Так можно уменьшить риск. Кроме того, мы не знаем, сколько их. Мы исходим из того, что только один. Я даже думаю, что это не офицер-разведчик. Возможно, машинистка или кто-то вроде того. Он сделал паузу и потушил сигарету. – Настоящий, живой, действующий «полевой» офицер-разведчик – для них это будет уловом года.
– И как они смогут это проверить?
– Они спросят своего «крота». Он был очень доволен собой. Я почти слышал, что он мурлычет, как кот. Внезапно все в моей голове соединилось в одну картину.
– Значит, я буду наживкой?
Он кивнул. – Тебя это смущает? Я думал, ты хочешь знать точно?
– Какой ответ ты ждешь? Что я воодушевлен?
– Итак, что?
– Я сделаю это. Что же еще? Я склонился к нему и сказал очень тихо: – Но одно ты должен знать. Если ты не говоришь мне правду, Эфраим, если ты просто ведешь со мной свою игру, то подумай дважды и лучше, наверное, не впутывай меня. Потому что, если ты не будешь на все сто процентов стоять на моей стороне, то я тебя убью, клянусь, даже если мне для этого придется прорыть подземный ход до Израиля голыми руками.
На его лице появилась мягкая улыбка, будто открылось окно, и за каменным фасадом показался человек. У меня было чувство, что это та сторона его личности, которую знают его семья и друзья. – Я никогда не сделаю то, что может навредить тебе. Я знаю, что то, что я требую, трудно. И я только приблизительно представляю, как ты сделаешь это. Но это не игра, я не обтяпываю какие-то свои дела. Это очень серьезно, и мы только теряем время. Я еще не даю сигнал к старту, но в этой гонке речь идет не только обо мне и о тебе. Если мы проиграем, то все будет проиграно, а если мы выиграем, то, возможно, не попробуем даже плоды нашей победы, ты знаешь.
– Так я уже думал. Я не был совсем уверен в моих чувствах. С одной стороны этим приступом откровенности он завоевал меня для себя полностью, с руками и ногами. С другой стороны я боялся, что я идиот. Я знал, что могу разыграть такое же хорошее шоу, как он. Но я решил поверить ему. Мне захотелось рассмеяться. Я чувствовал, как в моей голове исчезает туман. Сейчас я знал, о чем идет речь, и поэтому мог играть вместе с ним. Четкую директиву всегда легче выполнять, чем неопределенную инструкцию, которую приходится конкретизировать самому.

Глава 14
План был прост. Я иду в посольство СССР и устанавливаю там контакт с представителем КГБ. В общем, мы знали, что происходит, если кто-то приходит в посольство, чтобы предложить свои услуги. В конце концов, такое случается почти ежедневно в любом израильском посольстве. Мы исходили из того, что Советы мало в чем будут от нас отличаться.
– Я взвешу варианты, – сказал я. – Что, черт побери, может случиться? В наихудшем случае они задержат меня и попытаются вывезти в Россию, в ящике на корабле или по-другому. Мы оба засмеялись. Этот метод не раз применялся Моссад, когда надо было вернуть беглецов в Израиль.
– Когда я пойду туда?
– Сперва я должен вернуться в Израиль, потом ты приступишь к активным действиям. У меня, правда, сидит в архиве человек, который должен подготовить мне отчет до того, как он ответит на один запрос по определенной информации. Но мне больше понравилось бы самому присутствовать при этом.
– Почему? Если у тебя есть прикрытие, разве не лучше остаться здесь, на случай неудачи?
– А что случится, если запрос придет с неожиданной стороны? Если наш «крот» все-таки офицер? Кроме того, дело, ради которого я сюда приехал, почти сделано. Он улыбнулся. – Я здесь, чтобы удостовериться, что мы получаем заказ на «Мазлат». И я здесь, чтобы гарантировать, что деньги получит нужный человек, а другой будет так запуган, что он сделает то, что должен. Он имел в виду операцию, которой Моссад руководил из Израиля. Для этого использовался подставной лже-офицер израильских ВВС, который был в этом деле заодно с кем-то из бюро американских ВМС.
Эфраим закурил новую сигарету. От дыма воздух в комнате был, хоть топор вешай.
Я кивнул. Я знал о сделке по «Мазлату», и я знал также, что мы получали определенную помощь изнутри. Для меня было бы лучше, если б Эфраим остался. Но я мог справиться и без него.
– Итак, когда ты улетаешь?
– Я смоюсь, после того, как приглашу тебя на обед.
– Куда мы пойдем?
Эфраим поднял телефонную трубку, повернулся ко мне и спросил: – А что бы ты хотел?
– Но только не это проклятое обслуживание в номере, – простонал я.
– Но на большее у нас нет времени.
– Ну ладно, – проворчал я. – Для меня гамбургер. Нет, лучше клаб-сэндвич.
Мы лишь наполовину закончили трапезу, когда он взглянул на часы – Мне надо уходить. У меня встреча с одним очень жадным молодым человеком.
– Послезавтра я сделаю дело, – сказал я. Тебе хватит времени, чтобы все решить и подготовиться.
– Хорошо. И будь внимателен. Это не упражнение в Академии, ты знаешь. В его голосе я почувствовал настоящую озабоченность.
– Не беспокойся обо мне. Позаботься о том, чтобы у тебя все прошло хорошо. И еще. Как с деньгами? У меня уже почти ничего не осталось.
– Мы помним об этом. Он передал мне конверт. Здесь немного денег, чтобы ты продержался первое время. Потом мы тебе еще кое-что подбросим. Пока пусть это останется между нами.
Я кивнул и пошел к двери с сэндвичем в руке. Я помолчал, спрашивая себя, не забыл ли я что-нибудь. Но ничего не пришло мне в голову, я открыл дверь и вышел. Я снова был один.
***
В Вашингтоне мне почти нечем было заняться. Я никого там не знал. Мне предстоял самый худший вид операции, который только можно было себе представить. Моей легендой был я сам, под настоящим именем и с настоящей биографией, кроме того, у меня не так уж много было денег на расходы. Эфраим дал мне 500 долларов, чего едва хватало для оплаты отеля. Настроение мое упало, все было очень похоже на «партач», как мы в Израиле называем неудачу.
Я пытался почувствовать себя агентом-»бойцом» во враждебной стране, который полностью оторван от родины и семьи. Но мне было хуже, чем любому «бойцу» – «нелегалу». Задание агенту-»бойцу» дается четкое и ясное; он знает, для кого работает и против кого борется. Кроме того, у него нет финансовых проблем, а его семья, насколько он знает, находится в хороших руках. То, что люди, которые якобы заботятся о его семье в Израиле, пользуются любой возможностью, чтобы попытаться затащить его жену в постель, если она хоть немного привлекательна, ему не мешает, потому что он этого не знает и, скорее всего, не узнает никогда.
Чтобы убить время, я бродил по улицам и все время выходил на одну и ту же большую площадь, где на деревянных скамейках вместе сидели «юппи» и нищие. «Юппи» дышали свежим воздухом и жевали сэндвичи, а бездомные смотрели на них в надежде, что им кое-что достанется, что они смогли бы выудить из урны.
У меня было страстное желание пройтись мимо советского посольства, только чтобы посмотреть, где оно и как туда можно войти. Но я знал, что этим только привлеку к себе внимание наружного наблюдения. Лучше прийти туда пешком в последнюю минуту и прямо зайти вовнутрь.
Я сел на метро и поехал в Силвер Спринг, назад в гостиницу. Но я заметил, что слишком беспокоюсь, чтобы просто сидеть в номере и смотреть телевизор. Завтра я должен был устроить дело, я хотел, чтобы оно уже было сделано.
Вечером центр Вашингтона выглядел совсем иначе. Мужчины все еще были в своих костюмах и галстуках, хотя многие расстегнули воротники. Но женщины изменились, будто с ними произошла настоящая метаморфоза. Они были стройны и сексуальны, двигались как дикие кошки, а бары (более известные как мясные рынки) были переполнены.
Я прошел мимо некоторых, затем сел и немного развлекся. Но я был слишком возбужден, чтобы начинать что-либо. В 11 часов вечера я подумал, что пришло время идти спать.
Среда, 23 апреля 1986 года
Я встал рано, и когда оделся и выкурил третью сигарету, был полностью готов к бою.
Небо было покрыто облаками, моросил дождь. Лучшей погоды просто не могло быть. Я надел удобные брюки, простую рубашку и желтый пуловер. Наверх я натянул серую ветровку с капюшоном. Я хотел надеть капюшон на подходе к посольству, тогда наблюдатели не смогут подробно рассмотреть меня и сфотографировать мое лицо.
В 11 часов я был у посольства. Небо прояснилось, но повод надеть капюшон оставался. Решетчатые ворота были открыты и камеры наблюдения не шевельнулись в мою сторону. Я быстро поднялся по мраморным лестницам и вошел через главный вход.
В приемной были только я и не производящая особого впечатления блондинка в окошечке. Когда я вошел, она улыбнулась мне.
– Чем я могу Вам помочь, сэр? – спросила она меня с сильным русским акцентом. Я знал, что Советы стараются на все должности в своих посольствах принимать советских граждан.
Я был почти уверен, что приемная, в которую так легко можно было пройти, прослушивалась.
– Я хотел бы несколько брошюр о Советском Союзе, – сказал я.
– Какие брошюры?
– Те, которые у Вас есть.
Ее улыбка стала тоньше. – Минутку, пожалуйста. Она исчезла за маленькой стенкой. Я увидел на окошке блокнот и шариковую ручку на веревочке. Я нацарапал на бумаге: «Я хочу поговорить со спецслужбой». Когда она вернулась, то передала мне тонкую книжечку, изданную на уровне типографии 50-х годов. Если это была рекламная брошюра, то она вряд ли возбудила бы аппетит к поездкам в СССР. Я пододвинул к ней блокнот.
– Спасибо, это все, что у Вас есть?
Ее улыбка исчезла совсем, когда она посмотрела на меня снова. – Почему бы Вам не присесть? Я посмотрю, что у нас еще есть.
– Спасибо.
Я повернулся и сел на деревянную скамейку под плакатом с мавзолеем Ленина. Женщина снова исчезла за маленькой стенкой. Через несколько минут она вернулась и села на свой стул, не глядя на меня. Мне не было видно, что она делает за своим окошком, но она уделяла этому все свое внимание.
Я должен был терпеливо ждать; по крайней мере, они не потребовали от меня уйти. Я надеялся, что они правильно поняли мою записку и не позвонили в полицию. Ну да, на этот случай у меня была легенда, которой я, однако, совсем не хотел бы воспользоваться.
Минут через пятнадцать через дверь за спиной дамы в приемной появился хорошо одетый, выглядевший солидно мужчина. Он наклонился к женщине, сказал ей что-то и снова исчез. Она встала, улыбнулась и позвала меня. Я быстро подошел и склонился к окошку: – Да?
– Нам нужен Ваш паспорт для идентификации, если Вы хотите получить дальнейшую информацию.
Не задерживаясь, я вынул и протянул ей мой израильский паспорт. – Вот.
– Спасибо. Она встала. – Садитесь, пожалуйста. Она кивнула в сторону скамейки. Я нервничал и барабанил пальцами по подлокотнику. Женщина сразу же вернулась, а через пару минут появился мужчина, который жестом подозвал меня к себе. Когда я подошел к окошку, он поднял створку и впустил меня. Там он дал знак следовать за ним. Все происходило молча.
Мы прошли по узкому коридору и поднялись на несколько этажей. Ковер был потертым, а перила немного качались. Наши шаги по скрипучему деревянному полу были хорошо слышны – в посольстве мировой сверхдержавы я не ожидал увидеть такого.
Я оказался в маленькой светлой комнате с большим зеркалом на стене. Я почувствовал, что не испытываю страха, я наоборот был спокоен и доволен. Пока все шло хорошо.
Наконец-то мой гостеприимный хозяин улыбнулся мне и показал на деревянный стул у деревянного стола, стоящего напротив зеркала:
– Садитесь, пожалуйста, господин Островский.
– Спасибо.
– Что привело вас к нам? Существует ли угроза Вашей безопасности?
Оказалось, что процедура совершенно похожа на привычную рутину в наших посольствах.
– Нет, угрозы нет.
– О чем тогда идет речь?
– Я хочу работать на Ваших людей?
Человек медленно сел и откинулся на спинку стула. Его улыбка стала дружеской и приятной.
– Кого Вы называете «Ваши люди»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57