Вануну решился обнародовать известные ему факты и вынудить, таким образом, мир к действию. Он сделал около пятидесяти фотографий внутренних помещений и оборудования секретного атомного объекта, покинул страну и направился в Австралию в редакцию газеты «Sunday Times». Редакция газеты перевезла его в Лондон, где захотели опубликовать его разоблачения, а затем Вануну должен был сам предстать перед прессой, чтобы поднять достоверность публикаций. Премьер-министр Перес, который узнал об этом деле и видел, что ущерб уже никак не возместить, решил воспользоваться этой ситуацией к своей выгоде. Он хотел показать всему миру, особенно арабским странам, некоторые из которых в поте лица трудились над созданием других средств массового уничтожения (отравляющих газов и бактериологического оружия), что Израиль вполне в состоянии уничтожить этих своих противников. Он хотел, чтобы история была опубликована. Но Вануну должен был быть возвращен в Израиль, чтобы он ничего не смог выболтать. Таким путем он хотел убить сразу двух зайцев. У мира было бы основание бояться Израиля, и одновременно Израиль все еще мог бы отрицать факты, потому что не было бы никого, кто мог бы их доказать. Шамир был абсолютно против этого плана, он хотел, чтобы умерли как история, так и Вануну.
Перес заметил, что газета медлит с опубликованием истории, прежде всего, опасаясь того, что она, возможно, «проглотила» дезинформацию. Перес созвал издателей израильских газет и попросил их упоминать лишь походя об этой истории. Он надеялся, что эта просьба будет известна и британскому издателю «Санди Таймс» и докажет ему, что сведения Вануну правдивы, иначе зачем бы израильскому премьеру понадобилось просить издателей о замалчивании этой истории. В это же время Шамир связался со своим другом, британским королем средств массовой информации Робертом Максвеллом с тем, чтобы Максвелл опубликовал статью, в которой высказывались бы сомнения в достоверности рассказа Вануну, а его самого обвинили бы в шарлатанстве. Шамир также хотел опубликовать фотографию Вануну в газете, чтобы тот, не зная об этих махинациях, запаниковал.
«Санди Таймс» опубликовала, наконец, статью только 5 октября, неделю спустя после публикации в максвелловской «Daily Mirror». Моссад направил по следу Вануну группу «Кидон». Она прибыло 20 сентября в Лондон, и с помощью женщины, знаменитой Синди, выманила Вануну в Италию. Там он был похищен и привезен в Израиль, где предстал перед судом и был приговорен к 18 годам тюрьмы, которые должен был отбывать в одиночной камере. Только годы спустя я узнал о связи между Шамиром и Максвеллом и отметил, что, собственно, для меня это не было тайной все это время.
Цель моего визита в Иорданию была в этот раз несколько неопределенная. Я прилетел в Нью-Йорк и вечером в половину одиннадцатого вылетел оттуда рейсом № 264 иорданской авиакомпании «Алия» в Амман. Меня беспокоило лишь то, что мой авиабилет, присланный мне из иорданского посольства, был с открытой датой обратного полета. Дата не была проставлена, что меня несколько обеспокоило после моего последнего опыта в Египте, потому что я знал, что египтяне и иорданцы тесно сотрудничают во многих областях.
Полет был вполне приятным. Моим соседом был офицер канадской авиакомпании «Эйр Кэнэда», который летел в Иорданию, чтобы подготовить перелет туда стада канадских коров в рамках программы сельскохозяйственной помощи.
Альберт должен был встретить меня в аэропорту. Он задержался, из-за чего я поволновался. Я въезжал с канадским паспортом, выданным в Тель-Авиве, и при прохождении паспортного контроля у меня могли возникнуть проблемы. В аэропорту Аммана царило большое оживление и через несколько минут после моего прибытия, я остался в зале совсем один. Полицейские подозрительно поглядывали на меня. Когда один из них двинулся ко мне, появился Альберт. Он был бледен и неоднократно извинялся – он неправильно рассчитал время моего прилета. Он провел меня через паспортный и таможенный контроль, и мы поехали в город в отель «Regency Palace». В этот раз отель был полон и большинство гостей, казалось, были из Саудовской Аравии, судя по их традиционным белым одеяниям с золотыми каемками.
Первый день мы провели в обмене любезностями и визитами вежливости к людям, с которыми я познакомился в мой первый приезд, – и в этот раз мы обходились друг с другом уже как старые знакомые. Чувство пугающего ожидания исчезло еще до конца первого дня. Следующим утром я полетел с ними в Петру, древний город, высеченный из красной горы. Его колоссальные дворцы и огромные колонны – это части скал. Вид его перехватывает дыхание и напоминает о краткости нашего пребывания на этой земле.
Затем мы поехали в Акабу, город на берегу залива Акаба, напротив израильского города Эйлат, в котором я провел два года моей молодости. Оба города лежат очень близко друг к другу. Я вспомнил один вечер в Эйлате, когда я был на пляже, а в городе отключилось электричество. Туристы показывали на Акабу, удаленную лишь на несколько километров, и спрашивали, почему там есть свет. У меня было жуткое чувство, когда я сидел на веранде прекрасной белой виллы на берегу залива Акаба вместе с друзьями из иорданской разведки и, с бокалом холодного лимонада в руке, смотрел через бухту на Эйлат, откуда как раз из военной части гавани выходили на патрулирование израильские катера. Я мог видеть даже нос ракетного катера типа SAAR, торчащий из огромного сухого дока.
В этом приятном окружении мы дискутировали о последствиях, которые можно было ожидать от смены правительства Израиля, которая состоялась днем раньше. Их беспокоила, прежде всего, философия Шарона. Арик Шарон пытался добиться того, чтоб Иордания рассматривалась как Палестина, и, так как почти семьдесят пять процентов населения Иордании составляют палестинцы, они должны были свергнуть короля, создать тут свое собственное государство и забыть о Западной Иордании. Я объяснил им, что, по Шамиру, с Западной Иорданией и не будет по-другому. В принципе, Шамиру совершенно все равно, будет Иордания Палестиной или нет. Если его что-то в этом вопросе и волнует, то он предпочтет оставить все вещи так, как они есть.
Мы два дня оставались в Акабе, а затем вернулись в Амман. Мой друг Фадлаль ждал меня в отеле. Он сразу приступил к делу.
– Как обстоят дела со шпионской сетью, которую ты нам пообещал? Его рот улыбался, но глаза – нет. Я вынул из моего чемодана лист бумаги и дал ему. – Это список израильских офицеров, которые сейчас пребывают в Европе и в США и готовы работать в области безопасности на того, кто им больше заплатит. Вам нужно найти пару своих людей, которые говорят на иврите, лучше всего – с американским акцентом. Пошлите их в Мексику, а оттуда они выйдут на контакт с людьми из этого списка. Вы, конечно, за свой счет, привезете их в Мексику, опросите их одного за другим, как будто речь идет об их работе. Поселите их в хорошую гостиницу и дайте им немного карманных денег.
– Почему ты думаешь, что они будут разговаривать с нами?
– Если вы убедите их, что вы израильтяне, а, как я сам убедился, вы здорово умеете это делать, то они вовсе не откажутся говорить. Но будьте осторожны – не перегните палку. Если один из них захочет уйти – пусть уходит. Но самое важное – позаботьтесь о том, чтобы они не встречались друг с другом. Вы должны проводить интервью с каждым индивидуально.
Фадлаль кивнул. Далее я описал, как нужно выявлять лиц, которые могут передавать не только обычные сведения, но и знают приемы добывания тактической и военно-технической информации. Этих претендентов нужно затем завербовать и направить в лагерь в Мексике, где они будут обучать других людей – «солдат» – искусству получения и передачи подобных сведений, которые очень важны для иорданской разведки. В последние мои дни в Аммане мы еще раз прошлись по этому плану.
Некоторое время спустя Альберт, который просматривал видеопленки, снятые во время опросов в отеле в Акапулько, рассказал мне, что его люди сказали, что только сейчас они поняли, в чем состоит эта затея с израильтянами. При первом анализе они казались большими детьми с большим самомнением и внушенной враждебностью, но в то же время приветливыми. Они установили, что израильтянам свойственно экстремистское предубеждение против всего, что не израильское, и что они, кроме того, полны и других предрассудков.
Мой визит, достаточно бедный на события, почти закончился, когда я страшно испугался. За день до моего отъезда я покинул свой номер и встретил горничную, которая вышла из соседнего номера и шла к своей тележке, груженной чистящими средствами. По привычке и, не подумав, я пожелал ей доброго утра на иврите: «Бокет Тове». Она этого не заметила, но два постояльца, стоявших у лифта, обернулись ко мне. Я вернулся в номер, чтобы не ехать с ними вместе в лифте, но так как я был гостем местной разведки, я не придал этому большого значения. Я спустился вниз, чтобы встретить Альберта на втором этаже на завтраке в ресторане с деревянными столами. Столы были круглыми и рассчитаны на восемь персон, но мы были лишь вдвоем. Возможно, к нам собирался присоединиться еще Фадлаль.
Я подошел к буфету в середине зала, затем пришел к своему столику и начал есть. Вдруг я остолбенел. Я услышал, как два человека за моей спиной говорят на иврите. Сначала я хотел обернуться, но в последнюю секунду овладел собой. Я не собирался рассказывать об этом Альберту, потому что не хотел выдавать ни одного израильтянина, по какой бы причине они тут не находились. В любом случае я точно знал: они были здесь не из-за меня. В противном случае, они не садились бы за мной и не говорили бы на иврите. Скоре всего, они были здесь с официальной миссией, но точно не по делам иорданской спецслужбы. Возможно, у них были дела в МИД.
Когда я в следующий раз пошел к буфету, я бросил короткий взгляд на них и был шокирован второй раз. Я едва не потерял равновесие: я взглянул прямо в лицо мужчины, которого я знал из Моссад. Я был уверен, что я его видел там регулярно. Я увидел, что он намного лучший актер, чем я – на его лице не пошевелился ни один мускул. Он снова обернулся к людям, с которыми он сидел, теми же, кто шептались между собой на иврите, и перешел с ними на английский язык.
– Ты что, видел привидение? – спросил меня Альберт, когда я вернулся к столу.
– Нет, я просто как раз подумал, что слишком много выпил прошлой ночью, и это обращает на меня внимание. Я думаю, мне лучше уйти, и, если ты не против, то я подожду тебя в своем номере.
– Хорошо. Я потом приду к тебе, – сказал он мне со своей обычной вежливостью.
Я лег на кровать и думал, кого же я увидел. Наконец, до меня дошло. Я знал этого человека, но он не знал меня. Это был Амнон П., он же Хомбре, как звучал его агентурный псевдоним. Он был офицером связи Моссад в Дании и скандинавских странах, и я ежедневно, пока работал в датском отделе, видел его фотографию. Это был метод работы Моссад: на стенах кабинетов отделов в штабе вывешивались фотографии «добывающих» офицеров, с которыми работал отдел. При этом офицеры за письменными столами имели дополнительную точку привязки, когда они работали с операторами. Я знал его лицо, а он мое – нет. Я не мог себе представить, что он тут делает, как и то, зачем здесь находились два других израильтянина. Не было никакой возможности разузнать это без риска разоблачить себя. Возможно, они были здесь тайно, под каким-то прикрытием.
До самого своего отъезда на следующий день я почти безвылазно просидел в своем номере.
Глава 24
Среда, 29 октября 1986 года
Я возвращался в Соединенные Штаты. От иорданцев я получил десять тысяч наличными в канадских долларах. Я задекларировал деньги в США и даже заполнил особый формуляр, так как хотел остаться на ночь в Нью-Йорке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57