– С ним все было в порядке, – сказал Джон.
– Грант обычно приходил ко мне после консультаций с Джоном, но в последний раз он даже не заглянул.
– Он не пришел шестого числа на консультацию, – пожаловался Джон. – Я прождал его целый час, не говоря уже о том времени, которое потратил, катаясь туда-сюда в автобусе.
– Он заходил к вам домой? – спросил я Алана.
– Так точно. Примерно раз в неделю. Иногда помогал мне убираться в кухне. Мы говорили о том, как движется его диссертация и вообще о всякой всячине.
– Надо было тебе позвонить этому парию, – сказал сыну Ральф.
– Я был очень занят. В любом случае – у Хоффмана нет телефона. Он живет в однокомнатной квартирке где-то в нижнем городе, и его можно позвать к телефону только через хозяйку. Кстати, я вообще ни разу ему не звонил. – Джон посмотрел на меня. – Хоффман преподавал в какой-то школе в нижнем городе, потом ему удалось скопить немного денег и заняться диссертацией. Ему было тогда не меньше тридцати.
– А аспиранты часто исчезают подобным образом?
– Время от времени они действительно бросают все и пропадают.
– Но Грант Хоффман не из тех, кто может все бросить и пропасть, – сказал Алан.
– Я не собираюсь тратить время на раздумья по поводу того, куда делся Грант Хоффман, – заявил Джон. – Если бы он попал под автобус или сменил имя и уехал в Лас-Вегас, наверняка нашлись бы люди, которым было бы об этом известно.
Дверь отворилась, и «Зовите меня просто Джойс» впустила в часовню нескольких мужчин в деловых серых и синих костюмах. За мужчинами показались женщины, так же одетые в деловые костюмы. Все они были гораздо моложе, чем мужчины. Вновь прибывшие подошли к Джону, который подвел их к своим родителям.
Я присел на один из стульев. Ральф Рэнсом вместе с самым старшим брокером, почти таким же седым, как он сам, отошли в сторону и стали о чем-то тихонько разговаривать.
Дверь снова открылась, и, обернувшись, я увидел, как в часовню входят Пол Фонтейн и Майкл Хоган. В руках у Фонтейна был видавший виды коричневый чемоданчик, слишком большой, чтобы назвать его «дипломатом». Они с Хоганом направились в разные стороны зала. Аура власти, окружавшая Майкла Хогана, заставляла всех присутствующих, особенно женщин, оборачиваться в его сторону. Наверное, такой же способностью приковывать взгляды обладали великие актеры. А Хоган действительно чем-то напоминал актера, умудряясь при этом не выглядеть театрально – он был красив чисто мужской красотой, производил впечатление человека надежного, спокойного, честного, обладавшего острым умом. Наблюдая, как Хоган идет в дальний конец комнаты, провожаемый одобрительными взглядами пришедших на панихиду, которых он, казалось, не замечал, я думал о том, что он действительно принадлежал тому типу, который прославило на киноэкране предыдущее поколение. И я в который раз порадовался, что делом Эйприл занимается именно этот человек.
Фонтейн налил себе кофе и, поставив чемоданчик между ног, уселся прямо за моей спиной.
– Постоянно везде на вас натыкаюсь, – сказал он.
Я не стал объяснять, что мог бы сказать про него то же самое.
– И вы все время что-то говорите, – Фонтейн вздохнул. – А полицейские больше всего на свете не любят болтунов.
– Разве я оказался не прав?
– Не искушайте судьбу, – Фонтейн наклонился ко мне. Сегодня мешки у него под глазами были не такими багровыми. – Как вы думаете, во сколько ваш друг Рэнсом вернулся из больницы домой?
– Хотите проверить его алиби?
– Что ж, я могу это сделать, – он улыбнулся. – Мы с Хоганом представляем на этом муниципальном карнавале полицейское управление.
Яркий образец полицейского юмора.
От Пола не укрылась моя реакция на его шутку.
– Ну же, – сказал он. – Ведь вы прекрасно знаете, что здесь должно произойти.
– Если хотите задавать мне вопросы, можете отвезти меня в управление, – сказал я.
– Ну, ну. Вспомните лучше об услуге, которую вы попросили меня вам оказать.
– Вы о номере машины?
– Нет, о другом, – открыв чемоданчик, Фонтейн показал мне толстую пачку напечатанных на машинке и написанных от руки листов.
– Дело «Голубой розы»?
Фонтейн кивнул, физиономия его расплылась при этом в улыбке.
– Так вы как раз собирались сказать мне, во сколько ваш друг пришел домой в среду утром.
– В восемь часов, – сказал я. – От больницы до его дома около двадцати минут ходьбы. А вы говорили, что будет очень трудно разыскать это дело.
– Пачка лежала наверху на одном из шкафов в подвале архива. Кто-то еще интересовался этим делом и не потрудился даже положить его на место.
– Не хотите сначала просмотреть его сами?
– Я снял копии со всей этой чертовой кипы. Только верните дело как можно скорее.
– Почему вы сделали это для меня?
Фонтейн снова улыбнулся мне, не пошевелив ни одним мускулом.
– Вы написали дурацкую книжку, которой восхищается мой сержант. А я ставлю его выше всех других сержантов. К тому же, возможно, в вашей бредовой идее все-таки что-то есть.
– Вы считаете, что глупо думать, будто нынешние убийства «Голубой розы» связаны с теми, давними?
– Конечно, смешно, – Фонтейн склонился над чемоданчиком. – Кстати, не могли бы вы перестать оказывать помощь следствию перед телекамерами? Для публики миссис Рэнсом должна оставаться одной из жертв Уолтера. И мужчина с Ливермор-авеню тоже.
– Его так и не опознали?
– Нет. А что?
– Вы никогда не слыхали об исчезнувшем студенте Джона по имени Грант Хоффман?
– Нет. А как давно он исчез?
– Недели две назад. Не пришел на консультацию к Джону.
– И вы думаете, он может быть второй жертвой убийцы?
Я пожал плечами.
– Вы не знаете, какого числа он пропустил консультацию?
– Кажется, шестого.
– Это на следующий день после того, как было найдено тело, – Фонтейн бросил взгляд на Хогана, который как раз разговаривал с родителями Джона Рэнсома. Повернувшись к детективу, Марджори жадно ловила каждое его слово. Она выглядела при этом как девочка, первый раз собравшаяся на танцы.
– Может быть, вы случайно слышали, сколько лет этому самому студенту.
– Около тридцати. Он не студент, а аспирант.
– Может быть, после похорон мы... – Фонтейн неожиданно замолчал, затем встал и похлопал меня по плечу: – Верните мне дело через день-два.
Пройдя вдоль ряда пустых стульев, он направился к Майклу Хогану. Оба детектива отошли от Рэнсомов и остановились неподалеку. Хоган оценивающе посмотрел на меня, затем на Джона. Марджори Рэнсом продолжала смотреть на Хогана с открытым ртом, пока Ральф не повернул ее нежно, но твердо, к седоволосому брокеру. Но даже после этого она оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на Хогана. Я понимал, что она при этом чувствует.
– Простите, вы – Тим Андерхилл? – произнес чей-то голос рядом со мной.
Повернувшись, я увидел коренастого мужчину лет тридцати пяти в легком темно-синем костюме и темных очках. На лице его застыло выжидательное выражение.
Я кивнул в ответ на его вопрос.
– Я – Дик Мюллер из фирмы «Барнетт». Мы говорили с вами по телефону. Я хотел сказать, что очень благодарен вам за совет. Как вы и говорили, как только журналисты узнали обо мне, они буквально посходили с ума. Но вы предупредили меня заранее, так что я нашел способ спокойно входить и выходить из офиса.
Мюллер сел передо мной, радостно улыбаясь – сейчас он расскажет мне, какой он умный. Но тут дверь снова открылась, и я увидел, как вслед за молодым человеком в джинсах и черном пиджаке в часовню входит Том Пасмор. Молодой человек был почти так же бледен, как Том, с черными волосами и бровями. Он не отрывал взгляда от гроба с телом Эйприл. Том едва заметно махнул мне рукой и встал возле стенки.
– Знаете, через что мне пришлось пройти, чтобы попасть на работу? – не унимался Мюллер.
Мне хотелось избавиться от него поскорее и поговорить с Томом Пасмором.
– Я спросил Росса Барнетта, не хочет ли он, чтобы я...
Я прервал поток его красноречия.
– Это правда, что мистер Барнетт собирался послать Эйприл Рэнсом в Сан-Франциско открывать новую фирму, что-то вроде совместного предприятия с другой брокерской конторой?
Мюллер удивленно заморгал. Глаза его за темными стеклами очков казались огромными.
– Кто-то рассказал вам об этом?
– Не совсем, – сказал я. – Скорее просто передали слухи.
– Что ж, некоторое время назад действительно ходили слухи о переезде в Сан-Франциско, – теперь Мюллер выглядел обеспокоенным.
– Так вы не это имели в виду, говоря о мосте?
– О мосте? – удивился Мюллер.
– Вы велели мне сказать вашей секретарше...
Мюллер улыбнулся.
– А, вы имеете в виду проект строительства мостов. Ну да. Чтобы напомнить мне, кто вы. А вы думали, я имел в виду мост Голден-Гейт?
– Я подумал так из-за Эйприл Рэнсом.
– Да, понимаю, но дело было вовсе не в этом. Я говорил о мосте на Горацио-стрит. Здесь, в городе. И тоже по ассоциации с Эйприл – она была буквально помешана на местной истории.
– Она писала что-то об этом мосте?
Мюллер покачал головой.
– Мне известно лишь, что она называла это делом о мосте. Но послушайте, Росс... – он огляделся и махнул головой в сторону седоволосого благообразного господина, беседующего с Ральфом Рэнсомом. – Он тоже работал над этим делом.
Мюллер продолжал рассказывать, как проник в здание через шляпный салон на Палмер-стрит, прошел через подвал, потом поднялся по лестнице для обслуживающего персонала на четвертый этаж, а оттуда – в комнату для множительной техники конторы Барнетта.
– Умно придумано, – сказал я.
Мюллер был из тех, кто готов рассказывать свои истории каждому, кто станет слушать. Я попытался представить себе их встречи с Уолтером Драгонеттом. Мюллер наверняка бормотал что-то об акциях и ценных бумагах, а Уолтер спокойно сидел напротив, пытаясь представить себе, как выглядела бы эта замечательная огромная голова на полке холодильника.
– Вам, должно быть, не хватает Эйприл Рэнсом, – сказал я.
– О, конечно. Она была чем-то вроде звезды нашей фирмы.
– А какой она была? Я имею в виду в личном плане? Вы не могли бы описать ее?
Задумчиво скривив губы, Мюллер обернулся на своего босса.
– Эйприл работала больше всех, кого я знаю. Она была умной, с замечательной памятью и огромным запасом энергии.
– А сослуживцы любили ее?
Мюллер пожал плечами.
– Вот Росс – он явно симпатизировал Эйприл.
– Звучит так, как будто вы хотите сказать нечто большее.
– Ну, я не знаю. – Мюллер снова оглянулся на босса. – Эйприл напоминала человека, движущегося со скоростью девяносто миль в час. И если ты двигался медленнее, она тебя просто не замечала.
– Вы слышали когда-нибудь, что Эйприл собиралась уволиться и родить ребенка?
– Неужели? Разве такая женщина способна бросить карьеру ради ребенка? – Мюллер быстро зажал ладонью рот и огляделся, чтобы понять, не услышал ли кто-нибудь его смешка. Я заметил на его толстых пальцах два кольца: обручальное с небольшим бриллиантом и перстень с печатью колледжа.
– Ее вполне можно было назвать агрессивной. Это не критика. Мы все должны быть агрессивными на такой работе.
Люди продолжали прибывать по двое, по трое. Пока я говорил с Мюллером, они заполнили приблизительно две трети мест. Я узнал среди них несколько соседей Джона. Когда Мюллер наконец встал, я тоже поднялся и направился, неся тяжелый чемоданчик Фонтейна, в дальний конец зала, где Том Пасмор как раз налил себе кофе.
– Не думал, что ты придешь, – сказал я.
– Не так часто выпадает шанс взглянуть на одного из своих убийц, – ответил Том.
– Так ты думаешь, что убийца Эйприл Рэнсом здесь?
Я оглядел зал, наполненный брокерами и университетскими преподавателями. Дик Мюллер стоял рядом с Россом Барнеттом, который сердито тряс головой, видимо, отрицая, что собирался посылать куда-либо Эйприл Рэнсом. Поскольку никогда не знаешь, что и когда может пригодиться, я отошел в сторонку и достал свой блокнот, чтобы записать информацию о брокере, который был настолько расчетлив, что носил перстень с названием колледжа, чтобы лучше находить общий язык с выпускниками того же колледжа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112