Как вы сами видели, у него серьезные проблемы с сердцем. Но пенсии никак не хватит, чтобы оплатить необходимое лечение. Из-за этого он пришел в отчаяние и попросил меня присоединиться к группе, чтобы выяснить, как проникнуть в отель и разобраться в местонахождении тайника. Предполагалось, что потом я вернусь сюда уже один и выну из тайника то, что там находится.
— И что же именно там находится? — Мэк шагнул к нему поближе.
— Если информация профессора верна... — Бэленджер замялся на долю секунды. — Золотые монеты.
— Золотые?..
— Профессор немало рассказал мне об истории. В частности, о золотых монетах в Соединенных Штатах. Десяти— и двадцатидолларовые золотые монеты по рисункам... секундочку, я должен вспомнить... Огастус...
— Сент-Годенс, — сказал Винни.
— Да. Именно так его и звали. Десятидолларовые золотые монеты называли «орлами». А двадцатидолларовые — «двойными орлами». До Депрессии они ходили как твердая валюта. Но затем случилась Черная пятница.
— Какая еще, к черту, черная пятница? — удивился Тод.
— Великий крах фондовой биржи в двадцать девятом году, — ответила Кора.
Сердцебиение Бэленджера начало понемногу успокаиваться. «Правильно. Попытаемся отвлечь их разговором», — подумал он.
— Валяйте-ка к делу, — перебил Мэк, словно подслушав его мысли, и потер след от ожога на щеке.
— В начале тридцатых годов, — сказала Кора, — американская экономика так сильно пошатнулась, что правительство боялось полного краха. Чтобы поддержать плавающий уровень доллара, правительство отказалось от золотого стандарта.
— Говори на нормальном английском языке, лапочка.
— До Депрессии стоимость доллара определялась количеством золота, которое имело в своем распоряжении американское казначейство, — пояснила Кора. — Теоретически можно было прийти в банк, достать тридцать пять долларов и попросить золота на эту сумму. Одну унцию. Но когда началась Депрессия, правительство объявило, что доллар будет стоить столько, сколько скажет правительство, независимо от величины золотого запаса страны.
Так мы отказались от золотого стандарта. А это означало, что золото больше не могло использоваться в качестве денег. Согласно Акту о золотом запасе тридцать четвертого года, частные граждане лишились права владеть золотом в слитках или монетах. Все золото, кроме ювелирных изделий, нужно было сдать в Казначейство.
— Получается, что правительство захапало золотишко? — осведомился Джи Ди.
— Те, кто сдал монеты и слитки, получили квитанции, по которым на их банковские счета зачислялись деньги, — сказал Винни. — С тех пор американцы могут владеть золотыми монетами только в составе коллекций. На них можно смотреть. Их можно держать в руках. Их можно продавать и покупать в антикварных магазинах. Но бензин в бак на заправочной станции за эту монету не зальют.
— Конечно, в наше время на двадцать долларов бак бензином не наполнишь, — вставил Бэленджер. «Нужно поддерживать эту болтовню», — думал он.
— Так как же насчет гангстера? — Тод постукивал пальцами по обрезку трубы, заткнутому за пояс.
— Кармин Даната был известным гангстерским авторитетом в Ревущие двадцатые годы, — сказал Бэленджер. — Все знали о его привычке награждать своих «шестерок» золотыми монетами. Когда разразилась Депрессия, он с самого начала был уверен, что правительство, конфискуя золотые монеты и слитки, всех нагреет. Поэтому он так и не сдал свое золото, а, совсем напротив, начал его копить. В конце концов он завел столько тайников, что даже не мог все запомнить. Тогда-то, в тридцать пятом году, он и устроил тайник в своих апартаментах.
— Ты хочешь сказать, что золотые монеты все еще валяются в загашнике? — Глаза Мэка ярко сверкнули.
— Даната погиб в сороковом году, во время перестрелки с другой бандой в Бруклине, — ответил Бэленджер. — Номер сдавался только ему. Он оплатил его на год вперед. А после его смерти владелец отеля...
— Карлайл. Мы слышали ваш базар о нем. Придурок, имеющий кучу бабок и не знающий, куда их девать.
— Он никогда больше не сдавал этот номер, — продолжал Бэленджер. — С сорокового по шестьдесят восьмой, когда отель закрылся и Карлайл остался здесь один, комнаты так и стояли свободными. У Карлайла был один очень заметный пунктик: он постоянно шпионил за постояльцами отеля, как бы проживая таким образом вместе с ними дополнительные жизни. Профессор подозревает, что Карлайл сохранил номер в том же состоянии, в каком он был при жизни Данаты. Мы считаем, что само существование этого тайника доставляло ему огромное удовольствие, что Карлайл время от времени наведывался в этот тайник и любовался монетами, к которым больше никто не имел доступа. Они и впрямь очень красивые — взлетающий орел на одной стороне, а на другой — статуя Свободы с факелом.
— А не мог этот козел контрабандой вывезти их за кордон и продать за наличные? — спросил Мэк.
— Он страдал агорафобией. И боялся выходить из отеля. Другая страна была для него недостижима, как другая планета. Так почему же обратить монеты в наличные деньги, которые ему вовсе не были нужны — ведь он и так был очень богат, — было бы ему приятнее, чем обладать запасом золота, какого с тридцатых годов не было ни у одного американца?
Этой ночью мы осмотрели несколько номеров и обнаружили, что Карлайл стремился сохранить их в том самом виде, в каком они пребывали, когда их покинули последние постояльцы. Возможно, он принялся за это уже в сороковом году, когда погиб Даната.
— А сколько сейчас стоит золото?
— Более четырехсот долларов за унцию.
— Значит, мы можем переплавить эти монеты и...
— На этом вы много потеряете. «Двойной орел», который весит меньше унции, стоит у коллекционеров почти семьсот долларов.
— Господи...
— Но это еще не все, — продолжал Бэленджер. — Последняя партия «двойных орлов» была отчеканена в тридцать третьем году, непосредственно перед тем, как американское правительство отменило золотой стандарт. И еще до выпуска в обращение они были запрещены и их уничтожили. Большую часть. Но несколько монет были украдены. Недавно одна из украденных монет попала в руки правительства и выставлена на аукцион «Сотби». И там она ушла за без малого семь миллионов долларов.
— Семь?..
— Миллионов долларов. Мы считаем, что у Данаты таких монет могло быть пять.
В свете горящих фонарей глаза Тода ярко сверкнули. Он махнул рукой:
— Эй, пошли. Мне очень не терпится запустить руку в этот тайник.
Глава 32
— Помогите мне поднять профессора, — обратился Бэленджер к Винни.
Винни метнул в него яростный взгляд. Было понятно, что он не может простить своему новому знакомому обман. Тем не менее опасность и давняя привязанность к профессору заставили его повиноваться. Сразу же стало ясно, что связанные запястья до чрезвычайности ограничивают их возможности. Методом проб и ошибок они выяснили, что могут поднять профессора, только просунув сложенные руки ему под мышки. Поскольку у Конклина руки тоже были связаны, он ничем не мог им помочь. С великими усилиями они все же подняли его.
Конклин стонал, но все же сумел устоять на здоровой ноге.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Бэленджер.
— Я все еще жив. — Профессор тяжело вздохнул. — Да уж, при таких обстоятельствах на что мне жаловаться?
— Скажите, это правда? — потребовал Винни. — Что вы с этим парнем собирались присвоить золотые монеты?
— Я далеко не идеальный человек, — сказал Конклин. — Это вам следовало бы уже понять о своих преподавателях. Но когда я слушал ваши объяснения насчет Акта о золотом запасе от тысяча девятьсот тридцать четвертого года... О Сент-Годен-се... Винни, ты запомнил даже Сент-Годенса.
— И как вы собирались поделить деньги? Между вами двоими?
Пожилой профессор выглядел пристыженным.
— И ты согласился бы участвовать в этом? Ведь мы все время провозглашали, что ничего не берем, а только фотографируем. А ведь в этом случае мы не просто нарушили бы это правило. Мы намеревались совершить серьезное преступление. Что ты предпочел бы: опасность просидеть в тюрьме значительную часть жизни или же поставить в известность власти?
— Но вы же были готовы на риск попасть в тюрьму.
— В настоящее время мне почти нечего терять.
Мэк и Джи Ди торопливо запихивали снаряжение в рюкзаки, набивая их так, что все содержимое пяти рюкзаков уместилось в три. На месте они оставили только бутылки с мочой.
Мэк засунул водяной пистолет за пояс.
— Эх, давно не играл в игрушки.
Он взял один из рюкзаков, Джи Ди второй, Тод третий. Очки ночного видения болтались у всех троих на шеях.
— Теперь слушайте, как мы поступим, — сказал Тод. Одной рукой он подстраивал лямки рюкзака, а в другой держал пистолет Бэленджера. — Я пойду первым, спиной вперед, и буду все время держать вас на мушке. Мэк и Джи Ди пойдут позади, но не станут наступать вам на пятки. Так что, если вам приспичит накинуться на них и попытаться столкнуть с лестницы, у вас все равно ничего не выйдет. Если вы что-нибудь затеете, Мэк и Джи Ди лягут на лестницу, а я буду стрелять. Мне плевать, что там кто-то из вас может знать о тайнике: я вас всех замочу. Так что хорошенько пошевелите мозгами, прежде чем сердить меня.
Тод покинул балкон, миновал холл, вышел на пожарную лестницу и начал задом наперед подниматься по ней. Бэленджер и Винни шли следом, неловко держа связанными руками профессора и изо всех сил помогая ему. Потом шли Рик и Кора, а последними — Мэк и Джи Ди. Шаги восьми человек гулко разносились по лестничной клетке.
— Теперь, когда вы узнали, что я не репортер, — сказал Бэленджер Винни, — я хочу задать один вопрос.
— Какой?
— Вы говорили о композиторе, который написал «На берегах Уобаша» и «Моя девчонка Сэл». Вы тогда упомянули, что он был братом Теодора Драйзера, да еще так, будто все должны знать это имя. Прах побери, кем был этот Теодор Драйзер?
— Он написал «Сестру Керри».
— Чью сестру?
«Говори, говори, — убеждал себя Бэленджер. — Пытайся любым путем завязать с ними какие-нибудь контакты».
— Это один из первых американских реалистических романов. — Винни, похоже, понимал замысел Бэленджера. — Действие происходит в трущобах Чикаго. Там рассказывается история женщины, которая вынуждена спать со всеми подряд, чтобы выжить.
— По мне, так в настоящей жизни иначе не бывает, — сказал Мэк снизу из темноты.
Винни поддержал разговор:
— Тема романа — пессимистический детерминизм. Независимо от людских поступков, все определяют судьба и веления тела.
— Да, точно, парень писал о настоящей жизни, — снова откликнулся Мэк.
«Кажется, действует», — подумал Бэленджер. Он продолжал тащиться вверх. Чувствовалось, как профессор дергался от боли.
— Роман издали в 1900 году, за год до того, как выстроили этот отель, — продолжал Винни. — В большинстве американских романов того времени писали об упорном труде, который вознаграждался успехом. То, что Уильям Дин Хауэллз назвал «приветливой улыбкой американской жизни».
— Кто такой Хауэллз, я спрошу попозже, — сказал Бэленджер, в очередной раз помогая профессору устоять на ногах.
— Драйзер вырос в ужасной бедности. Он видел столько страданий, что пришел к выводу о том, что американская мечта — всего лишь обман. Чтобы подчеркнуть свое мнение, он назвал еще один из своих романов «Американской трагедией». «Сестру Керри» издала компания «Даблдей», но, когда жена Даблдея прочла эту книгу, она была так потрясена, что заставила мужа не пускать тираж в продажу, а оставить весь на складе. Только через несколько лет роман опубликовали в другом издательстве, и он сразу был признан классическим.
— Пожалуй, нужно будет прочитать эту книжку, — сказал Бэленджер.
— Я уверен, что вам понравится, — ответил Винни. — Сильнейшая история, но написана просто ужасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— И что же именно там находится? — Мэк шагнул к нему поближе.
— Если информация профессора верна... — Бэленджер замялся на долю секунды. — Золотые монеты.
— Золотые?..
— Профессор немало рассказал мне об истории. В частности, о золотых монетах в Соединенных Штатах. Десяти— и двадцатидолларовые золотые монеты по рисункам... секундочку, я должен вспомнить... Огастус...
— Сент-Годенс, — сказал Винни.
— Да. Именно так его и звали. Десятидолларовые золотые монеты называли «орлами». А двадцатидолларовые — «двойными орлами». До Депрессии они ходили как твердая валюта. Но затем случилась Черная пятница.
— Какая еще, к черту, черная пятница? — удивился Тод.
— Великий крах фондовой биржи в двадцать девятом году, — ответила Кора.
Сердцебиение Бэленджера начало понемногу успокаиваться. «Правильно. Попытаемся отвлечь их разговором», — подумал он.
— Валяйте-ка к делу, — перебил Мэк, словно подслушав его мысли, и потер след от ожога на щеке.
— В начале тридцатых годов, — сказала Кора, — американская экономика так сильно пошатнулась, что правительство боялось полного краха. Чтобы поддержать плавающий уровень доллара, правительство отказалось от золотого стандарта.
— Говори на нормальном английском языке, лапочка.
— До Депрессии стоимость доллара определялась количеством золота, которое имело в своем распоряжении американское казначейство, — пояснила Кора. — Теоретически можно было прийти в банк, достать тридцать пять долларов и попросить золота на эту сумму. Одну унцию. Но когда началась Депрессия, правительство объявило, что доллар будет стоить столько, сколько скажет правительство, независимо от величины золотого запаса страны.
Так мы отказались от золотого стандарта. А это означало, что золото больше не могло использоваться в качестве денег. Согласно Акту о золотом запасе тридцать четвертого года, частные граждане лишились права владеть золотом в слитках или монетах. Все золото, кроме ювелирных изделий, нужно было сдать в Казначейство.
— Получается, что правительство захапало золотишко? — осведомился Джи Ди.
— Те, кто сдал монеты и слитки, получили квитанции, по которым на их банковские счета зачислялись деньги, — сказал Винни. — С тех пор американцы могут владеть золотыми монетами только в составе коллекций. На них можно смотреть. Их можно держать в руках. Их можно продавать и покупать в антикварных магазинах. Но бензин в бак на заправочной станции за эту монету не зальют.
— Конечно, в наше время на двадцать долларов бак бензином не наполнишь, — вставил Бэленджер. «Нужно поддерживать эту болтовню», — думал он.
— Так как же насчет гангстера? — Тод постукивал пальцами по обрезку трубы, заткнутому за пояс.
— Кармин Даната был известным гангстерским авторитетом в Ревущие двадцатые годы, — сказал Бэленджер. — Все знали о его привычке награждать своих «шестерок» золотыми монетами. Когда разразилась Депрессия, он с самого начала был уверен, что правительство, конфискуя золотые монеты и слитки, всех нагреет. Поэтому он так и не сдал свое золото, а, совсем напротив, начал его копить. В конце концов он завел столько тайников, что даже не мог все запомнить. Тогда-то, в тридцать пятом году, он и устроил тайник в своих апартаментах.
— Ты хочешь сказать, что золотые монеты все еще валяются в загашнике? — Глаза Мэка ярко сверкнули.
— Даната погиб в сороковом году, во время перестрелки с другой бандой в Бруклине, — ответил Бэленджер. — Номер сдавался только ему. Он оплатил его на год вперед. А после его смерти владелец отеля...
— Карлайл. Мы слышали ваш базар о нем. Придурок, имеющий кучу бабок и не знающий, куда их девать.
— Он никогда больше не сдавал этот номер, — продолжал Бэленджер. — С сорокового по шестьдесят восьмой, когда отель закрылся и Карлайл остался здесь один, комнаты так и стояли свободными. У Карлайла был один очень заметный пунктик: он постоянно шпионил за постояльцами отеля, как бы проживая таким образом вместе с ними дополнительные жизни. Профессор подозревает, что Карлайл сохранил номер в том же состоянии, в каком он был при жизни Данаты. Мы считаем, что само существование этого тайника доставляло ему огромное удовольствие, что Карлайл время от времени наведывался в этот тайник и любовался монетами, к которым больше никто не имел доступа. Они и впрямь очень красивые — взлетающий орел на одной стороне, а на другой — статуя Свободы с факелом.
— А не мог этот козел контрабандой вывезти их за кордон и продать за наличные? — спросил Мэк.
— Он страдал агорафобией. И боялся выходить из отеля. Другая страна была для него недостижима, как другая планета. Так почему же обратить монеты в наличные деньги, которые ему вовсе не были нужны — ведь он и так был очень богат, — было бы ему приятнее, чем обладать запасом золота, какого с тридцатых годов не было ни у одного американца?
Этой ночью мы осмотрели несколько номеров и обнаружили, что Карлайл стремился сохранить их в том самом виде, в каком они пребывали, когда их покинули последние постояльцы. Возможно, он принялся за это уже в сороковом году, когда погиб Даната.
— А сколько сейчас стоит золото?
— Более четырехсот долларов за унцию.
— Значит, мы можем переплавить эти монеты и...
— На этом вы много потеряете. «Двойной орел», который весит меньше унции, стоит у коллекционеров почти семьсот долларов.
— Господи...
— Но это еще не все, — продолжал Бэленджер. — Последняя партия «двойных орлов» была отчеканена в тридцать третьем году, непосредственно перед тем, как американское правительство отменило золотой стандарт. И еще до выпуска в обращение они были запрещены и их уничтожили. Большую часть. Но несколько монет были украдены. Недавно одна из украденных монет попала в руки правительства и выставлена на аукцион «Сотби». И там она ушла за без малого семь миллионов долларов.
— Семь?..
— Миллионов долларов. Мы считаем, что у Данаты таких монет могло быть пять.
В свете горящих фонарей глаза Тода ярко сверкнули. Он махнул рукой:
— Эй, пошли. Мне очень не терпится запустить руку в этот тайник.
Глава 32
— Помогите мне поднять профессора, — обратился Бэленджер к Винни.
Винни метнул в него яростный взгляд. Было понятно, что он не может простить своему новому знакомому обман. Тем не менее опасность и давняя привязанность к профессору заставили его повиноваться. Сразу же стало ясно, что связанные запястья до чрезвычайности ограничивают их возможности. Методом проб и ошибок они выяснили, что могут поднять профессора, только просунув сложенные руки ему под мышки. Поскольку у Конклина руки тоже были связаны, он ничем не мог им помочь. С великими усилиями они все же подняли его.
Конклин стонал, но все же сумел устоять на здоровой ноге.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Бэленджер.
— Я все еще жив. — Профессор тяжело вздохнул. — Да уж, при таких обстоятельствах на что мне жаловаться?
— Скажите, это правда? — потребовал Винни. — Что вы с этим парнем собирались присвоить золотые монеты?
— Я далеко не идеальный человек, — сказал Конклин. — Это вам следовало бы уже понять о своих преподавателях. Но когда я слушал ваши объяснения насчет Акта о золотом запасе от тысяча девятьсот тридцать четвертого года... О Сент-Годен-се... Винни, ты запомнил даже Сент-Годенса.
— И как вы собирались поделить деньги? Между вами двоими?
Пожилой профессор выглядел пристыженным.
— И ты согласился бы участвовать в этом? Ведь мы все время провозглашали, что ничего не берем, а только фотографируем. А ведь в этом случае мы не просто нарушили бы это правило. Мы намеревались совершить серьезное преступление. Что ты предпочел бы: опасность просидеть в тюрьме значительную часть жизни или же поставить в известность власти?
— Но вы же были готовы на риск попасть в тюрьму.
— В настоящее время мне почти нечего терять.
Мэк и Джи Ди торопливо запихивали снаряжение в рюкзаки, набивая их так, что все содержимое пяти рюкзаков уместилось в три. На месте они оставили только бутылки с мочой.
Мэк засунул водяной пистолет за пояс.
— Эх, давно не играл в игрушки.
Он взял один из рюкзаков, Джи Ди второй, Тод третий. Очки ночного видения болтались у всех троих на шеях.
— Теперь слушайте, как мы поступим, — сказал Тод. Одной рукой он подстраивал лямки рюкзака, а в другой держал пистолет Бэленджера. — Я пойду первым, спиной вперед, и буду все время держать вас на мушке. Мэк и Джи Ди пойдут позади, но не станут наступать вам на пятки. Так что, если вам приспичит накинуться на них и попытаться столкнуть с лестницы, у вас все равно ничего не выйдет. Если вы что-нибудь затеете, Мэк и Джи Ди лягут на лестницу, а я буду стрелять. Мне плевать, что там кто-то из вас может знать о тайнике: я вас всех замочу. Так что хорошенько пошевелите мозгами, прежде чем сердить меня.
Тод покинул балкон, миновал холл, вышел на пожарную лестницу и начал задом наперед подниматься по ней. Бэленджер и Винни шли следом, неловко держа связанными руками профессора и изо всех сил помогая ему. Потом шли Рик и Кора, а последними — Мэк и Джи Ди. Шаги восьми человек гулко разносились по лестничной клетке.
— Теперь, когда вы узнали, что я не репортер, — сказал Бэленджер Винни, — я хочу задать один вопрос.
— Какой?
— Вы говорили о композиторе, который написал «На берегах Уобаша» и «Моя девчонка Сэл». Вы тогда упомянули, что он был братом Теодора Драйзера, да еще так, будто все должны знать это имя. Прах побери, кем был этот Теодор Драйзер?
— Он написал «Сестру Керри».
— Чью сестру?
«Говори, говори, — убеждал себя Бэленджер. — Пытайся любым путем завязать с ними какие-нибудь контакты».
— Это один из первых американских реалистических романов. — Винни, похоже, понимал замысел Бэленджера. — Действие происходит в трущобах Чикаго. Там рассказывается история женщины, которая вынуждена спать со всеми подряд, чтобы выжить.
— По мне, так в настоящей жизни иначе не бывает, — сказал Мэк снизу из темноты.
Винни поддержал разговор:
— Тема романа — пессимистический детерминизм. Независимо от людских поступков, все определяют судьба и веления тела.
— Да, точно, парень писал о настоящей жизни, — снова откликнулся Мэк.
«Кажется, действует», — подумал Бэленджер. Он продолжал тащиться вверх. Чувствовалось, как профессор дергался от боли.
— Роман издали в 1900 году, за год до того, как выстроили этот отель, — продолжал Винни. — В большинстве американских романов того времени писали об упорном труде, который вознаграждался успехом. То, что Уильям Дин Хауэллз назвал «приветливой улыбкой американской жизни».
— Кто такой Хауэллз, я спрошу попозже, — сказал Бэленджер, в очередной раз помогая профессору устоять на ногах.
— Драйзер вырос в ужасной бедности. Он видел столько страданий, что пришел к выводу о том, что американская мечта — всего лишь обман. Чтобы подчеркнуть свое мнение, он назвал еще один из своих романов «Американской трагедией». «Сестру Керри» издала компания «Даблдей», но, когда жена Даблдея прочла эту книгу, она была так потрясена, что заставила мужа не пускать тираж в продажу, а оставить весь на складе. Только через несколько лет роман опубликовали в другом издательстве, и он сразу был признан классическим.
— Пожалуй, нужно будет прочитать эту книжку, — сказал Бэленджер.
— Я уверен, что вам понравится, — ответил Винни. — Сильнейшая история, но написана просто ужасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46