Не думаю, что он будет рисковать.
Я внимательно слушал. Она говорила искренне, а ее мнению я доверял.
- А почему ты спросил? Статья в IFR?
- Да. И Джек Лэнгтон. Помнишь про Dekker и наркоторговцах в Рио?
- Я знаю, что за этими словами ничего не стоит, - заупрямилась Изабель. - Мне известно абсолютно все, что мы делаем в Бразилии.
- Хорошо. Но дело не только в этом, - сказал я. - Тебе известна девичья фамилия Люсианы?
Это был вопрос, который вертелся у меня на языке с тех пор, как я познакомился с Люсианой на вечеринке у Рикарду. В суматохе последней недели я решил его отложить на потом. Но сейчас я хотел услышать ответ.
Изабель выглядела озадаченной, но все-таки ответила.
- Араган. Люсиана Пинту-Араган.
- Так я и думал, - сказал я. - Значит, Франсиску Араган ее брат?
- Брат.
Она подтвердила мою догадку. Бразильский финансист, упомянутый в факсе. Тот самый, которого Управление по борьбе с наркотиками подозревало в отмывании наркодолларов.
- В чем дело, Ник?
Я рассказал о втором факсе и о том, что, скорей всего, его украли из стола в мое отсутствие. И о том, с какой настойчивостью Эдуарду требовал, чтобы о новых факсах для Бельдекоса я сообщал ему, и только ему.
Изабель жадно ловила каждое мое слово.
- И что ты обо всем этом думаешь? - поинтересовался я.
- Даже не знаю.
- Но ведь что-то явно происходит.
- Судя по твоему рассказу - да. И все-таки я не могу поверить, что Рикарду в этом замешан. Это на него не похоже.
- Франсиску Араган его шурин.
- Это верно. Однако Рикарду до сих пор прилагал все усилия к тому, чтобы не иметь с ним никаких дел. Здесь я двумя руками «за». У Арагана очень нехорошая репутация в Бразилии. И отец говорил что-то похожее. Dekker всегда держался от него подальше.
- Публично - да. Но разве не могли по-тихому открыть ему счет в Dekker Trust?
На лице Изабель отразилось сомнение.
- Технически это не сложно. И все-таки не думаю… Это против всех его правил. Понимаю, это звучит довольно смешно, но у Рикарду есть правила, которые он никогда не нарушает.
- Хорошо, а его брат?
- Возможно. Он не признает никаких правил.
- И он заправляет Dekker Trust, так ведь?
- Да. Так что для него было бы несложно выстроить такую цепочку. Однако здесь есть одно "но".
- А именно?
- Они с Люсианой крепко не в ладах.
- Хм, - сказал я. - Но ведь речь о чисто деловых отношениях. Я уверен, что Эдуарду способен перешагнуть через личную неприязнь, если это сулит ему деньги.
- Наверное, - сказала Изабель. - Но его брат никогда не одобрил бы подобные вещи.
- Если бы узнал.
Мы допили пиво.
- Еще по одной?
Изабель рассеянно кивнула. Она переваривала услышанное.
Я взял в баре еще две бутылки «Будвара» и вернулся к столу.
- Так что мне делать? Эдуарду я ничего не сказал. Джейми вообще считает, что мне надо обо всем забыть.
- Сложный расклад, - сказала Изабель. - Думаю, Эдуарду говорить действительно не стоит. Слишком велика вероятность, что он во всей этой игре. Тогда ты окажешься в опасности.
- Ты хочешь сказать, если бы он узнал, что я подозреваю его в отмывании денег? - Я не произнес этого вслух, но, похоже, я серьезно влип.
- Да. Но на твоем месте я поговорила бы с Рикарду.
- И ты считаешь, он ничего не скажет брату?
- Может и сказать. Но все-таки… Не думаю, что он тоже замешан. А знать бы ему следовало.
Довериться Рикарду? К этому, пожалуй, я был не готов.
- А если обратиться в соответствующие органы?
Изабель резко выдохнула.
- А вот этого тебе никогда не простят. Тебя сочтут предателем. И, кстати, будут правы. Нет. Я считаю, сначала нужно поговорить с Рикарду.
- Хм…
- И?
- Я подумаю.
Я действительно намеревался обдумать ее слова. Но в то же время я был уверен, что самым правильным - по крайней мере пока - было бы сидеть тихо.
Мои подозрения насчет смерти Бельдекоса и собственного приключения в Рио сейчас казались куда как более обоснованными. Но я не хотел обсуждать это с Изабель.
Ей это могло показаться дурной мелодрамой. Мне было плевать, что обо мне подумает Джейми, но совсем не хотел, чтобы любимая девушка считала меня параноиком. И все-таки мне хотелось побольше узнать о человеке, который все чаще и чаще представлялся мне моим предшественником во всей этой истории.
- Каким он был, этот Мартин?
- Вполне милый человек, - ответила Изабель. - Тихий, даже немного робкий. Полностью отдавался работе.
- Он ведь был американцем?
- Да. Из Майами. Работал там в отделении какого-то крупного банка, специализировавшегося на частных счетах латиноамериканских клиентов.
- А чем конкретно он занимался здесь?
- Не могу сказать. Кажется, официально он числился в Dekker Trust. Половину времени проводил здесь, вторую половину - на Каймановых островах. Они с Эдуарду работали над каким-то проектом, я о нем ничего не знаю. Но он явно имел отношение к Dekker Trust. Расспрашивал о наших клиентах, имевших там счета. - Изабель на мгновение умолкла. - То, что с ним произошло… Это ужасно. Ему было всего тридцать.
- Семья? - спросил я.
- Родители. Еще, кажется, брат и сестра. Они в Майами. Даже жениться не успел… - Она осеклась. - То же самое едва не случилось с тобой…
Я кивнул. Теперь она знала, о чем я думал все это время.
13
- Я ушел с факультета.
На моей вилке висел кусок пережаренной свинины. Я сунул его в рот и принялся жевать. И жевать. И жевать. Моя мать никогда не умела готовить.
- Ты это серьезно, дорогой? - спросила она, удивленно подняв брови.
- Бог мой! Когда это случилось? - громогласно вопросил отец.
- С месяц назад.
При нормальных отношениях было бы естественным спросить: "Что ж ты раньше не сказал?" Но у нас нормальных отношений не было. Я давно прекратил попытки обсуждать с родителями любые серьезные вопросы, да и сами они к этому не стремились.
Мы сидели в небольшой квадратной столовой в коттедже, который мои родители купили в Норфолке после того, как отец вышел на пенсию. Хотя апрель уже кончался, было довольно холодно. Когда ветер дул с севера или востока, здесь всегда было холодно - между Северным полюсом и коттеджем практически не было естественных преград. Мы с матерью надели теплые свитера, отец - старый твидовый пиджак.
Мое заявление прозвучало во время небольшой паузы, возникшей в разговоре. Вернее, в монологе. Отец сел на любимого конька: Европа, старые приятели из Сити, леди Тэтчер (титул пристегивался всегда) и крикет. Этот набор не менялся годами, разве что Европа потеснила профсоюзы в качестве основной мишени его ненависти. Он ел и говорил одновременно. Лицо его при этом краснело, на скулах ходили желваки. От нас не требовалось участия, только присутствие. Я не раз думал, а говорят ли они между собой, оставаясь вдвоем. Вывод был неутешительным. Дни, месяцы и годы, проведенные в молчании за столом.
- И что ты собираешься делать? - хмуро поинтересовался отец.
Я ждал этого вопроса, но в этот момент как раз с трудом проглотил не поддающийся пережевыванию кусок мяса и прислушивался, как он с трудом, но все-таки протискивается в мой организм.
- Буду работать в Dekker Ward, - наконец сказал я.
- Dekker Ward! Но это же биржевые маклеры? - Отец отложил вилку и расплылся в широкой улыбке: - Молодец, сынок! Молодец! - Он потянулся через стол и пожал мне руку, немало меня смутив. - Я их прекрасно знаю. Мы приятельствовали со старым лордом Кертоном. Сейчас, он, наверное, на пенсии. Кажется, они занимались плантациями. А в этом деле можно заработать кучу денег, если поймать нужный момент. Кучу денег.
- По-моему, старый лорд Кертон умер, отец. - Мой родитель любил, когда я называл его отцом. - Председатель правления теперь его сын, Эндрю.
Отец с удвоенной силой набросился на свинину. Сегодня у него был праздник.
- Сына не помню. Наверное, еще ходил в школу. Жаль, что старины Джеральда больше нет. - Он отхлебнул воды. - Рассказывай, дружище, что тебя заставило на это решиться?
- Деньги, отец. Мне нужны деньги.
- Деньги ты заработаешь, и сколько захочешь. Сити нынче купается в деньгах. Башковитый молодой человек вроде тебя может сколотить состояние. Я принесу вина. Это надо отметить. - Он встал из-за стола.
Мать, нахмурившись, не сводила с меня глаз.
- Но почему? - еле слышно прошептала она.
- Я на нуле, - так же шепотом ответил я.
Мать кивнула. Для нее это было понятно. Когда мы жили в графстве Суррей, нас бросало от весьма обеспеченной жизни к необходимости экономить каждый пенни. Какое-то время я думал, что это все из-за меня. Я ходил в местную школу, которая довольно скоро стала частной. Мне там очень нравилось. Учителя были превосходными, наша команда регбистов была одной из лучших, я обзавелся хорошими друзьями, а знания, полученные в школе, позволили поступить в Оксфорд. Но все равно меня не покидало чувство вины. Дело было в деньгах. Приходившие из школы счета всегда вызывали у отца раздражение. Я не мог понять почему. Он был биржевым маклером, как и отцы многих моих соучеников, и оплата этих счетов не составляла для него труда. Теперь я почти уверен, что недовольство отца было вызвано его неудачной игрой на бирже, но тогда мне казалось, что во всех финансовых бедах нашей семьи виноват я.
Отец вернулся с бутылкой красного аргентинского. Аргентинское. В десятку. Теперь он без умолку тараторил о старых колониальных акциях, которыми в его время занимался Dekker Ward.
Спустя несколько минут я решился мягко поправить его.
- Сейчас, отец, они в основном работают с Латинской Америкой. И подумывают о том, чтобы развернуть бизнес в России. Поэтому меня и пригласили.
- Что ж, это превосходно.
Отец принялся распространяться о сделках, которые он проворачивал, и о людях, с которыми был знаком, перемежая свою речь афоризмами вроде "в мае продать - горя не знать" и "никогда не доверяй человеку, чей галстук светлее, чем его кожа". Я изучал поверхность обеденного стола, испещренную следами моих школьных занятий. Вмятины от шариковой ручки. Самыми заметными были "окт 197" и "5х + 3".
После кофе я попросил маму показать мне ее последние работы. Она счастливо улыбнулась и повела меня в студию. Отец остался на кухне мыть посуду.
Еще пять лет назад ее картины представляли собой просторные ландшафты Норфолка, сделанные в слегка импрессионистской манере. С тех пор они стали гораздо более темными, дикими, с вихрями туч, окружавших одинокие фигуры на берегу, конца которому не было видно. Каждая картина в отдельности настораживала. Но когда вокруг тебя их были десятки, это пугало всерьез. Подобное ощущение я, пожалуй, испытал только в Национальной галерее на выставке Эдварда Мунка несколько лет назад.
Эти картины меня всерьез беспокоили. Ее работы почти наверняка были очень талантливы, но они словно высасывали из нее жизнь.
- Ты пробовала еще какие-нибудь галереи, мама? - спросил я.
- Дорогой мой, я тебе уже говорила: ни одна из здешних галерей их и видеть не хочет.
- А лондонские?
- Не смеши меня. Кому они там нужны.
Я не был в этом уверен. Мне казалось, что должны найтись люди, которых эти полотна привели бы в восторг. Но она всегда рисовала для себя. Не для других.
Мы остановились у одной особенно мрачной работы с почерневшим остовом разбившегося корабля, наполовину проглоченного прибрежными песками.
- Мне жаль, что тебе пришлось оставить литературу, сынок.
- Ничего я не оставил. Читаю по-прежнему. А когда заработаю денег, то так или иначе вернусь к ней. Я уверен.
- Что ж… Только пообещай мне…
- Что?
- Не жениться на женщине, работающей в финансах.
Что я мог на это ответить? Меня охватила печаль. Я взглянул на мать. Широкоскулое, умное лицо под волосами, едва тронутыми сединой. Она все еще была привлекательной, а на свадебной фотографии, висевшей в гостиной, выглядела просто красавицей. Наверное, они любили друг друга до женитьбы, хотя из детства мне помнились только короткие обмены колкостями, которые позже переросли в ссоры. С тех пор, как я уехал отсюда, в доме воцарилось молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Я внимательно слушал. Она говорила искренне, а ее мнению я доверял.
- А почему ты спросил? Статья в IFR?
- Да. И Джек Лэнгтон. Помнишь про Dekker и наркоторговцах в Рио?
- Я знаю, что за этими словами ничего не стоит, - заупрямилась Изабель. - Мне известно абсолютно все, что мы делаем в Бразилии.
- Хорошо. Но дело не только в этом, - сказал я. - Тебе известна девичья фамилия Люсианы?
Это был вопрос, который вертелся у меня на языке с тех пор, как я познакомился с Люсианой на вечеринке у Рикарду. В суматохе последней недели я решил его отложить на потом. Но сейчас я хотел услышать ответ.
Изабель выглядела озадаченной, но все-таки ответила.
- Араган. Люсиана Пинту-Араган.
- Так я и думал, - сказал я. - Значит, Франсиску Араган ее брат?
- Брат.
Она подтвердила мою догадку. Бразильский финансист, упомянутый в факсе. Тот самый, которого Управление по борьбе с наркотиками подозревало в отмывании наркодолларов.
- В чем дело, Ник?
Я рассказал о втором факсе и о том, что, скорей всего, его украли из стола в мое отсутствие. И о том, с какой настойчивостью Эдуарду требовал, чтобы о новых факсах для Бельдекоса я сообщал ему, и только ему.
Изабель жадно ловила каждое мое слово.
- И что ты обо всем этом думаешь? - поинтересовался я.
- Даже не знаю.
- Но ведь что-то явно происходит.
- Судя по твоему рассказу - да. И все-таки я не могу поверить, что Рикарду в этом замешан. Это на него не похоже.
- Франсиску Араган его шурин.
- Это верно. Однако Рикарду до сих пор прилагал все усилия к тому, чтобы не иметь с ним никаких дел. Здесь я двумя руками «за». У Арагана очень нехорошая репутация в Бразилии. И отец говорил что-то похожее. Dekker всегда держался от него подальше.
- Публично - да. Но разве не могли по-тихому открыть ему счет в Dekker Trust?
На лице Изабель отразилось сомнение.
- Технически это не сложно. И все-таки не думаю… Это против всех его правил. Понимаю, это звучит довольно смешно, но у Рикарду есть правила, которые он никогда не нарушает.
- Хорошо, а его брат?
- Возможно. Он не признает никаких правил.
- И он заправляет Dekker Trust, так ведь?
- Да. Так что для него было бы несложно выстроить такую цепочку. Однако здесь есть одно "но".
- А именно?
- Они с Люсианой крепко не в ладах.
- Хм, - сказал я. - Но ведь речь о чисто деловых отношениях. Я уверен, что Эдуарду способен перешагнуть через личную неприязнь, если это сулит ему деньги.
- Наверное, - сказала Изабель. - Но его брат никогда не одобрил бы подобные вещи.
- Если бы узнал.
Мы допили пиво.
- Еще по одной?
Изабель рассеянно кивнула. Она переваривала услышанное.
Я взял в баре еще две бутылки «Будвара» и вернулся к столу.
- Так что мне делать? Эдуарду я ничего не сказал. Джейми вообще считает, что мне надо обо всем забыть.
- Сложный расклад, - сказала Изабель. - Думаю, Эдуарду говорить действительно не стоит. Слишком велика вероятность, что он во всей этой игре. Тогда ты окажешься в опасности.
- Ты хочешь сказать, если бы он узнал, что я подозреваю его в отмывании денег? - Я не произнес этого вслух, но, похоже, я серьезно влип.
- Да. Но на твоем месте я поговорила бы с Рикарду.
- И ты считаешь, он ничего не скажет брату?
- Может и сказать. Но все-таки… Не думаю, что он тоже замешан. А знать бы ему следовало.
Довериться Рикарду? К этому, пожалуй, я был не готов.
- А если обратиться в соответствующие органы?
Изабель резко выдохнула.
- А вот этого тебе никогда не простят. Тебя сочтут предателем. И, кстати, будут правы. Нет. Я считаю, сначала нужно поговорить с Рикарду.
- Хм…
- И?
- Я подумаю.
Я действительно намеревался обдумать ее слова. Но в то же время я был уверен, что самым правильным - по крайней мере пока - было бы сидеть тихо.
Мои подозрения насчет смерти Бельдекоса и собственного приключения в Рио сейчас казались куда как более обоснованными. Но я не хотел обсуждать это с Изабель.
Ей это могло показаться дурной мелодрамой. Мне было плевать, что обо мне подумает Джейми, но совсем не хотел, чтобы любимая девушка считала меня параноиком. И все-таки мне хотелось побольше узнать о человеке, который все чаще и чаще представлялся мне моим предшественником во всей этой истории.
- Каким он был, этот Мартин?
- Вполне милый человек, - ответила Изабель. - Тихий, даже немного робкий. Полностью отдавался работе.
- Он ведь был американцем?
- Да. Из Майами. Работал там в отделении какого-то крупного банка, специализировавшегося на частных счетах латиноамериканских клиентов.
- А чем конкретно он занимался здесь?
- Не могу сказать. Кажется, официально он числился в Dekker Trust. Половину времени проводил здесь, вторую половину - на Каймановых островах. Они с Эдуарду работали над каким-то проектом, я о нем ничего не знаю. Но он явно имел отношение к Dekker Trust. Расспрашивал о наших клиентах, имевших там счета. - Изабель на мгновение умолкла. - То, что с ним произошло… Это ужасно. Ему было всего тридцать.
- Семья? - спросил я.
- Родители. Еще, кажется, брат и сестра. Они в Майами. Даже жениться не успел… - Она осеклась. - То же самое едва не случилось с тобой…
Я кивнул. Теперь она знала, о чем я думал все это время.
13
- Я ушел с факультета.
На моей вилке висел кусок пережаренной свинины. Я сунул его в рот и принялся жевать. И жевать. И жевать. Моя мать никогда не умела готовить.
- Ты это серьезно, дорогой? - спросила она, удивленно подняв брови.
- Бог мой! Когда это случилось? - громогласно вопросил отец.
- С месяц назад.
При нормальных отношениях было бы естественным спросить: "Что ж ты раньше не сказал?" Но у нас нормальных отношений не было. Я давно прекратил попытки обсуждать с родителями любые серьезные вопросы, да и сами они к этому не стремились.
Мы сидели в небольшой квадратной столовой в коттедже, который мои родители купили в Норфолке после того, как отец вышел на пенсию. Хотя апрель уже кончался, было довольно холодно. Когда ветер дул с севера или востока, здесь всегда было холодно - между Северным полюсом и коттеджем практически не было естественных преград. Мы с матерью надели теплые свитера, отец - старый твидовый пиджак.
Мое заявление прозвучало во время небольшой паузы, возникшей в разговоре. Вернее, в монологе. Отец сел на любимого конька: Европа, старые приятели из Сити, леди Тэтчер (титул пристегивался всегда) и крикет. Этот набор не менялся годами, разве что Европа потеснила профсоюзы в качестве основной мишени его ненависти. Он ел и говорил одновременно. Лицо его при этом краснело, на скулах ходили желваки. От нас не требовалось участия, только присутствие. Я не раз думал, а говорят ли они между собой, оставаясь вдвоем. Вывод был неутешительным. Дни, месяцы и годы, проведенные в молчании за столом.
- И что ты собираешься делать? - хмуро поинтересовался отец.
Я ждал этого вопроса, но в этот момент как раз с трудом проглотил не поддающийся пережевыванию кусок мяса и прислушивался, как он с трудом, но все-таки протискивается в мой организм.
- Буду работать в Dekker Ward, - наконец сказал я.
- Dekker Ward! Но это же биржевые маклеры? - Отец отложил вилку и расплылся в широкой улыбке: - Молодец, сынок! Молодец! - Он потянулся через стол и пожал мне руку, немало меня смутив. - Я их прекрасно знаю. Мы приятельствовали со старым лордом Кертоном. Сейчас, он, наверное, на пенсии. Кажется, они занимались плантациями. А в этом деле можно заработать кучу денег, если поймать нужный момент. Кучу денег.
- По-моему, старый лорд Кертон умер, отец. - Мой родитель любил, когда я называл его отцом. - Председатель правления теперь его сын, Эндрю.
Отец с удвоенной силой набросился на свинину. Сегодня у него был праздник.
- Сына не помню. Наверное, еще ходил в школу. Жаль, что старины Джеральда больше нет. - Он отхлебнул воды. - Рассказывай, дружище, что тебя заставило на это решиться?
- Деньги, отец. Мне нужны деньги.
- Деньги ты заработаешь, и сколько захочешь. Сити нынче купается в деньгах. Башковитый молодой человек вроде тебя может сколотить состояние. Я принесу вина. Это надо отметить. - Он встал из-за стола.
Мать, нахмурившись, не сводила с меня глаз.
- Но почему? - еле слышно прошептала она.
- Я на нуле, - так же шепотом ответил я.
Мать кивнула. Для нее это было понятно. Когда мы жили в графстве Суррей, нас бросало от весьма обеспеченной жизни к необходимости экономить каждый пенни. Какое-то время я думал, что это все из-за меня. Я ходил в местную школу, которая довольно скоро стала частной. Мне там очень нравилось. Учителя были превосходными, наша команда регбистов была одной из лучших, я обзавелся хорошими друзьями, а знания, полученные в школе, позволили поступить в Оксфорд. Но все равно меня не покидало чувство вины. Дело было в деньгах. Приходившие из школы счета всегда вызывали у отца раздражение. Я не мог понять почему. Он был биржевым маклером, как и отцы многих моих соучеников, и оплата этих счетов не составляла для него труда. Теперь я почти уверен, что недовольство отца было вызвано его неудачной игрой на бирже, но тогда мне казалось, что во всех финансовых бедах нашей семьи виноват я.
Отец вернулся с бутылкой красного аргентинского. Аргентинское. В десятку. Теперь он без умолку тараторил о старых колониальных акциях, которыми в его время занимался Dekker Ward.
Спустя несколько минут я решился мягко поправить его.
- Сейчас, отец, они в основном работают с Латинской Америкой. И подумывают о том, чтобы развернуть бизнес в России. Поэтому меня и пригласили.
- Что ж, это превосходно.
Отец принялся распространяться о сделках, которые он проворачивал, и о людях, с которыми был знаком, перемежая свою речь афоризмами вроде "в мае продать - горя не знать" и "никогда не доверяй человеку, чей галстук светлее, чем его кожа". Я изучал поверхность обеденного стола, испещренную следами моих школьных занятий. Вмятины от шариковой ручки. Самыми заметными были "окт 197" и "5х + 3".
После кофе я попросил маму показать мне ее последние работы. Она счастливо улыбнулась и повела меня в студию. Отец остался на кухне мыть посуду.
Еще пять лет назад ее картины представляли собой просторные ландшафты Норфолка, сделанные в слегка импрессионистской манере. С тех пор они стали гораздо более темными, дикими, с вихрями туч, окружавших одинокие фигуры на берегу, конца которому не было видно. Каждая картина в отдельности настораживала. Но когда вокруг тебя их были десятки, это пугало всерьез. Подобное ощущение я, пожалуй, испытал только в Национальной галерее на выставке Эдварда Мунка несколько лет назад.
Эти картины меня всерьез беспокоили. Ее работы почти наверняка были очень талантливы, но они словно высасывали из нее жизнь.
- Ты пробовала еще какие-нибудь галереи, мама? - спросил я.
- Дорогой мой, я тебе уже говорила: ни одна из здешних галерей их и видеть не хочет.
- А лондонские?
- Не смеши меня. Кому они там нужны.
Я не был в этом уверен. Мне казалось, что должны найтись люди, которых эти полотна привели бы в восторг. Но она всегда рисовала для себя. Не для других.
Мы остановились у одной особенно мрачной работы с почерневшим остовом разбившегося корабля, наполовину проглоченного прибрежными песками.
- Мне жаль, что тебе пришлось оставить литературу, сынок.
- Ничего я не оставил. Читаю по-прежнему. А когда заработаю денег, то так или иначе вернусь к ней. Я уверен.
- Что ж… Только пообещай мне…
- Что?
- Не жениться на женщине, работающей в финансах.
Что я мог на это ответить? Меня охватила печаль. Я взглянул на мать. Широкоскулое, умное лицо под волосами, едва тронутыми сединой. Она все еще была привлекательной, а на свадебной фотографии, висевшей в гостиной, выглядела просто красавицей. Наверное, они любили друг друга до женитьбы, хотя из детства мне помнились только короткие обмены колкостями, которые позже переросли в ссоры. С тех пор, как я уехал отсюда, в доме воцарилось молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51