— У меня случайно оказалась нужная монета, чтобы запустить сушилку.
Другой коп, Хэнк, рассмеялся.
— Подумал, а отчего бы его немножко не раскрутить. Но потом, минуты через две после того, как я его оттуда извлек, он облевал своим обедом мне все заднее сиденье.
— Вот дерьмо! — ругнулся Хэнк.
— Не дерьмо, а блевотина.
Парни тогда посмеялись от души.
И ушли.
А я остался там, где был. В конце концов улетел и вертолет. Наступила гробовая тишина. Я больше не замечал ползавших по мне тварей, расслабился и уснул.
И спал до тех пор, пока утром не появилась Хиллари Западон сделать небольшую постирушку.
Глава 11
Когда я проснулся, внизу мурлыкала себе под нос песенку какая-то женщина. Впрочем, мне ее не было видно. Мешал верхний край шкафа. Мне было видно только потолок. Он был выкрашен в желтый цвет и залит солнцем.
Мне захотелось посмотреть, как она выглядит.
Судя по издаваемым звукам, она должна была находиться где-то поблизости от стиральной машины или сушки. Если она стояла лицом к одной из этих машин, то шкаф находился вне зоны ее видимости.
Так что я пододвинулся к краю и осторожно выглянул.
Она стояла у стиральной машины под таким углом, что мне были видны ее профиль и спина. Увидеть меня она могла бы лишь в том случае, если бы обладала недюжинным боковым зрением.
В тот момент, когда я ее увидел, она уже закончила закладывать в бак белье. Сейчас она засыпала стиральный порошок в отверстие, расположенное в верхней части.
Выглядела она неплохо. Стройная и не слишком старая Определить точный возраст женщины всегда весьма затруднительно, но я почти с уверенностью мог сказать, что до тридцатилетнего рубежа ей не хватало еще по крайней мере пары лет. У нее были густые каштановые волосы. Черты лица были угловатые — слишком выдающиеся скулы и, быть может, чересчур заостренные То же можно было бы сказать о носе и подбородке Не то чтобы красивая, но довольно неординарная и с внешностью, которую можно было назвать «впечатляющей»
Впрочем, и фигура у нее была такая же.
На ней была ярко-желтая обтягивающая футболка и красные шорты. Плечи были голые, если не считать бретелек Они хорошо загорели, но были излишне костлявыми Попка заставила вспомнить о надутых губках. Может, потому, что она выпирала, как нижняя губа какого-нибудь малолетнего выродка. Она была хотя и маленькая, но не плоская и на вид упругая. Ножки выглядели мускулистыми и лоснились, словно точеные.
Такое тело можно иметь только в том случае, если им долго заниматься.
Это означало, что передо мной целеустремленная, решительная и самостоятельная женщина.
Как раз в моем вкусе.
Но это также говорило о том, что она проворна и сильна.
Справиться с ней будет нелегко, но я предчувствовал, что она того стоит.
Засыпав порошок, она отставила в сторону коробку и закрыла крышку стиральной машины. Когда ее рука потянулась к ручке включения, она слегка развернулась в мою сторону. Левая грудь вывалилась из блузки. Она была, как и все остальное, небольшая, компактная и заостренная.
Внезапно я вспомнил о той девчонке из дома. Ну, той, которая убежала.
У них были в чем-то схожие фигуры.
Конечно, она гораздо моложе этой. И намного нежнее, и несравненно красивее. Но формы такие же.
И я удивился, как сильно мне ее хочется. Вспомнилось, как она выглядела и какая была на ощупь.
И сколько неприятностей она мне доставила. Где мне ее теперь искать?
Я все еще думал об этом, когда в машине забурлила вода. Хиллари повернулась и зашагала к двери.
Едва она скрылась за дверью, как я стал спускаться. Повиснув на пальцах, я мягко спрыгнул со шкафа. Затем я быстро добежал до морозильной камеры и присел за ней.
И стал ждать. Боже, как душно было в этой конуре Пот с меня катился градом. Мне было щекотно. Общее ощущение было такое, словно меня натерли маслом, а затем вываляли в куче мусора, в которой было много паутины и насекомых Вся грудь, руки и ноги в пятнах раздавленных пауков Еще засохшая кровь с прошлой ночи Плюс я был весь усеян маленькими красными шишечками, которые дьявольски зудели.
Еще в нос шибал крепкий запах пота. Пота, смешавшегося с протухающей кровью.
Обычно я поступаю как все и натираю тело. Хотя прошлой ночью этого не сделал. И прекрасно. Хотя бы потому, что те копы — Хэнк и Пэт — учуяли бы меня, едва переступив порог.
Мне лучше все объяснить. Натирание — это одна из подготовительных процедур, которую мы исполняем перед выходом на дело. Как актеры, накладывающие грим перед спектаклем. Это происходит в фургоне Тома. Там же мы переодеваемся в шкуры и вооружаемся.
Это все равно что намыливание. Только без мыла. Мы черпаем состав из бидона и размазываем его по телу. Том написал на бидоне «Лосьон жмурика». Это у него такие шутки. Потому что в бидон мы складываем разные части убитых нами людей.
Убитых какое-то время назад.
Получается что-то склизкое, как перезревший плод.
Некоторые из нас наносят его как средство после бритья. Другим нравится вымазаться в нем с ног до головы. Иной раз воротит, когда посмотришь, как они его используют.
Сам я применяю его крайне экономно. Мазну раз здесь, раз там.
Это для удачи. Потому что запах смерти сам по себе рождает страх в сердцах наших врагов. А еще потому, что это жуть как круто и заводит нас.
Во всяком случае, прошлой ночью я не намазывался, потому что у меня расстроился желудок. В фургоне у Тома есть туалет. Там я и просидел все время, пока другие колдовали над бидоном К тому времени, как я вышел, фургон опустел.
Эй, вон оно что оказывается. Только сейчас до меня дошло — выродки пошли начинать без меня, а потом также без меня уехали и бросили меня в беде. Не иначе как прелюдия к грядущему предательству.
Во всяком случае, тогда мне хотелось лишь одного — поскорее присоединиться к компании Не хотелось пропустить ни единого развлечения. Так что я не стал обмазываться этой дрянью.
Возможно, это меня и спасло.
Вернее, определенно спасло. Те копы, забредшие в эту подсобку в поисках меня, наверняка унюхали бы запах. Воспользуйся я «Лосьоном жмурика», сейчас сам был бы покойником. И, как знать, вскоре запатентовал бы свое собственное средство, открытие недели. «Запах Саймона».
Звучит? Мрачноватые мысли.
Наверное, это от пива.
Во всяком случае, суть в том, что я пренебрег «косметикой», остался без запаха, и поэтому копы меня не засекли. И вот теперь утро, и я притаился в этом сарае в ожидании Хиллари Западон: потный и зудящий, но пахнущий исключительно собственным телом и ничем хуже.
Что это она так мешкает, черт подери.
Чтобы как-то скоротать время, я стал воображать, что я с ней буду делать. Это меня настолько возбудило, что я практически позабыл о духоте, о зуде и о своем плачевном виде.
Наконец она появилась.
Когда она проходила мимо, я ткнул ее ножом в ногу. На ней не было ни обуви, ни носков, и нож резанул по живому. Ахнув от неожиданности, она попыталась отскочить в сторону. Ступня оторвалась от пола, хотя уйти от ножа ей не удалось — только пропорола еще несколько дюймов.
Отведя нож, я другой рукой схватил за щиколотку и, резко потянув на себя, быстро задрал ее ногу вверх.
С пронзительным воплем Хиллари плашмя грохнулась на пол. И тут же смолкла, так как от падения перехватило дыхание. После этого она могла только хрипеть.
Усевшись ей на грудь, я прижал ее за волосы к полу и приставил нож к горлу. Не так сильно, чтобы порезать, но достаточно, чтобы ей стало больно.
Затем я поинтересовался, кто дома.
Она покачала головой. Видно, хотела что-то вымолвить, но получился лишь какой-то булькающий хрип. Ее грудная клетка ходила ходуном. Эти ее движения подо мной — туда-сюда — были мне даже приятны. И мне нравилось ощущать, как она вздрагивает всем телом.
— Не делайте мне больно, — наконец прохныкала она.
— Я и не собираюсь делать тебе больно, — ответил я. — Все будет хорошо, если будешь меня слушаться.
Она быстро закивала головой. Конечно, она была вся заплаканная, и это совсем не делало ее привлекательнее. Но меня раздражали не столько слезы и покрасневшие глаза, сколько сопли, которые полезли у нее из носа.
— Для начала, милая, — сказал я, — скажи, кто еще в доме.
На этот раз ответ слишком задержался. Кроме того, за это время в ее взгляде произошла какая-то перемена, словно ей в голову пришла хорошая мысль.
— Мой муж, — произнесла она. — Он... он на больничном. Сейчас в доме. Должен появиться здесь с минуты на минуту. Он полицейский.
— Враки, враки — щиплют раки, — проговорил я, убирая нож от ее горла.
Вставив лезвие ножа ей между зубов, я полоснул вдоль рта и одним движением рассек обе щеки.
Она схватилась за лицо и, казалось, уже не обращала никакого внимания на то, что я стягивал с нее одежду. У нее был сплошной загар. Лично мне нравится, когда у девчонок есть незагорелые участки на теле. Белизна кожи в определенных местах свидетельствует о скромности и стыдливости. Когда я их вижу, то чувствую, что со мной делятся секретом.
В сплошном загаре есть нечто жесткое. Но Хиллари Западон, похоже, он был к лицу.
И хотя я предпочел бы девическую бледность, отшлифованный глянцевый загар доставил мне большое удовольствие. Еще то, как она извивалась на полу. И как переваливались ее груди. Они были маленькие с коричневыми сосками, напомнившими мне присоски на игрушечных стрелах моего детства.
Обычно я отрывал их и затачивал концы стрел ножом.
Одной такой стрелой я попал в глаз коту по кличке Мики.
Если облизать такую присоску, то можно было прилепить ее ко лбу. У них же был такой вид, словно их кто-то облизал и прилепил к грудям Хиллари. Только в них не было гнезд под стрелы — концы были тупые.
Кожа у нее была горячая, гладкая и скользкая.
Она вздрагивала и корчилась всякий раз, когда я делал ей больно.
Когда она начала кричать, я затолкал ей в рот ее трусики.
Чтобы пересказать все, что я с ней делал, не хватит, пожалуй, и часа. Хотя я знаю, что рассказывать об этом буду с большим удовольствием. Говорить о таких вещах почти так же приятно — все равно что снова их повторяешь. Но многое еще предстоит поведать об иных материях.
Так что ограничусь тем, что мне представляется самым интересным.
Обычно все мое внимание концентрируется на тех, с кем я нахожусь. Мой принцип — лови момент. Я не мечтатель. Но, когда я занимался Хиллари, я заставлял себя думать, что она — та девчонка.
Ну, знаете какая. Та, которую я упустил.
Хиллари как бы не существовало. Подо мной была та девчонка, и я наслаждался каждой минутой, каждым дюймом ее тела.
Закончив, я уселся на морозильную камеру и съел «Дав». Потом положил в камеру Хиллари.
Пересилив свое отвращение к подобной деятельности, я старательно подмел вокруг пол и вышел из гаража. Там было ужасно жарко и был спертый воздух. Во дворе дул свежий летний ветерок, было приятно и замечательно.
Задний дворик был полностью огорожен забором и давал прекрасную защиту от посторонних взглядов. Понятно теперь, где загорала Хиллари. Скверно, что я об этом раньше не догадался. Можно было бы выволочь ее на свежий воздух и заняться ею здесь.
Ну что ж. Не велика потеря.
Просто было бы намного приятнее, и все.
Направляясь к черному входу в дом, я подумал, что неплохо бы трахнуть девчонку на свежем воздухе. Если, конечно, будет такая возможность.
Пусть даже для этого понадобятся дополнительные усилия.
Для такого лакомого кусочка нужна самая лучшая тарелочка.
В доме было холодно, как в холодильнике. У меня даже застучали зубы и кожа покрылась пупырышками. Но я нашел удовлетворение в мысли, что Хиллари в морозильной камере сейчас гораздо прохладнее.
Хотя я был абсолютно уверен, что ее мужа нет дома, все же решил посмотреть. Мои поиски не увенчались успехом. Судя по всему, детей у них тоже не было.
Бенедикт и Хиллари Западон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60