– спросил Тони Буклесс, положив руки на плечи Стеллы. – Извини, но ведь речь идет о камне Седрика Оуэна.
Цери Джонс посмотрела на него совершенно спокойно.
– Они не сказали. Скорее всего, это не было для них главным. Они будут здесь примерно через девяносто минут. До тех пор вам придется потерпеть.
Прежде всего она была спелеологом; в ее мире главное место занимали те, кто мог проползти по наклонному уступу или вскарабкаться на стену. Профессор Энтони Буклесс не входил в число людей, достойных ее внимания, и она этого не скрывала.
Стелла впервые в жизни увидела, что он волнуется. Он отошел от нее и сел на камень, сцепив руки на коленях.
– Я не знал, что вы отправились за камнем. Я бы мог вам помочь: сделал бы бутерброды, остался снаружи с радиоприемником… ну, что-нибудь в этом роде.
– Это был подарок Кита, мы хотели отправиться за ним вдвоем. После пятницы…
В пятницу они поженились, и Тони Буклесс бросал пригоршни риса им на головы.
– Понятно. – Его улыбка получилась мимолетной и грустной. – Только вы двое.
– Кит думал, что вы догадались, когда после регистрации рассказали нам о смертях, тянущихся следом за камнем. Он решил, что проговорился и все испортил.
– Правда? Извини, наверное, я был слишком рассеян. Я знал, что вы ищете живой камень, но даже подумать не мог, что найдете его. Наверное, я был слишком самонадеян, когда предположил, что Кит рассказал бы мне о нем.
Профессор Энтони Буклесс прославился тем, что стал соавтором биографии Седрика Оуэна. Его имя, больше чем чье-либо, было связано с голубым живым камнем и всем, что представлял собой артефакт. Она видела боль в глазах Буклесса.
– Кит хотел найти камень и сделать вам сюрприз, – мягко проговорила Стелла. – Вы так верили в легенды, рассказывавшие об опасностях, которые несет камень, и он подумал, что вы могли бы передумать, если бы…
– Стелла…
Буклесс встал с камня и уселся на вереск у ее ног. Затем взял ее руки в свои и посмотрел на нее.
Он был таким вежливым, англичанином до мозга костей.
– Что? – спросила она.
Он опустил голову и посмотрел на свои руки. Кольцо с печаткой на безымянном пальце украшал символ колледжа Бидз – вооруженный рыцарь с мечом искусной работы, стоящий перед драконом.
– Дело не в том, что я мог передумать, дело в целостности знания. Седрик Оуэн для нашего колледжа является кем-то вроде святого. Он получил у нас степень, пролил кровь у наших ворот, чтобы передать нам свое весьма значительное состояние. Он оставил нам столько золота и бриллиантов, что мы смогли превратиться из второсортного учебного заведения Плантагенетов в колледж, занимающий равное положение с Тринити и Кингс, а также со старейшими университетами Новой Англии. Кроме того, он оставил нам свои дневники, которые вел исключительно аккуратно в течение тридцати двух лет, благодаря чему невероятно поднялся наш статус в академическом мире.
– Тони, я в Бидзе уже год. Мне известна история…
Он схватил ее за руку и снова ее выпустил.
– Я знаю, но послушай меня. Камень-череп никто не видел с тех пор, как Оуэн умер. Сэр Фрэнсис Уолсингем, шпион при дворе Елизаветы Первой, человек, имевший такую разветвленную сеть информаторов, какой не видел средневековый мир, прочесал всю Англию в поисках камня Оуэна после его смерти. Но безрезультатно, найти не смог. Как и по меньшей мере три дюжины охотников после него. Пожалуйста, скажи, что такое сумел обнаружить Кит, чего не заметили ученые, упорно искавшие эту реликвию на протяжении четырехсот лет?
Сказать правду было труднее, чем соврать. Стелла взяла бутылку с водой, напилась и потянулась к тому уголку своего сознания, где прятался голубой камень, точно кот перед прыжком или загнанный в угол зверь; она не могла определить, что с ним происходило.
Ее ногти были по-прежнему грязными, она вычистила один и спрятала руки под коленями.
– Стелла, ты можешь мне все рассказать, – проговорил Буклесс мягко, своим безупречным, уверенным, кембриджским голосом. – В любом случае это не будет хуже смерти Кита. Поверь мне, если бы его можно было оживить, я бы отдал за это свою кровь.
Они находились на склоне холма, день близился к вечеру, и их разговор слушали как минимум еще двое. И тем не менее ее мир сократился до этого одного человека и той легкости, с которой она могла поколебать все его представления о мире.
– Мы прочитали зашифрованный текст в дневнике Оуэна, – спокойно, четко, не обращая внимания на треск помех и шипение приемника Цери, сказала она. – Его автор не Седрик Оуэн. Кит считает, что эти записи сделал после его смерти Фрэнсис Уокер.
– Уокер? – нахмурившись, переспросил Тони Буклесс.
– Дневники – фальшивка, Тони. По крайней мере часть, и если это так, то и остальные могут быть сфабрикованы.
Способа смягчить ее слова не было, и она не стала даже пытаться. Буклесс молча уставился на нее. Его светло-карие глаза, цвет которых стал глубже в лучах заходящего солнца, изучающе смотрели на нее, словно ответ прятался под слоем грязи из пещеры.
Говорить было легче, чем молчать.
– Когда Кит наконец отладил компьютерную программу, он решил проверить ее на дневниках Оуэна, – терпеливо начала объяснять она. – Тридцать два тома, написанные одним человеком за тридцать два года, состоящие примерно в равном соотношении из текста и цифр. Кит подумал, что если с помощью алгоритмов можно разобраться в средневековом манускрипте, то легко будет справиться и с более современными документами.
– Я знаю, он приходил ко мне за разрешением поработать в архиве.
Прежде всего Тони Буклесс был ректором Бидза; он стремился к тому, чтобы мир знал историю его колледжа. Он посмотрел на Цери Джонс и Флеминга.
– Колледж Бидз может похвастать одним из самых замечательных архивов в Европе. Манускрипты Оуэна – это дневники-отчеты, относящиеся к тому времени, когда он побывал в Новом Свете. Они являются нашим самым драгоценным научным источником, и мы храним их в закрытом архиве, оборудованном приборами для контроля температуры, влажности и состояния атмосферы. Процесс копирования занял очень много времени. Киту поручили написать программу, которая будет анализировать и сравнивать любые рукописи любых людей, написанные в разные периоды времени, на предмет их подлинности. Он приступил к анализу только в январе этого года. И с тех пор вел себя очень сдержанно. Я подумал – прости меня, Стелла, – что его занимают другие проблемы.
«Другие проблемы. Ты».
Она попробовала представить что-нибудь, что могло бы отвлечь Кита от дела и радости его жизни, и не смогла.
– Нет. Он пытался решить, как сообщить вам, что вся научная основа Бидза – это подделка, – сказала она Тони Буклессу. – Дневники были написаны за пять лет и двумя разными людьми. Седрик Оуэн написал примерно первые две дюжины томов, остальные шесть томов – кто-то другой. Этот кто-то старался копировать его почерк, и при обычном взгляде они очень похожи, но, когда Кит просканировал дневники, его программа выявила подделку. Возможно, Седрик Оуэн и написал первые тома, но последние полдюжины принадлежат не ему – их почерк совпадает с почерком в письме, отправленном Барнабасу Тайту после смерти Оуэна и подписанном человеком, называвшим себя Фрэнсис Уокер.
– Зачем? – Буклесс вскочил на ноги и принялся взволнованно расхаживать среди зарослей вереска. – Эти дневники являются основанием, на котором стоит Бидз. Оуэн знал, что так будет, вот почему он спрятал их после своей смерти, чтобы приспешники Уолсингема их не уничтожили. Зачем, зачем он так поступил с колледжем, который любил?
Они с Китом задавали себе этот вопрос, сидя в его Речной комнате, парящей между воздухом и водой. Зачем? Ответ родился из вопроса.
– Чтобы спрятать череп в таком месте, где только человек вроде Кита сумеет его найти, – просто сказала Стелла. – В дневниках содержится шифр. На последних двадцати страницах последнего тома имеется запись, в которой используется шифр Джона Ди, астролога Елизаветы. Он рассказал нам, где искать камень-череп: в храме земли, под белой водой. Мы отправились туда и нашли его, он был у Кита, и если они не поднимут рюкзак вместе с ним, значит, он действительно потерян.
«Найди меня и живи, потому что я твоя надежда в конце времен». Ей больше нечего было сказать. И они ничего не говорили. В тишине близящегося вечера зашипело и ожило радио. Цери наклонилась к своим наушникам и неуверенно улыбнулась.
– Они выйдут через десять минут. Попросили прислать вертолет. Им кажется, у него есть пульс.
ГЛАВА 5
Гора Инглборо, Йоркшир-Дейлс
Май 2007 года
Кита вынесли к ней в лучах вечернего солнца. Его голова, руки и ноги были привязаны к алюминиевым носилкам.
Руки были сложены на груди, словно он мирно отдыхал, ноги вытянуты, и она не видела перелома, о котором ей сообщила Цери. Солнце озарило его лицо, придав ему более живой цвет там, где его отняла вода. Глаза были закрыты. Кровь из огромной ссадины на одной стороне лица превратила волосы над левым ухом в кровавое месиво.
Стелле очень хотелось к нему прикоснуться, но она не могла себя заставить и потому дотронулась до запекшейся крови у него на голове. За несколько часов на холоде она стала жесткой и похожей на пластмассу, и пальцы заскользили по поверхности.
– Как?.. – не обращаясь ни к кому в отдельности, спросила Стелла.
Один из членов команды спасателей, невысокий мужчина старше остальных, был врачом. Он говорил и одновременно разрезал костюм Кита, чтобы установить датчики для ЭКГ.
– Мы думаем, что он ударился головой о боковую стену, прежде чем начал падать. Скорее всего, когда он упал в воду, то был без сознания. Его спас рюкзак: в нем лежала пластмассовая коробка для завтрака, в которой остался воздух, он его и поднял на поверхность.
– А камня не нашли? – спросил Тони Буклесс из-за спины Стеллы.
Врач посмотрел сквозь него и ничего не сказал. Он подсоединил провода и установил монитор на краю носилок. Зеленая линия замигала… снова и снова.
Стелла посмотрела на нее, задохнулась и засунула в рот кулак.
– Так я и думал, – сказал врач, потянулся к ее руке, похлопал и сдержанно улыбнулся. – Ваш муж жив. Придет ли он в сознание и когда, это уже совсем другой вопрос. Нам нужно его согреть, подключить к кислороду и сделать томографию мозга. Если его мозг превратился в кашу, возможно, вы пожалеете, что он не остался на дне.
– Обещаю вам, не пожалею. Никогда.
У них за спиной рев лопастей вертолета разогнал ягнят, а от поднятого ветра полегла трава.
– Можно мне полететь с вами в больницу?
– Конечно. – Врач посмотрел ей за плечо. – Вашему отцу тоже можно, если он пожелает.
Ложь всплыла на поверхность в больнице, поздно ночью, и слышал ее только Тони Буклесс.
Кит лежал в белой комнате, под белой простыней, окруженный белой занавеской. Провода и капельницы опутывали его, точно паутина. Зеленые огоньки ритмично мигали, отбивая ритм его жизни, а цифры отмечали наполнение легких кислородом, пульс, давление и биение сердца. У него было белое лицо, только на левой стороне до самого подбородка расползся черный синяк. Он еще не открывал глаза и ничего не говорил. Врачи не знали, произойдет ли это вообще.
Чудесным образом получилось так, что правая сторона его лица осталась нетронутой, и, если только она была видна, Стелла могла представить себе, что он просто спит. Когда Тони Буклесс ушел, чтобы позвонить, она сидела, держа Кита за руку, смотрела на правую сторону его лица и вспоминала все, что между ними было, от первой встречи до того момента, когда они расстались в пещере.
Самым ярким и чудесным было воспоминание о первой встрече, и она вернулась к нему, когда все остальные унеслись прочь. Тогда он тоже спал, точнее, она так думала; один из полудюжины выпускников, он лежал на солнышке на Джезус-Грин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Цери Джонс посмотрела на него совершенно спокойно.
– Они не сказали. Скорее всего, это не было для них главным. Они будут здесь примерно через девяносто минут. До тех пор вам придется потерпеть.
Прежде всего она была спелеологом; в ее мире главное место занимали те, кто мог проползти по наклонному уступу или вскарабкаться на стену. Профессор Энтони Буклесс не входил в число людей, достойных ее внимания, и она этого не скрывала.
Стелла впервые в жизни увидела, что он волнуется. Он отошел от нее и сел на камень, сцепив руки на коленях.
– Я не знал, что вы отправились за камнем. Я бы мог вам помочь: сделал бы бутерброды, остался снаружи с радиоприемником… ну, что-нибудь в этом роде.
– Это был подарок Кита, мы хотели отправиться за ним вдвоем. После пятницы…
В пятницу они поженились, и Тони Буклесс бросал пригоршни риса им на головы.
– Понятно. – Его улыбка получилась мимолетной и грустной. – Только вы двое.
– Кит думал, что вы догадались, когда после регистрации рассказали нам о смертях, тянущихся следом за камнем. Он решил, что проговорился и все испортил.
– Правда? Извини, наверное, я был слишком рассеян. Я знал, что вы ищете живой камень, но даже подумать не мог, что найдете его. Наверное, я был слишком самонадеян, когда предположил, что Кит рассказал бы мне о нем.
Профессор Энтони Буклесс прославился тем, что стал соавтором биографии Седрика Оуэна. Его имя, больше чем чье-либо, было связано с голубым живым камнем и всем, что представлял собой артефакт. Она видела боль в глазах Буклесса.
– Кит хотел найти камень и сделать вам сюрприз, – мягко проговорила Стелла. – Вы так верили в легенды, рассказывавшие об опасностях, которые несет камень, и он подумал, что вы могли бы передумать, если бы…
– Стелла…
Буклесс встал с камня и уселся на вереск у ее ног. Затем взял ее руки в свои и посмотрел на нее.
Он был таким вежливым, англичанином до мозга костей.
– Что? – спросила она.
Он опустил голову и посмотрел на свои руки. Кольцо с печаткой на безымянном пальце украшал символ колледжа Бидз – вооруженный рыцарь с мечом искусной работы, стоящий перед драконом.
– Дело не в том, что я мог передумать, дело в целостности знания. Седрик Оуэн для нашего колледжа является кем-то вроде святого. Он получил у нас степень, пролил кровь у наших ворот, чтобы передать нам свое весьма значительное состояние. Он оставил нам столько золота и бриллиантов, что мы смогли превратиться из второсортного учебного заведения Плантагенетов в колледж, занимающий равное положение с Тринити и Кингс, а также со старейшими университетами Новой Англии. Кроме того, он оставил нам свои дневники, которые вел исключительно аккуратно в течение тридцати двух лет, благодаря чему невероятно поднялся наш статус в академическом мире.
– Тони, я в Бидзе уже год. Мне известна история…
Он схватил ее за руку и снова ее выпустил.
– Я знаю, но послушай меня. Камень-череп никто не видел с тех пор, как Оуэн умер. Сэр Фрэнсис Уолсингем, шпион при дворе Елизаветы Первой, человек, имевший такую разветвленную сеть информаторов, какой не видел средневековый мир, прочесал всю Англию в поисках камня Оуэна после его смерти. Но безрезультатно, найти не смог. Как и по меньшей мере три дюжины охотников после него. Пожалуйста, скажи, что такое сумел обнаружить Кит, чего не заметили ученые, упорно искавшие эту реликвию на протяжении четырехсот лет?
Сказать правду было труднее, чем соврать. Стелла взяла бутылку с водой, напилась и потянулась к тому уголку своего сознания, где прятался голубой камень, точно кот перед прыжком или загнанный в угол зверь; она не могла определить, что с ним происходило.
Ее ногти были по-прежнему грязными, она вычистила один и спрятала руки под коленями.
– Стелла, ты можешь мне все рассказать, – проговорил Буклесс мягко, своим безупречным, уверенным, кембриджским голосом. – В любом случае это не будет хуже смерти Кита. Поверь мне, если бы его можно было оживить, я бы отдал за это свою кровь.
Они находились на склоне холма, день близился к вечеру, и их разговор слушали как минимум еще двое. И тем не менее ее мир сократился до этого одного человека и той легкости, с которой она могла поколебать все его представления о мире.
– Мы прочитали зашифрованный текст в дневнике Оуэна, – спокойно, четко, не обращая внимания на треск помех и шипение приемника Цери, сказала она. – Его автор не Седрик Оуэн. Кит считает, что эти записи сделал после его смерти Фрэнсис Уокер.
– Уокер? – нахмурившись, переспросил Тони Буклесс.
– Дневники – фальшивка, Тони. По крайней мере часть, и если это так, то и остальные могут быть сфабрикованы.
Способа смягчить ее слова не было, и она не стала даже пытаться. Буклесс молча уставился на нее. Его светло-карие глаза, цвет которых стал глубже в лучах заходящего солнца, изучающе смотрели на нее, словно ответ прятался под слоем грязи из пещеры.
Говорить было легче, чем молчать.
– Когда Кит наконец отладил компьютерную программу, он решил проверить ее на дневниках Оуэна, – терпеливо начала объяснять она. – Тридцать два тома, написанные одним человеком за тридцать два года, состоящие примерно в равном соотношении из текста и цифр. Кит подумал, что если с помощью алгоритмов можно разобраться в средневековом манускрипте, то легко будет справиться и с более современными документами.
– Я знаю, он приходил ко мне за разрешением поработать в архиве.
Прежде всего Тони Буклесс был ректором Бидза; он стремился к тому, чтобы мир знал историю его колледжа. Он посмотрел на Цери Джонс и Флеминга.
– Колледж Бидз может похвастать одним из самых замечательных архивов в Европе. Манускрипты Оуэна – это дневники-отчеты, относящиеся к тому времени, когда он побывал в Новом Свете. Они являются нашим самым драгоценным научным источником, и мы храним их в закрытом архиве, оборудованном приборами для контроля температуры, влажности и состояния атмосферы. Процесс копирования занял очень много времени. Киту поручили написать программу, которая будет анализировать и сравнивать любые рукописи любых людей, написанные в разные периоды времени, на предмет их подлинности. Он приступил к анализу только в январе этого года. И с тех пор вел себя очень сдержанно. Я подумал – прости меня, Стелла, – что его занимают другие проблемы.
«Другие проблемы. Ты».
Она попробовала представить что-нибудь, что могло бы отвлечь Кита от дела и радости его жизни, и не смогла.
– Нет. Он пытался решить, как сообщить вам, что вся научная основа Бидза – это подделка, – сказала она Тони Буклессу. – Дневники были написаны за пять лет и двумя разными людьми. Седрик Оуэн написал примерно первые две дюжины томов, остальные шесть томов – кто-то другой. Этот кто-то старался копировать его почерк, и при обычном взгляде они очень похожи, но, когда Кит просканировал дневники, его программа выявила подделку. Возможно, Седрик Оуэн и написал первые тома, но последние полдюжины принадлежат не ему – их почерк совпадает с почерком в письме, отправленном Барнабасу Тайту после смерти Оуэна и подписанном человеком, называвшим себя Фрэнсис Уокер.
– Зачем? – Буклесс вскочил на ноги и принялся взволнованно расхаживать среди зарослей вереска. – Эти дневники являются основанием, на котором стоит Бидз. Оуэн знал, что так будет, вот почему он спрятал их после своей смерти, чтобы приспешники Уолсингема их не уничтожили. Зачем, зачем он так поступил с колледжем, который любил?
Они с Китом задавали себе этот вопрос, сидя в его Речной комнате, парящей между воздухом и водой. Зачем? Ответ родился из вопроса.
– Чтобы спрятать череп в таком месте, где только человек вроде Кита сумеет его найти, – просто сказала Стелла. – В дневниках содержится шифр. На последних двадцати страницах последнего тома имеется запись, в которой используется шифр Джона Ди, астролога Елизаветы. Он рассказал нам, где искать камень-череп: в храме земли, под белой водой. Мы отправились туда и нашли его, он был у Кита, и если они не поднимут рюкзак вместе с ним, значит, он действительно потерян.
«Найди меня и живи, потому что я твоя надежда в конце времен». Ей больше нечего было сказать. И они ничего не говорили. В тишине близящегося вечера зашипело и ожило радио. Цери наклонилась к своим наушникам и неуверенно улыбнулась.
– Они выйдут через десять минут. Попросили прислать вертолет. Им кажется, у него есть пульс.
ГЛАВА 5
Гора Инглборо, Йоркшир-Дейлс
Май 2007 года
Кита вынесли к ней в лучах вечернего солнца. Его голова, руки и ноги были привязаны к алюминиевым носилкам.
Руки были сложены на груди, словно он мирно отдыхал, ноги вытянуты, и она не видела перелома, о котором ей сообщила Цери. Солнце озарило его лицо, придав ему более живой цвет там, где его отняла вода. Глаза были закрыты. Кровь из огромной ссадины на одной стороне лица превратила волосы над левым ухом в кровавое месиво.
Стелле очень хотелось к нему прикоснуться, но она не могла себя заставить и потому дотронулась до запекшейся крови у него на голове. За несколько часов на холоде она стала жесткой и похожей на пластмассу, и пальцы заскользили по поверхности.
– Как?.. – не обращаясь ни к кому в отдельности, спросила Стелла.
Один из членов команды спасателей, невысокий мужчина старше остальных, был врачом. Он говорил и одновременно разрезал костюм Кита, чтобы установить датчики для ЭКГ.
– Мы думаем, что он ударился головой о боковую стену, прежде чем начал падать. Скорее всего, когда он упал в воду, то был без сознания. Его спас рюкзак: в нем лежала пластмассовая коробка для завтрака, в которой остался воздух, он его и поднял на поверхность.
– А камня не нашли? – спросил Тони Буклесс из-за спины Стеллы.
Врач посмотрел сквозь него и ничего не сказал. Он подсоединил провода и установил монитор на краю носилок. Зеленая линия замигала… снова и снова.
Стелла посмотрела на нее, задохнулась и засунула в рот кулак.
– Так я и думал, – сказал врач, потянулся к ее руке, похлопал и сдержанно улыбнулся. – Ваш муж жив. Придет ли он в сознание и когда, это уже совсем другой вопрос. Нам нужно его согреть, подключить к кислороду и сделать томографию мозга. Если его мозг превратился в кашу, возможно, вы пожалеете, что он не остался на дне.
– Обещаю вам, не пожалею. Никогда.
У них за спиной рев лопастей вертолета разогнал ягнят, а от поднятого ветра полегла трава.
– Можно мне полететь с вами в больницу?
– Конечно. – Врач посмотрел ей за плечо. – Вашему отцу тоже можно, если он пожелает.
Ложь всплыла на поверхность в больнице, поздно ночью, и слышал ее только Тони Буклесс.
Кит лежал в белой комнате, под белой простыней, окруженный белой занавеской. Провода и капельницы опутывали его, точно паутина. Зеленые огоньки ритмично мигали, отбивая ритм его жизни, а цифры отмечали наполнение легких кислородом, пульс, давление и биение сердца. У него было белое лицо, только на левой стороне до самого подбородка расползся черный синяк. Он еще не открывал глаза и ничего не говорил. Врачи не знали, произойдет ли это вообще.
Чудесным образом получилось так, что правая сторона его лица осталась нетронутой, и, если только она была видна, Стелла могла представить себе, что он просто спит. Когда Тони Буклесс ушел, чтобы позвонить, она сидела, держа Кита за руку, смотрела на правую сторону его лица и вспоминала все, что между ними было, от первой встречи до того момента, когда они расстались в пещере.
Самым ярким и чудесным было воспоминание о первой встрече, и она вернулась к нему, когда все остальные унеслись прочь. Тогда он тоже спал, точнее, она так думала; один из полудюжины выпускников, он лежал на солнышке на Джезус-Грин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56