Секунду поколебавшись, я взяла папку с надписью «Астролябия», чтобы на досуге изучить ее содержимое. Впрочем, когда он появится у меня, этот досуг!
Прежде чем выйти из кабинета, я остановилась перед дверью, прислушиваясь. Вроде бы в коридоре царила тишина. Я последний раз огляделась и протянула руку к двери, но в это мгновение мой взгляд упал на окно.
Тяжелые портьеры были наполовину раздернуты, и я увидела, что окно плотно закрыто. Конечно, его могли закрыть уже после появления милиции, но я вспомнила слова Ларисы Ивановны: когда на ее крик в переговорную прибежал охранник Деткин, он первым делом раздернул занавески, и окна были закрыты… она уверенно, не один раз повторила это.
Однако я отлично помнила, что, когда я вошла в переговорную перед самым убийством Ильи Артуровича, окно было распахнуто. Занавески действительно были задернуты, и врывающийся в окно ветер надувал их, как паруса… мне даже сейчас стало немного зябко, как будто я снова почувствовала гуляющий по комнате сквозняк.
Что же из этого следует?
Во всяком случае, из этого следует, что в кабинете был еще кто-то, кроме меня и Меликханова. Кто-то, кто закрыл окно, пока я находилась без сознания.
Или этот кто-то был там все время, или он появился после того, как я потеряла сознание, и покинул кабинет до того, как я пришла в себя. Но это значит… это значит, что я вовсе не убивала Меликханова!
У меня словно гора с плеч свалилась.
Мучившее меня все это время сознание, что я в беспамятстве убила человека, отпустило меня, я смогла вздохнуть полной грудью.
Но и Антон Степанович, наш бедный Карабас, тоже никого не убивал, хотя над ним и тяготеет это обвинение.
Значит, мы с ним должны объединить свои усилия и самостоятельно распутать это дело, чтобы освободить себя от всяких подозрений.
Я приоткрыла дверь, выскользнула в коридор, настороженно осмотрелась. Убедившись, что никого поблизости нет, снова закрыла дверь, заперла ее ключом Карабаса, приладила на место бумажку с печатью.
По дороге в свой кабинет я, к счастью, никого не встретила.
Войдя к себе, я с порога пропела:
— Без женщин жить нельзя на свете, нет…
Антон Степанович, кряхтя, выбрался из шкафа и проворчал:
— Ну сколько можно повторять! Мы же договаривались, что это будет ария Лизы из «Пиковой дамы»…
— Мало ли о чем мы договаривались! Я всего лишь спела то, что очень подходит к настоящему моменту. Что бы вы без меня делали? — и с этими словами я протянула ему металлическое колечко с тремя надетыми на него ключами.
В шесть часов, когда закончились официальные часы работы банка, громко захлопали двери, по коридору простучали шаги расходящихся сотрудников. Я решила для верности выждать еще минут двадцать и оказалась права: в четверть седьмого по коридору мимо моей двери прошел еще кто-то из задержавшихся на работе трудоголиков. Я переждала еще десять минут и только после этого открыла дверь и выглянула в коридор.
Там было тихо и пусто, лампы дежурного освещения горели через одну.
Я не стала заморачиваться на оперные арии и прочие дурацкие условные сигналы и просто позвала Антона Степановича. Он не заставил меня повторять дважды — моментально выскочил из шкафа и устремился в коридор.
— Тс-с! — Я ухватила его за рукав и приложила палец к губам. — Кажется, кто-то идет…
Действительно, из-за поворота коридора доносились неторопливо приближающиеся шаги.
— Наверное, охранник! — прошептала я.
— Что — опять в шкаф? — Лицо Карабаса вытянулось, как будто я отменила обещанный праздник.
— Нет, в шкаф нельзя, мне нужно запереть кабинет и поставить его на сигнализацию. Спрячьтесь пока в дамской комнате… тем более это вам не впервой…
Карабас стремглав ринулся в направлении туалета, а я включила датчик охранной сигнализации и заперла дверь. Из-за поворота коридора появился знакомый охранник Вася — тот самый, который обожает рассказывать анекдоты.
— О, Женя! — обрадовался он, увидев меня. — Что-то ты сегодня заработалась! От работы кони дохнут! Прикинь, один мужик в предпраздничный день выпил на работе и заснул, а его кабинет заперли! И не только заперли, а еще и опечатали! И вот он просыпается — а дверь заперта, и нельзя ее открыть…
— Этот анекдот ты мне уже рассказывал, — проговорила я, убирая ключ в сумочку.
— Да? Ну ладно, тогда другой. Приходит Вовочка из школы, а мать ему говорит…
Я так и не узнала, что сказала Вовочкина мать, потому что на поясе у Васи ожил переговорник и хриплым голосом старшего смены Митрофаныча проговорил:
— Ну, Василий, ты где застрял? Чай стынет!
— Извини, Евгения! — Вася с сожалением развел руками. — Служба зовет!
Я охотно извинила его, проводила взглядом до поворота коридора и только тогда устремилась к туалету, где меня в нетерпении поджидал Карабас.
— Ну что, можно идти? — прошептал он, испуганно выглядывая из кабинки.
— Можно, — подтвердила я, — по агентурным данным, в течение ближайших десяти-пятнадцати минут охранники будут заняты приемом пищи, так что нужно поторопиться!
На этот раз впереди пошел Карабас.
Он уверенно миновал тускло освещенный коридор, куда выходили двери кабинетов таких же, как я, менеджеров среднего звена, вышел на лестничную площадку и направился вниз.
Мы спустились на два лестничных марша и оказались в темном подвальном тупичке, где, как я знала, можно было украдкой покурить (в остальных помещениях банка курить категорически запрещалось). Здесь же студенты профильного института, проходившие у нас преддипломную практику, проводили долгие часы, флиртуя и обсуждая свои животрепещущие проблемы. В глубине тупичка имелась огромная железная дверь.
Никто никогда не видел эту дверь открытой, да никому и в голову не приходило, что она открывается.
К этой-то двери подошел Антон Степанович. Он вставил один из ключей, которые я принесла из его кабинета, в едва заметную скважину, повернул его… и огромная дверь с тоскливым скрипом открылась.
— Вот это да! — воскликнула я, заглядывая в затхлую темноту за дверью. — Так, значит, через эту дверь грабители могут проникнуть в наш банк…
— Не все так просто! — отмахнулся Карабас и шагнул вперед. — Здесь можно только выйти, и то с трудом, а войти не получится!
Я вошла вслед за ним. Антон с громким лязгом закрыл за мной дверь и повернул ключ в замке.
Мы оказались в полной темноте. Во всяком случае, так показалось мне в первое мгновение, пока глаза не привыкли к скудному освещению. Но через несколько секунд из окружающей тьмы проступили смутные очертания предметов.
Мы находились в длинном, но узком подвальном помещении с низким потолком, под которым проходили толстые трубы центрального отопления. Из дальнего конца подвала доносился ровный непрестанный гул и оттуда же просачивался тот слабый свет, благодаря которому мы могли различать окружающие предметы.
Именно в том направлении, к источнику гула и света, и двинулся Антон Степанович.
Шли мы медленно, обходя торчащую из пола ржавую арматуру и глубокие лужи. В какой-то момент из-под моих ног метнулось что-то живое. Я едва сдержала крик и зажмурилась от страха. Только крыс мне не хватало для полного счастья!
Вдобавок ко всем прочим удовольствиям, это подземное путешествие живо напомнило мне тот страшный эпизод из далекого детства — заброшенный дом, битый кирпич и осколки стекла под ногами…
Как ни странно, это воспоминание не повергло меня в обычный шок, а наоборот — придало силы. Видимо, после смерти Меликханова то воспоминание утратило надо мной власть…
Чем дальше мы продвигались, тем громче становился ровный гул, и тем ярче был свет. Кроме того, в лицо нам дул странный ветер — сильный, но пахнущий не вечерней свежестью, а пыльным жаром. Наконец я разглядела, что в нескольких метрах перед нами подвал перегораживает толстая металлическая решетка, за которой стремительно вращаются лопасти огромного вентилятора. Я поняла, что именно этот вентилятор служит источником ровного гула и жаркого ветра, дующего нам в лицо.
И еще я поняла, почему охрана банка не следит за подвальной дверью, через которую мы только что прошли.
— Ну и как вы собираетесь пройти дальше? — осведомилась я, повернувшись к Карабасу. — Если даже вы сможете открыть эту решетку, останется вентилятор. Эти лопасти превратят нас в хорошо перемолотый фарш. Не знаю, как вы, а я не планирую завершить свою жизнь в качестве котлеты!
— Котлеты отменяются! — бодро отозвался Антон. — Ты не забыла, что я работал главным инженером НИИ, который был в этом здании до банка? Так что смело можешь на меня положиться!
С этими словами он уверенно двинулся прямо к решетке и вентилятору.
Я вспомнила сцены из американских кинобоевиков, где герои, чтобы сбежать из тюрьмы или, наоборот, пробраться в какую-нибудь сокровищницу (например, в банк, вроде нашего) стремительно проскальзывают между вращающимися лопастями приблизительно такого вентилятора.
Но там этот трюк проделывают герои, супермены, да и то наверняка в этом кадре их подменяют дублеры. Мне же придется проделать это самой, без всякого дублера…
Нет! Я на это не согласна!
Я хотела сказать это Антону… но он вдруг куда-то пропал.
Только что шел прямо передо мной, неуклонно приближаясь к решетке и вращающимся за ней лопастям, — и неожиданно исчез, словно сквозь землю провалился.
Но мы и так уже находились под землей, в подвале, так что проваливаться нам как будто некуда…
Я не успела додумать эту мысль до конца, потому что, сделав следующий шаг, потеряла почву под ногами. В буквальном смысле слова — у меня под ногами оказалась пустота, я провалилась в какой-то темный проем. В следующую секунду я поняла, что скольжу вниз по гладкой наклонной трубе, вроде тех, какие устанавливают в аквапарках и на пляжах морских курортов. Только там эти трубы делают из прозрачного пластика, и, съезжая по ним, ты видишь пальмы, голубое небо и теплое ласковое море, в которое и погружаешься в конце пути.
Здесь же труба была металлической, совершенно непрозрачной, и, прокатившись по ней, я плюхнулась не в теплое море, а на что-то тоже довольно теплое, но явно живое и очень недовольное.
То, во что я врезалась в конце полета, громко выругалось, откатилось в сторону и оказалось Антоном Степановичем Мельниковым.
Он проделал путь по трубе прежде меня и не успел вовремя отскочить, чтобы освободить место для моего приземления.
Во всяком случае, налетев на Карабаса, я обошлась без повреждений, совершила, так сказать, мягкую посадку. Впрочем, и он, ощупав себя, убедился, что ничего не сломал.
Придя в себя, я огляделась по сторонам, пытаясь понять, куда мы попали. Судя по тому, как долго мы скользили в глубину, можно было предположить, что мы находимся в аду. Как и положено в аду, здесь было удивительно жарко. Кроме температуры в пользу этой гипотезы говорили мрачные красноватые отсветы, пляшущие на тоскливых темно-серых стенах просторного помещения. Для полноты сходства не хватало только чертей. Но и они вскоре обнаружились в дальнем конце помещения — два подозрительных субъекта в темных робах, с закопченными адским пламенем лицами, удивленно разглядывали нас с Антоном.
— Где это мы? — вполголоса спросила я Антона Степановича.
— Это ведомственная котельная, — ответил он и показал на огромную топку, в которой с ровным гудением полыхало пламя. За этой топкой, вероятно, и присматривали те двое, кого я приняла за чертей.
Судя по всему, они были удивлены не меньше нашего. Действительно, что могли подумать эти истопники, когда к ним в котельную свалились две крайне подозрительные личности в мятой и перемазанной пылью одежде?
— Видишь, Артемий, — проговорил один из них, постарше и покрупнее. — Видишь, как много чудес преподносит природа пытливому уму, который не ленится наблюдать за событиями и отмечать их в своей памяти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41