– спросил я.
– Она для тебя, если хочешь. Я сохраню оригиналы.
Я написал на последней пачке собственное имя и адрес.
Центральная почтовая контора Миллхейвена выглядела как старый вокзал. Пятидесятифутовые потолки, мраморные полы, двадцать высоких окошек, напоминавших билетные кассы Центрального вокзала. Я поднес две пачки с копиями к одному из этих окошек, а Том подошел к другому. Человек за конторкой спросил, уверен ли я, что действительно хочу отослать этих монстров по почте. Да, действительно. Но что там такое? Документы. И пусть их пошлют первым классом. Мужчина взвесил все это на весах и сказал, что я должен ему в общей сложности пятьдесят шесть долларов и двадцать семь центов. Выражение его лица ясно говорило, что он считает меня идиотом. Когда мы с Томом выходили, клерки наклеивали на посылки длинные ряды марок.
Мы снова оказались на жаре. «Ягуар» стоял на платной стоянке у подножия мраморных ступенек. Я спросил Тома, не отвезет ли он меня в одно место повидаться со старым другом.
– Если только ты обещаешь представить меня ему, – сказал Том.
6
В пять часов мы сидели внизу в большой комнате перед телевизором, который Том выкатил откуда-то из-за шкафов с картотекой и другой мебели. Я держал в руке стакан холодной «Джинсенг-ап», три бутылки которой обнаружил в холодильнике Тома. Я люблю «Джинсенг-ап». Нечасто удается найти напиток со вкусом пережаренной пыли.
* * *
* * *
* * *
Алан Брукнер почти набрал свой вес, был чисто выбрит, подстрижен и одет даже с некоторой щеголеватостью. Я представил ему Тома Пасмора, а старик представил нас Сильвии, Алисе и Флоре. Сильвия, Алиса и Флора были вдовами лет по восемьдесят, которые выглядели так, словно провели последние сорок лет жизни в косметических салонах, на занятиях йогой и в водолечебницах, где принимали минеральные и травяные ванны. Ни одна из них не хотела оставлять другую наедине с Аланом, поэтому старушки держались все вместе.
– Надо воздать Джону должное, – сказал Алан. – Он нашел место, где надо сильно постараться, чтобы побыть в одиночестве. – Голос его эхом раздавался в огромном устланном коврами фойе Голден-мэнор, но никто из седоволосых мужчин и женщин, пьющих рядом чай и поглощающих сэндвичи с огурцом, не повернул головы. Они уже успели привыкнуть к Алану.
– Замечательное место, – сказал я.
– Смеешься? Да здесь просто потрясающе, – загрохотал Алан. – Если бы я знал о его существовании, поселился бы здесь много лет назад. Я даже устроил сюда на работу Элайзу Морган. Эти девочки все ей завидуют. – Он понизил голос. – Мы с Элайзой каждый день едим вместе ленч.
– А Джона вы часто видите?
– Он приезжал два раза. Ничего страшного. Я знаю, что ему не по себе рядом со мной. И ему не нравится, что я сделал, когда пришел в чувство, вернее, в то, что осталось от моих чувств. Так что он не тратит на меня зря время, и это замечательно. Я действительно так думаю. Джон ведет себя иногда немного инфантильно, а ведь ему надо как-то продолжать жить.
Том спросил Алана, что же он сделал, придя в чувство.
– Когда я освоился здесь, я снова передал свои финансовые дела в руки своего адвоката. Надо быть человеком моего возраста, чтобы понимать мои нужды – вы, может быть, не знаете этого, но Джон имеет тенденцию срываться, рисковать без причины, а я хочу, чтобы мои деньги приносили хороший, стабильный доход. Вот я и подобрал себе другого опекуна, и, кажется, Джон очень разозлился.
– Думаю, вы поступили правильно, – сказал я, глядя в колючие темные глаза Алана.
Том, извинившись, удалился в ванную.
– Время от времени я думаю о Джоне, – казал Алан, понижая голос. – И не уверен, что они с Эйприл сохранили бы свой брак. Мне иногда кажется, что я не знаю, что он вообще за человек, кто он на самом деле.
Я кивнул.
– Алан, сегодня в новостях, возможно, передадут кое-что, имеющее отношение к смерти Эйприл. Это все, что я могу сказать. Но из этого может выйти довольно шумная история.
– Всему свое время, – сказал Алан.
* * *
* * *
* * *
Я пригубил «Джинсенг-ап». Джимбо снял очки и поглядел с экрана с видом отца семейства, приносящего домой новость о задержке зарплаты на заводе. Он сообщил зрителям, что известный детектив из отдела по расследованию убийств был найден сегодня утром мертвым при обстоятельствах, позволяющих предположить, что последние неприятности в полиции Миллхейвена еще не закончились. Не исключена возможность самоубийства. С подробностями этой истории вас познакомит Изабель Арчер.
Изабель, стоящая перед оцепленным кинотеатром, рассказала о том, как получила анонимную информацию о выстреле в кинотеатре, неподалеку от места убийства Эйприл Рэнсом и Гранта Хоффмана, и как убедила преподобного Кларенса Эдвардса, священнослужителя, который арендовал кинотеатр для воскресных служб конгрегации Святого духа, войти в здание и обыскать его. В подвале они обнаружили труп детектива сержанта Майкла Хогана, умершего от огнестрельной раны в голове. Рядом с телом сержанта Хогана были написаны слова «Голубая роза».
То, что она сказала вслед за этим, заставило меня встать.
– По делу проводится расследование, но старые обитатели близлежащих кварталов наверняка увидят в этой истории некоторое сходство со смертью в пятидесятом году детектива Уильяма Дэмрока, репутация которого была восстановлена после серии убийств «Голубой розы», потрясшей город в этом году. Может быть, на этот раз нам не понадобится ждать сорок лет, чтобы узнать правду.
Том повернулся ко мне.
– Я, конечно, буду тебе звонить, но в принципе ты сможешь следить за развитием событий на страницах «Нью-Йорк таймс».
– За Изабель, – сказал я, чокаясь с Томом стаканами.
Мы поужинали вечером в хорошем сербском ресторане в южной части города, Это было заведение без претензий с клетчатыми скатертями, приглушенным светом и дружелюбными молчаливыми официантами, которые все были братьями или кузенами. Все они знали Тома и тихо гордились качеством пищи, которую готовили на кухне их отцы и дяди. Я ел, пока мне не показалось, что я вот-вот лопну, а потом сказал Тому о письме, которое я собираюсь написать. Он просил послать ему копию ответа, если я получу таковой. Я обещал, что исполню его пожелание.
Когда мы вернулись к Тому домой, он сказал:
– Я знаю, что мы поставим.
И встал, чтобы достать с полки новую запись «Деревни Ромео и Джульетты» в исполнении оркестра под управлением сэра Чарльза Маккераса. Музыка увлекла нас в долгое путешествие по райским садам. «Там, где бродит эхо, неужели мы не решимся побродить вдвоем?»
В два часа – для Тома это был день, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам, а в полдень следующего дня, после нескольких часов беседы, обняли, друг друга и распрощались в миллхейвенском аэропорту. Прежде чем пройти через металлоискатель и направиться к нужному мне турникету, я посмотрел вслед медленно удалявшемуся по коридору Тому, думая о том, что на свете нет такого места, где не решился бы побродить этот человек.
Часть восемнадцатая
Царствие небесное
1
Я вернулся к своей нормальной жизни, к жизни, которую я помнил. Работал над книгой, встречался с друзьями, совершал далекие прогулки, благодаря которым заполнялся мои блокнот, читал и много слушал музыку. Я написал и отправил письмо, о котором так много думал, без особой надежды на ответ. Я отсутствовал так недолго, что это заметила только проницательная Мэгги Ла. А Винх и Майкл Пул заметили только, что ко мне вернулись мои прежние привычки, возвещавшие мир и стабильность, что я больше не брожу по ночам по квартире из угла в угол.
– Ты был в темном месте, – сказала догадливая Мэгги. – И узнал там что-то очень важное для себя.
Да, сказал я, ты права, так все и было. И Мэгги крепко обняла мен, прежде чем оставить наедине с книгой.
В «Нью-Йорк таймс» появлялись время от времени новости о делах в Миллхейвене. Фотография сержанта Майкла Хогана появилась сначала на странице А6, но через два дня переместилась на А2. На следующий день на А2 напечатали еще одну статью, а потом Хоган примерно на неделю занял место на первой странице. Том Пасмор присылал мне номера «Леджер», в которых Джеффри Боу и другие миллхейвенские репортеры излагали все гораздо более подробно, чем в «Нью-Йорк таймс». Как только стали ясны масштабы преступлений Хогана, Росс Маккендлесс и несколько других полицейских подали в отставку. Мерлина Уотерфорда вытеснили из городской ратуши, и его сменил либеральный демократ норвежского происхождения, у которого были удивительно хорошие отношения с афро-американской общиной. Думаю, потому, что он не болтал так много глупостей, как предыдущий мэр.
Некоторые наименее красочные страницы дневников Майкла Хогана были напечатаны сначала в «Леджер», а потом и в «Таймс». Потом дошло и до публикации более зловещих мест. «Пипл», «Таймс» и «Ньюсуик» печатали длинные статьи о Миллхейвене и Хогане, Хогане и Уолтере Драгонетте, Хогане и Уильяме Дэмроке. ФБР официально объявила, что Хоган убил пятьдесят трех мужчин и женщин в Пенсаколе, Флорида, где был известен под именем Феликс Харт, Аллертоне, Огайо, где действовал как Леонард «Ленни» Валентайн, и наконец в Миллхейвене. Появлялись даже небольшие, тщательно обдуманные статейки о его деятельности под именем Франклина Бачелора.
Демонстранты снова осаждали Армори-плейс, по Иллинойс-авеню шли марши, фотографии жертв Хогана заполняли страницы газет и журналов. Из камеры, где он сидел в ожидании суда, Уолтер Драгонетт сообщил журналистам, что по его представлениям сержант Хоган всегда был истинным джентльменом и что для него настало время исцеления.
После долгих юридических препирательств восемнадцать человек были освобождены из тюрем, где они отбывали пожизненные заключения. Двух ни в чем неповинных людей во Флориде успели, к сожалению, расстрелять. Все восемнадцать освобожденных, а также семьи" двоих казненных возбудили против полиции иски.
В сентябре некий издательский концерн объявил, что намерен выпустить книгу под названием «Признания Майкла Хогана», доход от продажи которой пойдет семьям невинных жертв.
В октябре я закончил первый черновик «Царствия небесного», огляделся и увидел, что солнце по-прежнему освещает улицы Сохо. Температура держится около восьмидесяти по Фаренгейту, а юные биржевые маклеры, сидящие по выходным в ресторанах и кафе, все больше походят на Джимбо, каким я видел его по телевизору в последний день своего пребывания в Миллхейвене. Папаша пришел домой с ужасными новостями о задержке зарплаты. Некоторые молодые люди в нарочито повседневной одежде носили трехдневную щетину и курили, передавая друг другу, «Кэмел» без фильтра. Я начал переписывать и редактировать «Царствие небесное», и к началу декабря, когда я закончил книгу, передал ее своему агенту и издателю и раздал копии друзьям, температура снизилась уже до сорока градусов.
Неделю спустя я обедал в «Шантерле» с Энн Фолджер, моим редактором. В Анне нет ничего богемного. Это строгая блондинка тридцати с лишним лет, приятный собеседник и отличный редактор. Она высказала весьма полезные идеи о том, как улучшить некоторые части книги – работа должна была занять не больше двух дней.
Довольный нашим разговором и как никогда увлеченный Энн Фолджер, я вернулся домой, достал из чулана спрятанную там мою личную копию «признаний Майкла Хогана» – посылку, отправленную на мое имя Томом Пасмором, которую я так и не открыл. Теперь я отнес ее вниз и выбросил в мусорный бак «Сайгона». А потом вернулся к себе, чтобы окончательно завершить работу над книгой.
2
На следующий день была суббота, а декабрь по-прежнему норовил притвориться серединой октября. Я встал довольно поздно и надел пиджак, чтобы выйти позавтракать в городе и прогуляться, прежде чем снова сесть за правку книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Она для тебя, если хочешь. Я сохраню оригиналы.
Я написал на последней пачке собственное имя и адрес.
Центральная почтовая контора Миллхейвена выглядела как старый вокзал. Пятидесятифутовые потолки, мраморные полы, двадцать высоких окошек, напоминавших билетные кассы Центрального вокзала. Я поднес две пачки с копиями к одному из этих окошек, а Том подошел к другому. Человек за конторкой спросил, уверен ли я, что действительно хочу отослать этих монстров по почте. Да, действительно. Но что там такое? Документы. И пусть их пошлют первым классом. Мужчина взвесил все это на весах и сказал, что я должен ему в общей сложности пятьдесят шесть долларов и двадцать семь центов. Выражение его лица ясно говорило, что он считает меня идиотом. Когда мы с Томом выходили, клерки наклеивали на посылки длинные ряды марок.
Мы снова оказались на жаре. «Ягуар» стоял на платной стоянке у подножия мраморных ступенек. Я спросил Тома, не отвезет ли он меня в одно место повидаться со старым другом.
– Если только ты обещаешь представить меня ему, – сказал Том.
6
В пять часов мы сидели внизу в большой комнате перед телевизором, который Том выкатил откуда-то из-за шкафов с картотекой и другой мебели. Я держал в руке стакан холодной «Джинсенг-ап», три бутылки которой обнаружил в холодильнике Тома. Я люблю «Джинсенг-ап». Нечасто удается найти напиток со вкусом пережаренной пыли.
* * *
* * *
* * *
Алан Брукнер почти набрал свой вес, был чисто выбрит, подстрижен и одет даже с некоторой щеголеватостью. Я представил ему Тома Пасмора, а старик представил нас Сильвии, Алисе и Флоре. Сильвия, Алиса и Флора были вдовами лет по восемьдесят, которые выглядели так, словно провели последние сорок лет жизни в косметических салонах, на занятиях йогой и в водолечебницах, где принимали минеральные и травяные ванны. Ни одна из них не хотела оставлять другую наедине с Аланом, поэтому старушки держались все вместе.
– Надо воздать Джону должное, – сказал Алан. – Он нашел место, где надо сильно постараться, чтобы побыть в одиночестве. – Голос его эхом раздавался в огромном устланном коврами фойе Голден-мэнор, но никто из седоволосых мужчин и женщин, пьющих рядом чай и поглощающих сэндвичи с огурцом, не повернул головы. Они уже успели привыкнуть к Алану.
– Замечательное место, – сказал я.
– Смеешься? Да здесь просто потрясающе, – загрохотал Алан. – Если бы я знал о его существовании, поселился бы здесь много лет назад. Я даже устроил сюда на работу Элайзу Морган. Эти девочки все ей завидуют. – Он понизил голос. – Мы с Элайзой каждый день едим вместе ленч.
– А Джона вы часто видите?
– Он приезжал два раза. Ничего страшного. Я знаю, что ему не по себе рядом со мной. И ему не нравится, что я сделал, когда пришел в чувство, вернее, в то, что осталось от моих чувств. Так что он не тратит на меня зря время, и это замечательно. Я действительно так думаю. Джон ведет себя иногда немного инфантильно, а ведь ему надо как-то продолжать жить.
Том спросил Алана, что же он сделал, придя в чувство.
– Когда я освоился здесь, я снова передал свои финансовые дела в руки своего адвоката. Надо быть человеком моего возраста, чтобы понимать мои нужды – вы, может быть, не знаете этого, но Джон имеет тенденцию срываться, рисковать без причины, а я хочу, чтобы мои деньги приносили хороший, стабильный доход. Вот я и подобрал себе другого опекуна, и, кажется, Джон очень разозлился.
– Думаю, вы поступили правильно, – сказал я, глядя в колючие темные глаза Алана.
Том, извинившись, удалился в ванную.
– Время от времени я думаю о Джоне, – казал Алан, понижая голос. – И не уверен, что они с Эйприл сохранили бы свой брак. Мне иногда кажется, что я не знаю, что он вообще за человек, кто он на самом деле.
Я кивнул.
– Алан, сегодня в новостях, возможно, передадут кое-что, имеющее отношение к смерти Эйприл. Это все, что я могу сказать. Но из этого может выйти довольно шумная история.
– Всему свое время, – сказал Алан.
* * *
* * *
* * *
Я пригубил «Джинсенг-ап». Джимбо снял очки и поглядел с экрана с видом отца семейства, приносящего домой новость о задержке зарплаты на заводе. Он сообщил зрителям, что известный детектив из отдела по расследованию убийств был найден сегодня утром мертвым при обстоятельствах, позволяющих предположить, что последние неприятности в полиции Миллхейвена еще не закончились. Не исключена возможность самоубийства. С подробностями этой истории вас познакомит Изабель Арчер.
Изабель, стоящая перед оцепленным кинотеатром, рассказала о том, как получила анонимную информацию о выстреле в кинотеатре, неподалеку от места убийства Эйприл Рэнсом и Гранта Хоффмана, и как убедила преподобного Кларенса Эдвардса, священнослужителя, который арендовал кинотеатр для воскресных служб конгрегации Святого духа, войти в здание и обыскать его. В подвале они обнаружили труп детектива сержанта Майкла Хогана, умершего от огнестрельной раны в голове. Рядом с телом сержанта Хогана были написаны слова «Голубая роза».
То, что она сказала вслед за этим, заставило меня встать.
– По делу проводится расследование, но старые обитатели близлежащих кварталов наверняка увидят в этой истории некоторое сходство со смертью в пятидесятом году детектива Уильяма Дэмрока, репутация которого была восстановлена после серии убийств «Голубой розы», потрясшей город в этом году. Может быть, на этот раз нам не понадобится ждать сорок лет, чтобы узнать правду.
Том повернулся ко мне.
– Я, конечно, буду тебе звонить, но в принципе ты сможешь следить за развитием событий на страницах «Нью-Йорк таймс».
– За Изабель, – сказал я, чокаясь с Томом стаканами.
Мы поужинали вечером в хорошем сербском ресторане в южной части города, Это было заведение без претензий с клетчатыми скатертями, приглушенным светом и дружелюбными молчаливыми официантами, которые все были братьями или кузенами. Все они знали Тома и тихо гордились качеством пищи, которую готовили на кухне их отцы и дяди. Я ел, пока мне не показалось, что я вот-вот лопну, а потом сказал Тому о письме, которое я собираюсь написать. Он просил послать ему копию ответа, если я получу таковой. Я обещал, что исполню его пожелание.
Когда мы вернулись к Тому домой, он сказал:
– Я знаю, что мы поставим.
И встал, чтобы достать с полки новую запись «Деревни Ромео и Джульетты» в исполнении оркестра под управлением сэра Чарльза Маккераса. Музыка увлекла нас в долгое путешествие по райским садам. «Там, где бродит эхо, неужели мы не решимся побродить вдвоем?»
В два часа – для Тома это был день, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам, а в полдень следующего дня, после нескольких часов беседы, обняли, друг друга и распрощались в миллхейвенском аэропорту. Прежде чем пройти через металлоискатель и направиться к нужному мне турникету, я посмотрел вслед медленно удалявшемуся по коридору Тому, думая о том, что на свете нет такого места, где не решился бы побродить этот человек.
Часть восемнадцатая
Царствие небесное
1
Я вернулся к своей нормальной жизни, к жизни, которую я помнил. Работал над книгой, встречался с друзьями, совершал далекие прогулки, благодаря которым заполнялся мои блокнот, читал и много слушал музыку. Я написал и отправил письмо, о котором так много думал, без особой надежды на ответ. Я отсутствовал так недолго, что это заметила только проницательная Мэгги Ла. А Винх и Майкл Пул заметили только, что ко мне вернулись мои прежние привычки, возвещавшие мир и стабильность, что я больше не брожу по ночам по квартире из угла в угол.
– Ты был в темном месте, – сказала догадливая Мэгги. – И узнал там что-то очень важное для себя.
Да, сказал я, ты права, так все и было. И Мэгги крепко обняла мен, прежде чем оставить наедине с книгой.
В «Нью-Йорк таймс» появлялись время от времени новости о делах в Миллхейвене. Фотография сержанта Майкла Хогана появилась сначала на странице А6, но через два дня переместилась на А2. На следующий день на А2 напечатали еще одну статью, а потом Хоган примерно на неделю занял место на первой странице. Том Пасмор присылал мне номера «Леджер», в которых Джеффри Боу и другие миллхейвенские репортеры излагали все гораздо более подробно, чем в «Нью-Йорк таймс». Как только стали ясны масштабы преступлений Хогана, Росс Маккендлесс и несколько других полицейских подали в отставку. Мерлина Уотерфорда вытеснили из городской ратуши, и его сменил либеральный демократ норвежского происхождения, у которого были удивительно хорошие отношения с афро-американской общиной. Думаю, потому, что он не болтал так много глупостей, как предыдущий мэр.
Некоторые наименее красочные страницы дневников Майкла Хогана были напечатаны сначала в «Леджер», а потом и в «Таймс». Потом дошло и до публикации более зловещих мест. «Пипл», «Таймс» и «Ньюсуик» печатали длинные статьи о Миллхейвене и Хогане, Хогане и Уолтере Драгонетте, Хогане и Уильяме Дэмроке. ФБР официально объявила, что Хоган убил пятьдесят трех мужчин и женщин в Пенсаколе, Флорида, где был известен под именем Феликс Харт, Аллертоне, Огайо, где действовал как Леонард «Ленни» Валентайн, и наконец в Миллхейвене. Появлялись даже небольшие, тщательно обдуманные статейки о его деятельности под именем Франклина Бачелора.
Демонстранты снова осаждали Армори-плейс, по Иллинойс-авеню шли марши, фотографии жертв Хогана заполняли страницы газет и журналов. Из камеры, где он сидел в ожидании суда, Уолтер Драгонетт сообщил журналистам, что по его представлениям сержант Хоган всегда был истинным джентльменом и что для него настало время исцеления.
После долгих юридических препирательств восемнадцать человек были освобождены из тюрем, где они отбывали пожизненные заключения. Двух ни в чем неповинных людей во Флориде успели, к сожалению, расстрелять. Все восемнадцать освобожденных, а также семьи" двоих казненных возбудили против полиции иски.
В сентябре некий издательский концерн объявил, что намерен выпустить книгу под названием «Признания Майкла Хогана», доход от продажи которой пойдет семьям невинных жертв.
В октябре я закончил первый черновик «Царствия небесного», огляделся и увидел, что солнце по-прежнему освещает улицы Сохо. Температура держится около восьмидесяти по Фаренгейту, а юные биржевые маклеры, сидящие по выходным в ресторанах и кафе, все больше походят на Джимбо, каким я видел его по телевизору в последний день своего пребывания в Миллхейвене. Папаша пришел домой с ужасными новостями о задержке зарплаты. Некоторые молодые люди в нарочито повседневной одежде носили трехдневную щетину и курили, передавая друг другу, «Кэмел» без фильтра. Я начал переписывать и редактировать «Царствие небесное», и к началу декабря, когда я закончил книгу, передал ее своему агенту и издателю и раздал копии друзьям, температура снизилась уже до сорока градусов.
Неделю спустя я обедал в «Шантерле» с Энн Фолджер, моим редактором. В Анне нет ничего богемного. Это строгая блондинка тридцати с лишним лет, приятный собеседник и отличный редактор. Она высказала весьма полезные идеи о том, как улучшить некоторые части книги – работа должна была занять не больше двух дней.
Довольный нашим разговором и как никогда увлеченный Энн Фолджер, я вернулся домой, достал из чулана спрятанную там мою личную копию «признаний Майкла Хогана» – посылку, отправленную на мое имя Томом Пасмором, которую я так и не открыл. Теперь я отнес ее вниз и выбросил в мусорный бак «Сайгона». А потом вернулся к себе, чтобы окончательно завершить работу над книгой.
2
На следующий день была суббота, а декабрь по-прежнему норовил притвориться серединой октября. Я встал довольно поздно и надел пиджак, чтобы выйти позавтракать в городе и прогуляться, прежде чем снова сесть за правку книги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112