– Хорошее начало, – сказал Лоуэр. – Продолжайте.
– Человек, не привыкший настаивать на своем. Не имеет ни манер, ни положения, чтобы блистать в свете. Скорее наоборот: весь его облик говорит, что он всегда будет оставаться в небрежении.
– А-а! Что-нибудь еще?
– Один из тех, кого природа создает просителями, – сказал я уже в увлечении. – Это видно по тому, как он подходил и как покорно снес оскорбление. Несомненно, он привык к подобному обращению.
Лоуэр кивнул.
– Превосходно, – сказал он. – Истинно полезный опыт.
– Я судил верно?
– Скажем, это был интересный ряд наблюдений. А! Действие начинается. Чудесно!
Я тихонько застонал: он был прав, актеры вновь вышли на сцену, к счастью, чтобы сыграть конец. Даже я сумел бы сочинить что-нибудь получше: вместо морально возвышающей развязки король и его дочь умирают именно тогда, когда любой рассудительный драматург оставил бы их жить, чтобы пьеса преподала хотя бы такой урок морали. Но, разумеется, к тому времени почти все остальные были уже мертвы и сцена походила на внутренность склепа, а потому, вероятно, они просто последовали примеру остальных, так как разговаривать им все равно было уже не с кем.
На улицу я вышел в некотором ошеломлении, так как не видел такого количества крови с тех пор, как мы анатомировали доктора Грова. К счастью, Лоуэр тут же предложил завернуть в харчевню. Так как мне, чтобы прийти в себя, требовалось выпить чего-нибудь покрепче, я даже глазом не моргнул, когда Вуд и Локк решили присоединиться к нам. Не то общество, которое я бы выбрал сам, но после подобного представления я бы выпил с самим Кальвином, если бы другого выбора не было.
К тому времени когда мы прошли через город и расположились в «Королевской лилии», Лоуэр пересказал Локку мое истолкование характера неизвестного мне человека, и тот ограничился презрительной усмешкой.
– Если я ошибся, вам следует объяснить мне, в чем именно, – сказал я с некоторым жаром, ибо мне не нравилось, как они прохаживаются на мой счет. – Кто он такой?
– Ну-ка, Вуд. Вы ведь средоточие сведений обо всем и вся. Так ответьте ему.
Откровенно довольный тем, что находится в нашем обществе, и купаясь в нашем внимании, Вуд отхлебнул из своей кружки и крикнул половому, чтобы тот принес ему трубку. Лоуэр потребовал трубку и для себя, но я отказался. Не то что я против небольшой дозы табака по вечерам, особенно когда надо взбодрить кишечник, однако трубки, которыми слишком часто пользуются постоянные посетители харчевен, обретают привкус закисшей слюны. Многие, знаю, ничего против не имеют, но я нахожу это неприятным и курю только свою.
– Так вот, – с обычным педантизмом начал Вуд над второй кружкой эля и с раскуренной трубкой в руке, – этот щуплый человечек, такой неудачливый, рожденный повиноваться, проситель от природы, – это Джон Турлоу.
Тут он сделал паузу для драматического эффекта, словно это имя должно было произвести на меня впечатление. Я спросил его, быть может, с излишней резкостью, кто он такой, этот Джон Турлоу.
– Никогда о нем не слышали? – спросил он с изумлением. – В Венеции он известен многим. И почти повсеместно в Европе. Без малого десять лет этот человек убийствами, кражами, подкупами и пытками пролагал себе путь в нашей стране и в других. Было время – и не такое уж давнее, – когда он держал в своих руках судьбы королевств и играл монархами и государственными мужами, словно марионетками.
Он снова помолчал и наконец понял, что выражается непонятно.
– Он был статс-секретарем Кромвеля, – объяснил Вуд, словно разговаривая с ребенком. Я, право же, все более находил его невыносимым – Его главным шпионом, отвечавшим за безопасность республики и за жизнь Кромвеля, задача, с которой он справлялся превосходно – ведь Кромвель умер в своей постели. Пока Джон Турлоу был на своем посту, ни один убийца не мог приблизиться к Протектору. У него были шпионы повсюду: если сторонники короля затевали заговор, Джон Турлоу узнавал про него даже раньше их самих. А некоторые заговоры, как мне говорили, он устраивал сам, просто ради удовольствия покончить с ними. Пока Кромвель ему доверял, над его действиями ни у кого не было власти. Ни малейшей. Говорят, именно Турлоу соблазнил отца Джека Престкотта предать короля.
– Этот замухрышка? – воскликнул я в изумлении. – Но если так, почему он разгуливает на свободе и посещает театры? Ведь любое разумное правительство повесило бы его елико возможно скорее.
Вуд пожал плечами, не желая сознаваться, что чего-то не знает.
– Государственная тайна. Но он живет очень тихо в нескольких милях отсюда. Насколько известно, он ни с кем не видится и заключил мир с правительством. Натурально, все, кто увивался вокруг него, пока он был у власти, теперь даже имени его не помнят.
– И в их числе Джон Уоллис, как кажется.
– А, да, – сказал Вуд, и глаза у него заблестели, – в том числе и он. Доктор Уоллис – человек, прилежащий всякой власти. Он ее чует. Я убежден, если Джон Уоллис перестает курить фимиам тому или иному государственному мужу, это первый признак его скорого падения.
Рассказы о темных и неясных событиях нравятся всем, и я не составил исключения. Рассказ Вуда о Турлоу приподнял завесу над положением дел в английском королевстве. Либо вернувшийся король сидел на троне столь твердо, что мог без опасений оставлять подобных людей на свободе, либо он был настолько слаб, что не смел отдать их в руки правосудия. В Венеции все обстояло бы по-другому, и Турлоу уже давно кормил бы адриатических рыб.
–А этот Уоллис? Он меня интригует…
Но более мне узнать ничего не удалось, так как к нашему столу подошел молодой человек, в котором я узнал слугу мирового судьи, и стоял навытяжку, пока Лоуэр не вывел его из затруднения, спросив, зачем он здесь.
– Я ищу мистера Кола и мистера Лоуэра, сэр.
Мы сказали, что это мы.
– И какое у тебя к нам поручение?
– Сэр Джон просит вас немедля посетить его у него дома в Холиуэлле.
– Теперь? – спросил Лоуэр – Нас обоих? Уже десятый час, а мы еще даже не ужинали.
– Дело безотлагательное, как я понял. Очень важное, – ответил юноша.
– Нельзя заставлять ждать человека, если у него есть власть тебя повесить, – подбодрил нас Локк. – Лучше поторопитесь.
Дом в Холиуэлле показался мне теплым и приветливым, когда мы вошли в прихожую и ждали там, чтобы нас снова проводили в приемную. В открытом очаге пылал огонь, и я встал перед ним, чтобы согреться, вновь думая о том, какие холода царят в этой стране, и о том, как плохо обогревается моя комната. И тут я понял, что, кроме всего остального, меня мучает зверский голод.
Судья держался заметно суше, чем утром. Едва мы поздоровались, как он повел нас в маленькую приемную и пригласил обоих сесть.
– Поздненько вы трудитесь, сэр Джон, – дружески заметил Лоуэр.
– Не по своей вине, доктор, – был ответ. – Но это дело ждать не может.
– Так оно действительно очень серьезно?
– Поистине. Речь идет о мистере Кроссе. Сегодня днем он приходил поговорить со мной, и я хочу проверить его репутацию, так как он не джентльмен, хотя, без сомнения, во всех отношениях заслуживает всяческого доверия.
– Ну так спрашивайте. А что натворил старик Кросс? Я знаю его за превосходного человека, и обвешивает он очень редко, да и то лишь незнакомых покупателей.
– Он принес с собой свои счетные книги, – сказал судья, – и из них неопровержимо следует, что четыре месяца назад большое количество мышьяка было куплено Сарой Бланди, служанкой, проживающей в этом городе.
– Так-так.
– Гров отказал Бланди от места за дурное поведение в тот же самый день, – продолжал судья. – Она происходит из семьи, известной своей буйностью.
– Простите, что я вас перебиваю, – сказал Лоуэр, – но девушку вы расспросили? Быть может, у нее есть убедительное объяснение?
– Да. После разговора с мистером Кроссом я отправился прямо к ней. Она сказала, что купила порошок по поручению доктора Грова.
– Возможно, так и было. Опровергнуть это нелегко.
– Быть может. Я намерен проверить, вел ли доктор Гров расходную книгу. Порошок стоит почти шиллинг, и столь дорогая покупка была, несомненно, записана. Вы можете поручиться за Кросса? Он человек почтенный и навряд ли дал бы ложные показания по злобе?
– О да. В этом отношении на него можно всецело положиться. Если он говорит, что девушка купила мышьяк, значит, она его купила, – сказал Лоуэр. – Вы обвинили ее прямо?
– Нет, – ответил сэр Джон. – Пока еще рано.
– Но считаете это возможным?
– Не исключено. Могу ли я спросить, почему ни тот, ни другой из вас не сообщил мне о том, что ее видели, когда в тот вечер она входила к доктору Грову?
– Не мое дело сообщать сплетни, – сердито сказал Лоуэр. – И не ваше повторять их, сударь.
– Это не сплетни, – ответил сэр Джон. – Мне сказал об этом смотритель Вудворд и привел мистера Кена, чтобы он подтвердил свое обвинение.
– Кен? – переспросил я. – А вы уверены, что он говорит правду?
– У меня нет причин сомневаться в нем. Мне известно, что между ним и доктором Гровом существовала неприязнь, но я убежден, что в таком важном деле он не стал бы лгать.
– А что говорит девушка?
– Разумеется, она все отрицала. Но и отказалась сказать, где она была.
Я вспомнил, что и мне она не сказала, и в первый раз мое сердце исполнилось дурных предчувствий. В конце-то концов, лучше уж признаться в самом бесстыдном нарушении нравственности, если это отвратит столь ужасные подозрения. Так чем же она занималась, то есть если поверить, что она не пыталась ложью скрыть свою вину?
– Иначе говоря, ее слово против слова Кена, – сказал Лоуэр.
– Его слово, натурально, более весомо, – указал судья. – И из дошедших до меня сплетен как будто следует, что для подобного поступка у нее была причина, пусть и самая извращенная. Насколько я понимаю, вы пользуете ее мать, мистер Кола?
Я кивнул.
– Советую вам сейчас же с этим покончить. Вам следует держаться от нее как можно дальше.
– Вы уже полагаете ее виновной, – сказал я, встревоженный таким оборотом разговора.
– Я верю, что располагаю основаниями для возбуждения дела. Но установление виновности, счастлив сказать, в мои обязанности не входит.
– Тем не менее мать нуждается во враче, – возразил я, хотя и не добавил, что результаты моего опыта требуют постоянною наблюдения.
– Полагаю, за ней может присмотреть любой другой врач. Запретить вам я не могу, но подумайте о неловкости положения, прошу вас. Если вы повстречаетесь с девушкой, речь, без всякого сомнения, пойдет о докторе Грове: если она виновна, то непременно захочет узнать, как идет расследование и подозреваете ли вы, что произошло. И тогда вам придется либо солгать, что унизительно, либо сообщить ей сведения, которые заставят ее сбежать.
Отрицать логичность этого предупреждения я, разумеется, не мог.
– Но если я внезапно перестану навещать мать, это тоже может пробудить подозрения дочери.
– В таком случае, – весело сказал Лоуэр, – вам следует отправиться со мной. Таким образом вы будете далеко, и девушка ничего не заподозрит.
– При условии, что вы вернетесь. Мистер Лоуэр, вы поручитесь за своего друга? Обеспечите его возвращение в Оксфорд?
Лоуэр охотно согласился, и, прежде чем мы покинули дом сэра Джона, они обо всем договорились, ни разу не справившись о моем мнении. Уже на следующий день мне предстояло уехать с Лоуэром, который обещал убедить Локка навещать мою пациентку и записывать все изменения в ее состоянии. Таким образом, Локка приходилось поставить в известность о том, что мы сделали, и это меня встревожило. Однако выбора у меня не было.
Лоуэр отправился на поиски своего друга, а я вернулся в свое жилище с тяжелым сердцем, испуганный таким поворотом событий.
Глава пятнадцатая
Как ни мрачен повод, врачебный объезд, занявший следующую неделю, оказался весьма благотворен для моего смятенного духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124