– Знаешь, что ты должен, – сказала ему бабушка, с жадностью поглощая компот. – Ты должен сейчас же взять бумагу и перо и написать поваренную книгу.
Он смотрел на нее, медленно пережевывая пастернак.
– А почему бы и нет? – спросила она. – Я научила тебя писать, я научила тебя готовить, и тебе остается соединить то и другое. Ты напишешь поваренную книгу, мой дорогой, и прославишься на весь мир.
– Что ж, – ответил он. – Так и будет.
И в тот же день Лексингтон начал писать первую страницу этого монументального труда, которому суждено было завладеть его помыслами до конца жизни. Он назвал свой труд "Ешьте хорошую и здоровую пищу".
6
Через семь лет, когда ему исполнилось семнадцать, он записал больше девяти тысяч различных рецептов, притом все они были оригинальные и вкусные.
Но неожиданно его труды были прерваны трагической смертью бабушки Глосспан. Ночью ее сразил жестокий приступ, и Лексингтон, примчавшийся в спальню, чтобы посмотреть, из-за чего шум, застал ее лежащей в кровати. Она кричала, изрыгала проклятия и корчилась самым немыслимым образом. Страшно было смотреть на нее, и взволнованный юноша прыгал вокруг нее в пижаме, ломая руки, и не знал, что и делать. Наконец, чтобы остудить ее жар, он принес ведро воды из пруда, возле которого паслись коровы, и вылил ей на голову, но это лишь усугубило приступ, и не прошло и часа, как старая женщина угасла.
– Это очень скверно, очень, – проговорил бедный мальчик, ущипнув тетушку несколько раз, чтобы убедиться, что она умерла. – И как неожиданно! Как быстро и неожиданно! Всего лишь несколько часов назад она была в отличном настроении. Она даже трижды отведала мое самое последнее творение, грибы с пряностями, и сказала, что они очень сочные!
Горько поплакав несколько минут, ибо он очень любил свою бабушку, он все-таки взял себя в руки, вынес ее тело из дома и похоронил за коровником.
На следующий день, приводя в порядок ее вещи, Лексингтон наткнулся на конверт, который был надписан почерком бабушки Глосспан и адресован ему. Он вскрыл конверт, вынул две пятидесятидолларовые бумажки и письмо.
"Дорогой мальчик, – говорилось в письме, – я знаю, ты еще никогда не спускался с горы с того времени, как тебе было тринадцать дней от роду, но, как только я умру, ты должен надеть пару башмаков, чистую рубашку, пойти в деревню и найти доктора. Попроси его дать тебе свидетельство о смерти, которое доказывает, что я умерла. Потом отнеси это свидетельство моему адвокату, человеку, которого зовут мистер Самьюэл Цукерман. Он живет в Нью-Йорке, и у него есть копия моего завещания. Мистер Цукерман все устроит. В этом конверте деньги, чтобы заплатить доктору за свидетельство и оплатить стоимость твоей поездки в Нью-Йорк. Мистер Цукерман даст тебе еще денег, когда ты туда приедешь, и я искренне желаю, чтобы ты употребил их на совершенствование своих изысканий в кулинарии и вегетарианских вопросах и продолжал работать над этой твоей великой книгой, покуда не убедишься, что она во всех отношениях доведена до совершенства.
Любящая тебя бабушка Глосспан".
Лексингтон, который всегда все делал так, как велела ему бабушка, спрятал деньги в карман, надел пару башмаков и чистую рубашку и спустился с горы в деревню, где жил доктор.
– Старуха Глосспан? – изумился доктор. – Боже мой, она что же – умерла?
– Конечно умерла, – ответил юноша. – Если вы сходите со мной, я выкопаю ее, и вы сами сможете в этом убедиться.
– И глубоко вы ее закопали? – спросил доктор.
– Думаю, футов на шесть-семь.
– И давно?
– Да часов восемь назад.
– Значит, точно умерла, – объявил доктор. – Вот свидетельство.
7
Затем наш герой отправился в город Нью-Йорк, чтобы разыскать мистера Самьюэла Цукермана. Путешествовал он пешком, спал под заборами, питался ягодами и лекарственными травами, и на то, чтобы добраться до этого громадного города, у него ушло шестнадцать дней.
– Какое сказочное место! – воскликнул Лексингтон, остановившись на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню и оглядываясь вокруг. – Нигде нет ни коров, ни цыплят, и ни одна из женщин нисколько не похожа на бабушку Глосспан.
Что же до мистера Самьюэла Цукермана, то таких Лексингтон вообще никогда не видывал.
Это был маленький, рыхлый человечек с лиловато-синей челюстью и огромным красным носом, и, когда он улыбался, в разных точках его рта самым чудесным образом сверкало золото. Приняв Лексингтона в своем роскошном кабинете, он горячо пожал ему руку и поздравил со смертью бабушки.
– Полагаю, вы знали, что ваша любимая, дорогая опекунша обладала значительным состоянием? – спросил он.
– Вы имеете в виду коров и цыплят?
– Я имею в виду полмиллиона зелененьких.
– Сколько?
– Полмиллиона долларов, мой мальчик. И все это она оставила вам.
Мистер Цукерман откинулся в кресле и стиснул руки, положив их на свое рыхлое брюшко. При этом он принялся незаметно просовывать свой правый указательный палец за жилетку и под рубашку, намереваясь почесать кожу около пупка – любимое его упражнение, доставляющее особое удовольствие.
– Разумеется, мне придется удержать пятьдесят процентов за мои услуги, – сказал он, – но тем не менее у вас останется двести пятьдесят кусков.
– Я богат! – вскричал Лексингтон. – Это прекрасно! Когда я могу получить деньги?
– Хм, – пробормотал мистер Цукерман, – да вам везет. К счастью, я в весьма сердечных отношениях с налоговой службой и смогу убедить их отказаться от обязательств, сопряженных и со смертью, и с выплатой налогов.
– Как это любезно с вашей стороны, – пробормотал Лексингтон.
– Естественно, я должен буду выплатить кое-кому кое-какой гонорар.
– Как скажете, мистер Цукерман.
– Думаю, сотни тысяч будет достаточно.
– Боже праведный, а не чересчур ли это много?
– Никогда не скупитесь на чаевые налоговому инспектору или полицейскому, – сказал мистер Цукерман. – Запомните это.
– Но сколько же у меня останется? – робко спросил юноша.
– Сто пятьдесят тысяч. Однако из этого вам придется понести и похоронные расходы.
– Похоронные расходы?
– Вам нужно рассчитаться с бюро похоронных принадлежностей. Вы, конечно, знаете об этом?
– Но я сам ее похоронил, мистер Цукерман, за коровником.
– Не сомневаюсь, – сказал адвокат. – И что же?
– Я не обращался в бюро похоронных принадлежностей.
– Послушайте, – произнес мистер Цукерман. – Вы, может, и не знаете, но в этом штате существует закон, который гласит, что ни один владелец завещания не имеет права получить ни единого гроша из своего наследства, пока полностью не расплатится с бюро похоронных принадлежностей.
– Вы хотите сказать, что таков закон?
– Разумеется, таков закон, и к тому же очень хороший. Бюро похоронных принадлежностей – один из самых замечательных национальных институтов. Его следует защищать всеми доступными средствами.
Сам мистер Цукерман вместе с группой патриотически настроенных докторов руководил корпорацией, которая владела в городе сетью из девяти всегда готовых принять посетителей бюро похоронных принадлежностей, не говоря уже о фабрике по изготовлению гробов в Бруклине и высшей школе мастеров бальзамирования на Вашингтонских холмах. Вот почему торжества по случаю смерти были в глазах мистера Цукермана глубоко религиозным процессом. Все это волновало его так же, можно сказать, глубоко, как рождение Христа волновало лавочника.
– Вы не имели права вот так вот пойти и закопать свою бабушку, – сказал он. – Ни малейшего.
– Мне очень жаль, мистер Цукерман.
– Вы же погубили все дело.
– Я исполню все, что вы скажете, мистер Цукерман. Я только хочу знать, сколько же я в результате получу, когда все будет оплачено.
Наступила пауза. Мистер Цукерман вздохнул и нахмурился, продолжая незаметно водить кончиком пальца по краям своего пупка.
– Как, скажем, насчет пятнадцати тысяч? – предложил он, сверкнув широкой золотой улыбкой. – Хорошая круглая цифра.
– Могу я взять эти деньги сегодня же?
– Не понимаю, почему бы и нет.
И мистер Цукерман вызвал старшего кассира и велел ему выплатить Лексингтону по мелкой статье расходов пятнадцать тысяч долларов и взять расписку в получении этой суммы. Юноша, который рад был получить хоть что-то, с благодарностью принял деньги и спрятал их в своем заплечном мешке. Потом он горячо пожал мистеру Цукерману руку и поблагодарил его за помощь.
– Теперь весь мир передо мной! – вскричал наш герой, выходя на улицу. – Пока не закончена моя книга, буду жить на пятнадцать тысяч долларов. А потом, разумеется, у меня будет гораздо больше.
Он остановился на тротуаре, размышляя, куда бы ему пойти, повернул налево и медленно побрел по улице, рассматривая городские достопримечательности.
– Какой отвратительный запах, – произнес он, нюхая воздух. – Он мне не нравится.
Его чувствительные обонятельные нервы, которые были настроены только на то, чтобы воспринимать самые тонкие кухонные ароматы, терзал смрад выхлопных газов, исторгавшихся дизельными автобусами.
– Поскорее бы убраться отсюда, пока мой нос окончательно не испортился, – сказал Лексингтон. – Но прежде надо бы что-нибудь съесть. Умираю от голода.
В последние две недели бедный мальчик питался только ягодами и лекарственными травами, и желудок его требовал основательной пищи. Хорошо бы сейчас котлету из мамалыги, подумал он. Или несколько сочных козлобородниковых оладий.
Он пересек улицу и вошел в небольшой ресторан. Внутри было душно, темно и тихо. Сильно пахло жиром и рассолом. Единственный посетитель в коричневой шляпе на голове низко склонился над своей тарелкой и даже не взглянул на Лексингтона.
Наш герой уселся за угловым столиком и повесил свой заплечный мешок на спинку стула. Это должно быть интересно, размышлял он. Все свои семнадцать лет я ел пищу, приготовленную только двумя людьми – бабушкой Глосспан и мною самим, если не считать няню Макпоттл, которая, наверное, подогрела несколько раз для меня бутылочку с молоком, когда я был младенцем. А сейчас я ознакомлюсь с искусством совершенно не знакомого мне шефа и, быть может, если повезет, возьму на заметку какую-нибудь полезную идею для своей книги.
Откуда-то из темноты к нему приблизился официант и встал возле столика.
– Здравствуйте, – сказал Лексингтон. – Я бы хотел большую котлету из мамалыги. Подержите ее двадцать пять секунд на каждой стороне на раскаленной сковороде со сметаной, а прежде чем подавать, бросьте щепотку измельченных лекарственных трав – если, конечно, вашему шефу не известен более оригинальный способ, в каковом случае с радостью с ним ознакомлюсь.
Официант склонил голову набок и внимательно посмотрел на посетителя.
– Жареную свинину с капустой будете? – спросил он. – Другого ничего нет.
– Жареное... что с капустой?
Официант достал из кармана брюк грязный носовой платок и что было сил взмахнул им, будто щелкнул кнутом. После чего громко высморкался и прыснул.
– Так будете или нет? – спросил он, вытирая ноздри.
– Не имею ни малейшего представления, что это такое, – ответил Лексингтон, – но хотел бы попробовать. Видите ли, я пишу поваренную книгу и...
– Одну свинину с капустой! – крикнул официант, и где-то в глубине ресторана, далеко в темноте, ему ответил чей-то голос.
Официант исчез. Лексингтон полез в заплечный мешок за своим ножом и вилкой из чистого серебра. Это был подарок бабушки Глосспан, он получил его в шесть лет, и с тех пор никаким другим прибором он не пользовался. Ожидая, когда подадут еду, он с любовью протер нож и вилку мягким муслином.
Вскоре вернулся официант с тарелкой, на которой лежал толстый кусок чего-то горячего. Едва блюдо поставили на стол, как Лексингтон тотчас же потянулся к нему, чтобы понюхать. Ноздри его широко расширились, втягивая запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124