— Да? В самом деле? А вдруг я явлюсь в суд, а ты кокнул Ленни и скрылся с моими деньгами? Я сижу в тюрьме и получаю от тебя открытку из Рио. «Пошел ты к черту, Фрэнк», — пишешь ты. — Он засмеялся.
— Мне ты можешь доверять. Я адвокат.
Мои слова вызвали у него бурный смех. Итак, теперь в моем большом дипломате, который скорее можно было назвать маленьким чемоданом, лежали бумаги и деньги. Боже, сколько макулатуры!
— Ты проверил, все документы в порядке? — спросил Беллароза.
— Да.
— Как видишь, я законопослушный бизнесмен.
— Не надо, Фрэнк. Еще не время, чтобы молоть эту чепуху.
— Да? — Он опять засмеялся. — Но ты сам можешь убедиться. Здесь, в этом портфеле находятся бумаги на Стенхоп Холл, на мотель во Флориде. У меня есть еще один мотель в Лас-Вегасе, а также земля в Атлантик-Сити. Это единственная ценность на свете — недвижимость. Землю не изготовишь ни на каком заводе, советник.
— Верно. За исключением Голландии...
— А ведь были времена, когда землю отнимали после большой драки. Теперь только передают бумажки из рук в руки, — ухмыльнулся Беллароза.
— Точно.
— Они ведь могут отобрать мою землю, мою собственность.
— Нет, она будет только заложена. Потом тебе ее вернут.
— Нет, советник, как только они увидят то, что лежит у тебя в портфеле, у них разыграется аппетит. Следующим шагом Феррагамо будет возбуждение дела по акту РИКО. Они наложат арест на всю мою недвижимость, а потом отберут ее у меня. А с теми документами, что лежат в портфеле, сделать это будет куда легче. Из-за этого проклятого убийства я вынужден открывать им все, чем я владею.
— Возможно, ты прав, — согласился я.
— Ну и черт с ними. Пусть все правительства провалятся к чертям собачьим. Им лишь бы наложить лапу на мои богатства. К дьяволу их. У меня еще кое-что есть в запасе.
Кто бы сомневался. Манкузо был прав. У него еще много чего осталось.
— Слушай, я говорил тебе, что уже предложил свою цену за «Фокс-Пойнт»? Девять миллионов. Я разговаривал с тем адвокатом, который заправляет делами наследников. Хочешь заняться этой сделкой?
Я пожал плечами.
— Почему бы и нет?
— Ладно. Я скажу тебе сколько. Девяносто тысяч.
— Это в том случае, если они согласятся на девять. Не забывай про иранцев, — заметил я.
— Пошли они куда подальше. Они же не владельцы. Они покупатели. А я имею дело только с владельцами. Я объяснил этому адвокату, что мое предложение — это наилучшее предложение для его клиентов. Он постарается, чтобы его клиенты это поняли. А о новых предложениях от иранцев они больше не услышат ни слова. Capisce?
— Конечно.
— Теперь у нас будет где искупаться. Я разрешу всем пользоваться пляжем. Никому не придется оглядываться на этих черномазых из пустыни с их паранджами.
— Ты не мог бы больше не употреблять этого слова?
— "Capisce"?
— Нет, другое.
— Что, черт побери, ты имеешь в виду?
— Ладно, забудь.
Он пожал плечами.
— В общем, ты можешь рассчитывать на девяносто тысяч через несколько месяцев. Рад небось?
— Да, есть немного, — кивнул я. — Похоже, тебя совсем не беспокоит это обвинение в убийстве, предстоящие обвинения в вымогательстве, не волнует то, что тебя могут укокошить в любой момент.
— А, все это ерунда.
— Вовсе не ерунда, Фрэнк.
— А что прикажешь мне делать? Лечь и умереть от горя? Если есть дела, надо ими заниматься. Это разные вещи.
— Нет, все это взаимосвязано.
— Чепуха.
— Не забудь, что я тебя предупреждал. — Я налил себе еще кофе и стал наблюдать в окно, как из-за пелены тумана восходит солнце. Если есть дела, надо ими заниматься. Я припомнил историю из учебника, по которому мы занимались в колледже Святого Павла. В ней рассказывалось о двух римских аристократах, которые, стоя на окраине своего города, обсуждали цену участка земли, находившегося в отдалении от них. Продавец расписывал преимущества этого участка, его плодородную почву, его близость к городу. Потенциальный покупатель старался сбить цену. Наконец они ударили по рукам. Ни тот ни другой ни во время переговоров, ни после них не упомянули об одной вещи — земля, о которой шла речь, в это время находилась у неприятеля, который использовал ее в качестве плацдарма для предстоящей атаки на Рим. Мораль этой истории для учеников Древнего Рима — и, очевидно, для моих современников из колледжа Святого Павла — состояла в том, что благородные римляне (и будущие члены американского истеблишмента) должны проявлять наивысшую храбрость и уверенность в себе даже перед лицом смерти и разрушения, то есть заниматься своим делом без излишних сомнений и с непоколебимой верой в будущее. Или, как говорили мои предки, «закусив удила».
— Я не знал, что ты уже оформил документы на Стенхоп Холл, — сказал я Белларозе.
— Да. На прошлой неделе. А ты разве в этом не участвовал? Ты не помогаешь своему тестю оформлять бумаги? Какой же тогда из тебя зять? А?
— Я посчитал, что возникнет конфликт интересов, если я буду представлять его сторону в этой сделке и твою сторону на судебном процессе.
— Да? Ты в самом деле так думаешь? — Он наклонился ко мне. — Слушай, могу я сказать тебе одну вещь?
— Конечно.
— Твой тесть тот еще фрукт.
Мне в голову пришла совершенно дикая мысль. Я мог бы попросить Белларозу убрать Уильяма. А что? Это тоже сделка.
Это тебе от зятя, сукин ты сын. Бах! Бах! Бах!
— Эй, ты меня слушаешь? Я тебя спросил, как тебе удается ладить с твоим тестем?
— Он живет в Южной Каролине.
— Да? Это хорошо. Хочешь взглянуть на картину?
— Подожду, пока ее повесят.
— Мы по этому случаю устроим вечер. Сюзанна будет почетной гостьей.
— Превосходно.
— Как у нее дела? Она теперь здесь не часто появляется.
— Неужели?
— Да. Она сегодня дома? Может быть, она составит компанию Анне?
— Почему бы нет? Я, правда, не знаю, какие у нее на сегодня планы.
— Да? У тебя очень современная жена. Тебе это нравится?
— А как дела у Анны?
— Она понемногу привыкает к здешней жизни. Сейчас все ее безумные родственники разъехались, и она успокоилась. Донна Анна. — Он помолчал и как бы к слову добавил: — Насчет привидений она тоже больше не переживает. — Он недобро улыбнулся. — Тебе не стоило рассказывать ей эту дикую историю.
Я прочистил горло.
— Жаль, что она приняла это так близко к сердцу.
— Да? Черт знает что за история! Дети трахаются! Мадонна! Я ее многим рассказывал. Не знаю только, правильно ли я ее понял. Однажды я рассказал ее своему другу Джеку Вейнштейну. Отличный мужик, вроде тебя. Он утверждает, что есть такая книга. Что ты пересказал эпизод из книги. Это не история с «Альгамброй». Зачем ты это наплел?
— Чтобы повеселить твою жену.
— Что-то она не веселилась по этому поводу.
— Тогда, значит, чтобы самому повеселиться.
— Вот как? — Он продолжал смотреть на меня недобрым взглядом. — Нет, тут что-то другое. Анна думает, что ты и был тем типом, который начал лаять на нее у бассейна. Это был ты?
— Да.
— Зачем ты это сделал?
Я представил себя замурованным в бетон на дне бассейна в том случае, если я и на этот раз отвечу: «Чтобы самому позабавиться».
— Послушай, Фрэнк, прошло уже много месяцев. Забудем об этом, — предложил я.
— Я ни о чем не забываю.
Это точно.
— Ну тогда прими мои извинения.
— О'кей. Это другое дело. Учти, что другим я таких вещей не прощаю. — Он пристально посмотрел на меня и постучал по лбу рукой: — Ти sei matto. Capisce?
Когда люди жестикулируют, их лучше понимаешь.
— Capisco, — ответил я.
— У всех у вас с головой не в порядке.
Мы с ним опять углубились в чтение газеты, но несколько минут спустя он обратился ко мне с вопросом:
— Сколько я плачу?
— Ничего не платишь. Это просто услуга за услугу.
— Нет. Услугу ты мне уже оказал, поговорив с Манкузо. Если спасешь меня сегодня от тюрьмы, получишь пятьдесят тысяч.
— Нет, я...
— Соглашайся, советник, ты мне еще можешь понадобиться. А то потом будем поздно: они загребут все мои денежки, обвинив меня в вымогательстве и коррупции.
Я пожал плечами.
— Ладно.
— Вот так-то лучше. Видишь, ты уже почти заработал девяносто плюс пятьдесят, даже не успев позавтракать. — Беллароза погрозил мне пальцем. — И не забудь внести эти доходы в твою декларацию, — засмеялся он.
Я тоже изобразил на лице улыбку. Пошел ты к черту, Фрэнк.
Мы еще поговорили о наших семьях.
— Твоя дочь все еще на Кубе? — поинтересовался Беллароза.
— Да.
— Если будешь звонить ей, скажи, что мне нужен четвертый номер.
— Извини, не понял.
— "Монте-Кристо", номер четыре. Я забыл сказать твоему сыну, чтобы он передал ей. Это такие большие сигары. Номер четыре.
Я не собирался спорить с ним по поводу контрабанды, поэтому просто кивнул.
— Как ты думаешь, — спросил он, — эта старушка останется жить в сторожевом домике?
— Я советовал ей именно так и сделать.
— Да? Сколько ей нужно дать, чтоб она убралась оттуда?
— Нисколько, Фрэнк. Это ее дом. Забудь об этом. Он пожал плечами.
Я подумал, не сказать ли ему о планах Уильяма Стенхопа задействовать Фонд охраны природы, чтобы препятствовать разделу Стенхоп Холла на мелкие участки. Но понял, что не стоит этого делать. Уильям собирался поступить некрасиво, но это было бы в рамках закона — к тому же он рассказывал мне о своих планах довольно долго, прежде чем я послал его к черту.
— Что ты собираешься делать со Стенхоп Холлом? — все же полюбопытствовал я.
— Не знаю. Посмотрим.
— Там можно будет закапывать трупы.
Он улыбнулся.
— А где сейчас твой сын Тони? — спросил я его. На прошлой неделе я встретил здесь этого юного студента из Ла Саля — своей манерой держаться он мне показался очень похожим на отца. Недаром Фрэнк так гордился им. Я назвал этого мальчишку Маленьким Доном, но, конечно, только про себя.
— Я отослал его к старшему брату до конца лета, — ответил Беллароза.
— К какому старшему брату?
Он посмотрел на меня.
— Не важно к какому. Забудь, что ты про это слышал. Понял?
— Конечно. — Боже, прежде чем задавать этому человеку самые невинные вопросы, следует трижды подумать. Впрочем, богатые и известные люди часто ведут себя подобным образом; у меня много знакомых, которые не любят распространяться о том, где находятся их дети. Но мне они всегда могут об этом рассказать, если я спрошу.
— А твой сын все еще во Флориде? — спросил он.
— Может быть, да, может быть, нет.
Он снова улыбнулся и принялся опять за газету. Теперь он начал разгадывать кроссворд.
— Американский писатель, имя Норман, шесть букв, на конце "р".
— Мейлер.
— Никогда не слышал. — Он вписал слово в кроссворд. — Да, подходит. Ты гениальный парень.
В кухню вошла Филомена. Она была на самом деле уродлива, на такое лучше с утра не смотреть. Они с Фрэнком о чем-то поговорили, и я понял, что он по-итальянски говорит неважно, так как она без конца его переспрашивала. Затем она вывалила на стол целую кучу бисквитов с итальянскими надписями. С Белларозой она разобралась — теперь пришел мой черед.
— Она хочет, чтобы ты позавтракал, — пояснил Фрэнк.
Я подчинился и принялся за еду. Бисквиты были неплохие, особенно если их еще намазать маслом, что я и делал. Белларозе тоже пришлось позавтракать. Филомена наблюдала за нами и жестами показывала мне, чтобы я не смел останавливаться. Беллароза что-то грубо сказал ей — она не осталась в долгу. За завтраком хозяйкой была она.
Наконец Филомена нашла себе другое занятие, и Фрэнк отодвинул от себя тарелку.
— Как она мне осточертела, — пробурчал он.
— Куда же ее денешь?
— Слушай, у тебя нет мужика, который бы согласился забрать ее? — спросил он.
— Нет.
— Ей двадцать четыре, скорее всего, целка, готовит — пальчики оближешь, умеет шить, поддерживать чистоту — вообще работает как вол.
— Беру ее себе.
Он рассмеялся и похлопал меня по плечу.
— Да? Хочешь итальянку? А если я все расскажу твоей жене?
— Мы с ней уже обсуждали этот вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105