с волнением.
Похоже было, что я наконец сдаюсь и что третье слово прояснит ситуацию.
- А вместе получается, что он сказал "все сложено", да? - заорал он
возбужденно.
- Вот, вот! А где сложено - узнаешь в свое время!
- Очень надеюсь, что ты долго не продержишься! А на какого черта тебе
эти блюда? Что ты выдумаешь на следующий раз - золотые вилки?
- Пока не знаю. Подумаю!
- Тогда поспеши! Через неделю я уезжаю! А без меня тебе ничего не
дадут!
- Ничего, несколько дней я подожду! Не горит. Тут так приятно
сидеть...
- Не "несколько дней", а подольше. Советую тебе надумать еще на этой
неделе.
На следующий день я получила второе блюдо. Как видно, он старался
меня убедить, что держит слово. Следует признать, что избранный им метод
был правильным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
стену!
Насладившись радостью, я приступила к разработке конструктивных
планов. Еще раз проверила направление и угол подкопа. Тоннель должен был
идти вверх под углом - не очень большим, иначе я вылезу на поверхность
земли посреди газона во дворе замка, но и не очень маленьким, иначе
тоннель пройдет под поверхностным слоем почвы вокруг всего земного шара.
Мое главное орудие труда - крючок - для земляных работ оказался явно не
пригоден. Пришла очередь кувшина. Разбивала я его очень осторожно,
стараясь получить куски покрупнее и не думать о том, что будет, если в
ходе земляных работ я натолкнусь на монолитную скалу.
Новое орудие труда вполне себя оправдало, можно сказать, что кувшин в
роли лопаты вполне выдержал экзамен. Я с таким энтузиазмом копала и
копала, что опомнилась лишь тогда, когда стала задыхаться. Тут я отдала
себе отчет, что, отбрасывая за спину вырытую землю, сама себе рою могилу.
Следовало что-то придумать.
Да всякий случай я оставила себе и второй кувшин, сообщив сторожу,
что тоже разбился. Это разгневало сторожа, и он, как видно, сообщил о
случившемся шефу, потому что на следующий день воду мне передали в
пластмассовой бутылке. Меня это очень огорчило, ибо перечеркивало надежды
на получение черепков в будущем. Оставалось утешаться мыслью, что собака,
например, роет землю лапами, почему я не смогу?
Затем решительным воплем я потребовала шефа. Пришлось ждать полдня,
что не улучшило моего настроения.
- Послушай! - заорала я, как только он появился. - Я надумала!
- Ну, наконец-то! - радостно отозвался он. - Говори!
- Шиш тебе! Сам знаешь, что я тебе не верю. Ты обещал улучшить мои
бытовые условия?
- Получишь все, чего только не пожелаешь. Говори же!
- Я скажу тебе первое слово. Что я получу за первое слово?
- А что бы ты хотела?
- Брезент! Иначе я тут заработаю ревматизм. Если за первое слово я
получу брезент, то подумаю, может, и второе скажу. Сначала посмотрю, как
поживется тут с брезентом.
- Ладно! - проревел он, подумав немного. - Говори первое слово!
- Сначала брезент.
- Нет, сначала скажи!
- Как бы не так! Или брезент, или катись к черту. Мне уже все равно!
Я настояла на своем. Поздно вечером через отверстие в потолке мне
сбросили требуемый брезент, а чтобы быть точной - прорезиненное полотнище
из искусственного волокна. Чуть светильник не погасили.
- Ну, теперь говори. Я слушаю!
- Ту-у-у... - диким голосом завыла я.
Вверху оторопело молчали. Потом раздалось недовольное:
- Ты на каком языке говоришь?
Он был прав. Это "ту" в зависимости от языка могло означать
совершенно равные вещи. По-английски это могло быть "two", то есть "два",
или "to" - предлог. С известной натяжкой могло еще означать и "также".
По-датски тоже было бы "два", по-польски "здесь", а по-французски -
всевозможные производные от слова "весь". Именно это последнее значение я
имела в виду, завывая "ту-у-у", так как именно с этого слова начиналась
фраза, произнесенная покойником. Как видите, я поступила честно. Раз
обещала сказать первое слово - пожалуйста, вот оно, первое слово. Шефу оно
ничего практически не говорит, а моя совесть чиста.
- По-французски, - заорала я в ответ.
- И что это мне дает, черти бы тебя побрали? - в ярости заорал он.
- Покойник сказал целую фразу! - вежливо объяснила я. - Целую
нормальную длинную фразу. Я передаю тебе ее с самого начала. И ты еще
недоволен?!
- А, чтоб тебя! - он был в бешенстве, но все-таки, пользуясь
несколькими языками, убедился, что имеется в виду действительно "все".
- Надеюсь, что эта тряпка быстро сгниет и тебе понадобится следующая!
- крикнул он на прощанье и удалился.
"Скорей я тут сгнию", - мрачно подумала я и принялась за работу.
Полотнище было слишком большим. Надо было разрезать его пополам, но
чем? Я попробовала зубами, а потом сообразила, что лучше воспользоваться
огнем. Я сложила полотнище пополам и осторожно поднесла к огню коптилки,
внимательно следя за тем, чтобы эта искусственная ткань не вспыхнула.
Операция заняла много времени, зато прожглось по сгибу неплохо, и у меня
оказалось два почти одинаковых куска. Затем я прожгла дыры по углам одного
из них, продела в них веревку, сплетенную из остатков акрила, и этим
решила транспортную проблему. Можно было продолжать земляные работы.
Я глубоко убеждена, что рабы, возводившие пирамиду Хеопса, не
мучились так, как я. Глиняным черепком я скребла землю и насыпала ее на
полотнище, затем с трудом протискивалась через насыпанный курган и волокла
полотнище с землей в камеру. При этом приходилось и светильник все время
переносить, чтобы не ползти в темноте. В камере я высыпала землю у
противоположной стены и тщательно ее утрамбовывала, так как все еще
боялась, что она может не поместиться в камере.
Кротовый ход понемногу удлинялся. Теперь я уже не сомневалась, что
выйду на свободу, и стала думать над тем, что сделаю потом. В Данию не
вернусь, это ясно. Не вызывало сомнения, что меня давно уволили с работы:
бросить незаконченные рисунки и исчезнуть - такое поведение нигде не
приветствуется, а тем более в этой стране скрупулезно добросовестных и
аккуратных работников. Об оставленном там моем имуществе можно не
беспокоиться, им займется Алиция. Надо будет связаться с нею.
Все мои мысли о будущем кончались одним - сладостной картиной
возвращения на родину. Мысль о Польше, как путеводная звезда, светила мне
в конце черного тоннеля. Там был мой дом, моя _с_у_х_а_я_ постель, моя
ванна с горячей водой, там была дорогая, ненаглядная и родная польская
милиция, все мои родные, и, наконец, там меня ждал Дьявол...
Подумав о своей родной польской полиции, я вспомнила, что оказалась в
этих краях с одним паспортом, да и тот шеф у меня отобрал. Во что бы то ни
стало надо постараться заполучить его обратно. Не хватает еще по
возвращении на родину угодить в тюрьму - пусть даже и польскую.
При мысли о Дьяволе я и вовсе пала духом. Не такие это были мысли,
чтобы допускать их в мрачном подземелье, где и без того невыносимо. Уже
давно что-то в наших отношениях испортилось, и, говоря честно, моя поездка
за границу вызвана была прежде всего желанием уехать от этого человека. А
что там в Варшаве сейчас? Его редкие и странные письма еще более усиливали
мои сомнения вместо того, чтобы их рассеять. Да, очень изменился этот
человек, я совсем перестала его понимать. То мне казалось, что я еще ему
дорога, то он делал все, чтобы я окончательно разочаровалась в нем.
Странные вещи делал.. Порой мне казалось, что то чувство, которое мы
испытываем друг к другу, больше всего напоминает ненависть. Я старалась
убедить себя, что ошибаюсь, что он меня по-своему любит, что я
напридумывала себе, что незачем придавать значение мелочам. А ведь из
мелочей уже можно было сложить огромную пирамиду... В голову лезли
подозрения, которые я упорно отбрасывала, уж слишком ужасны они были. Как
всякая женщина, в глубине сердца я еще питала надежду. Как бы мне
хотелось, чтобы эти подозрения оказались лишь плодом моего воображения!
Особенно хотелось этого сейчас, когда все мои душевные и телесные силы
были на исходе. Сейчас мне просто необходима была уверенность, что дома
меня ждет не враг, не равнодушный человек, а любящий и любимый, самый
близкий человек, которому я выплачу в жилетку все, что пришлось пережить.
А если предположить, что такого человека нет... Нет, при одной мысли об
этом у меня опускались руки. Итак, никаких сомнений, никаких подозрений!
Я все больше и больше слабела физически, но бушевавшая во мне ярость
не ослабевала. Ярость скребла влажную землю холма и волокла нагруженное
полотнище. Ярость разбрасывала вынутую землю по камере и тщательно
утрамбовывала ее.
Тоннель все удлинялся, а пол в камере поднялся почтя на метр. У двери
выросла громадная куча камней, засыпанных землей, и такие же кучи
появились у остальных двух стен. Еще немного, и я поднимусь вместе с полом
к самому отверстию в потолке!
Общение со сторожем я свела к минимуму. Хотя я и научилась уже
ползать ловко и быстро, но все-таки этот способ передвижения оставался
достаточно неприятным, чтобы лишний раз прибегать к нему, вот я и приучила
сторожа, что разговариваю с ним сначала через день, потом через два дня.
Приучила и к тому, чтобы он сам вытряхивал из корзинки полагающиеся мне
припасы. Объяснила я это тем, что устала и не желаю двинуться с места. И
не очень врала. Сначала он не соглашался, потом был вынужден привязать
вторую веревку за дно корзинки, чтобы самому переворачивать ее вверх дном
и вытряхивать хлеб, бутылку и сигареты. У него, наверное, много было
пластмассовых бутылок, так как он разрешал возвращать их оптом.
От сторожа я вытягивала нужные мне сведения о шефе. Он очень часто
уезжал, то на один день, а то и надолго. Сторож как-то обронил, что такое
длительное пребывание начальства в замке тесно связано со мною, а вот
раньше он подолгу здесь не засиживался.
Осколки кувшина совершенно искрошились, и мне пришлось подумать о
новом орудии труда. Следовало это так провернуть, чтобы не возникло ни
малейших подозрений. Я опять потребовала шефа.
- Ну, что? Соскучилась? - поинтересовался шеф, с трудом докричавшись
до меня.
- Хочешь второе слово? - крякнула я в ответ.
- Хочу! А что тебе надо?
- Блюдо из королевского фарфора. Только датское!
- Ты там не спятила?
- Сам спятил! Надоело мне есть на полу, желаю королевскую сервировку!
Даешь блюдо - и все тут!
- Блюдо не пролезет! Выдумай что-нибудь другое.
Я испугалась, как бы моя настойчивость в получении блюда не
обернулась катастрофой - а вдруг мне его попробуют доставить через дверь.
Надо срочно что-то придумать.
- Пролезет! - продолжала я упорствовать. - Ведь мне требуется длинное
и узкое блюдо. С красной каемочкой!
И хотя шеф долго еще ругался, называя меня свихнувшейся бабой, тем не
менее на следующий день в отверстии что-то заскрежетало и мне осторожно
спустили запакованное и перевязанное веревками блюдо.
- Какое маленькое блюдо! - тут же заорала я. - Безобразие! Обман! Ну,
так я быть, я скажу тебе второе слово, но ты завтра же пришлешь мне еще
одно блюдо. Раз такие маленькие, то давай два! Посмотрим, как ты держишь
слово.
Он тут же без колебаний выразил согласие прислать мне второе блюдо, я
же прокричала вверх:
- Сложено!
- Что?!
- Сложено! Спрятано! Помещено! Собрано! - вопила я, пользуясь всеми
доступными мне языками. - Он сказал - "сложено"!
Мерзкий тип наверху молчал, наверняка пытаясь справиться с волнением.
Похоже было, что я наконец сдаюсь и что третье слово прояснит ситуацию.
- А вместе получается, что он сказал "все сложено", да? - заорал он
возбужденно.
- Вот, вот! А где сложено - узнаешь в свое время!
- Очень надеюсь, что ты долго не продержишься! А на какого черта тебе
эти блюда? Что ты выдумаешь на следующий раз - золотые вилки?
- Пока не знаю. Подумаю!
- Тогда поспеши! Через неделю я уезжаю! А без меня тебе ничего не
дадут!
- Ничего, несколько дней я подожду! Не горит. Тут так приятно
сидеть...
- Не "несколько дней", а подольше. Советую тебе надумать еще на этой
неделе.
На следующий день я получила второе блюдо. Как видно, он старался
меня убедить, что держит слово. Следует признать, что избранный им метод
был правильным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49