Скоплений золота стало меньше, но в площади они увеличились. Было ясно, что золотоносной породы осталось чуть меньше четверти кубометра. И выковырять ее будет не трудно – отпалка пары неглубоких шпуров, пробуренных по плоскости блокирующего разрыва, раздробит жилу легко и просто.
Мне удалось ударить по зубилу лишь пару раз: газы, заполнявшие штрек, сделали свое дело и я, сотрясаясь от сильного кашля, бросился к выходу.
Отдышавшись и попив чаю, я нарисовал на земле план забоя и объяснил товарищам, где надо долбить шпуры. Затем, сославшись на позднее время, предложил отправить Наташу с Фредди в лагерь – с самого утра тревога о Лейле глодала меня.
Юрка согласился нехотя. Их роман с Наташей развивался стремительно – они старались быть рядом, искали уединения, а в минуты отдыха Юркина голова находила пристанище на стройных бедрах Натальи.
* * *
Полевые романы... Сколько их прошло перед моими глазами за долгие месяцы, проведенные в экспедициях! Чаще всего они были групповыми – повариха или студентка обслуживали нескольких затосковавших по женской ласке мужчин. Причем количество клиентов всегда было обратно пропорционально красоте сервера.
Но если дама была в какой-то степени привлекательной, то ею, конечно, завладевал сильнейший. Часто после – мордобоев и иных инцидентов. Тот же Юрка долгое время обхаживал симпатичную маркшейдериху Лиду Сидневу – но проиграл шестидесятилетнему начальнику участка. Проигрыш обнаружился в одну из прозрачных летних ночей. Заглянув в приземистое окно Белого дома (кумархское техническое начальство жило не в полусгнивших землянках, как мы, геологи, а в оштукатуренном и побеленном здании), Житник увидел значительно продвинутый вариант известной картины Рембрандта: Лида, дождавшись своего Зевса, нежилась в его объятьях! Соль этой истории была не в возрасте победителя, Сиднева предпочитала зрелых мужчин, – это знали все, – а в Юркиной реакции – выйдя подышать ночным воздухом, я увидел следующее: пьяный вдрызг (в тот вечер из города пришла вахтовка). Житник с разбегу ударялся девяностокилограммовым телом в закрытую изнутри дверь Белого дома, падал, некоторое время, приходя в себя, лежал под ней, затем, шатаясь, вставал, отходил метров на десять и повторял попытку вновь и с тем же результатом и с той же последовательностью этапов.
Покоривший даму, особенно единственную, пользовался у полевой братии уважением. Если этой дамой была повариха, то в столовой часто можно было наблюдать следующую картину – обедающие, потерявшие всякую надежду найти в борще мясо, время от времени завистливо смотрят на любимца женщин, выковыривающего скудные лепестки капусты из мясного архипелага...
В высшем же обществе, включавшем руководство полевых экспедиций и их жен, нравы были, конечно, мягче, культурнее. Вращалось это общество в отдаленных экспедиционных поселках по весьма и весьма сближенным (особенно ночью) орбитам. Такое сближение, как правило, приводило к тому, что, к примеру, сыновья главного инженера N-ской ГРЭ были как две капли воды похожи на главного геолога, а дочь начальника ПТО – на начальника экспедиции.
Вообще, очень уж романтическую любовь в полевых условиях встретить трудно – все здесь на виду, ничего не придумаешь и словами никого не обманешь. Такая любовь выдумывается тоской по женщине, оставленной далеко в городе. А потом “они встречают нас и вводят в дом, а в нашем доме пахнет воровством”.
* * *
Первым в штольню пошел Сергей. Его хватило на десять минут. За ним ушел Житник. За те двадцать минут, пока его не было, я успел снарядить боевики. После Юрки вместо меня опять пошел Сергей – кашель по-прежнему раздирал мои легкие. Когда, наконец, сопровождаемый товарищами (они решили собрать крупные самородки), я, пришел в забой, шпуры были уже практически готовы. Газу в выработке оставалось уже немного, и можно было работать не торопясь.
Собранное золото мы сложили рядом с невозмутимым Васей. Затем, зарядив и запалив шпуры, вышли на-гора и засобирались домой. Житник сказал, что останется сторожить штольню до ночи – береженого бог бережет. Сергей счел разумным его решение не оставлять золото без присмотра, и мы постановили, что после ужина и до рассвета нести охрану буду я с Лейлой (как мне самому не пришло в голову уединиться с ней на штольне?), а с рассветом нас сменит Сергей.
В лагерь шли быстро. Я предвкушал встречу с Лейлой: представлял, как мы бросим спальный мешок там, на лужайке под штольней, как обнимемся, и я почувствую ее маленькие точеные груди, почувствую ее губы, почувствую трепетное ожидание их тезок, оживленных сладостными потугами томящихся бедер...
Часть III
Таджикская рулетка
1. Ушл? – Ночное нападение. – Отбиваемся. – Юрке понравилось. – Дожить бы до завтра.
У лагеря нас встретили растерянные Наташа и Фредди.
– Лейла с Бабеком пропали, – сказала девушка, с жалостью глядя мне в глаза. – И, видимо, с самого утра.
– Точно, с утра, – согласился Фредди. – И, похоже, твоя фифочка сдалась без боя... Или ей сдались.
– Да, в палатках все на месте, нет никаких следов борьбы или поспешного бегства, – покивала Наташа.
“Что же могло случиться? – задумался я, опустившись на ближайший камень. – Вряд ли это было нападением со стороны. Это – Бабек! Точно Бабек... Конечно же, его Резвон приставил к нам. Черт, была ведь такая мысль... Но отбросил ее, глядя в простое, добродушное лицо старинного приятеля... Теперь все становится понятным – его странное появление, неестественное поведение”.
Поднявшись, я пошел по лагерю в надежде найти следы дневных событий, и у ручья, там, где женщины мыли посуду, наткнулся на зеленый пластиковый тазик, полный чистых кружек. Рядом стояли две невымытые. На посудной тряпочке лежал маленький кусочек туалетного мыла. Я поднял его и на поверхности увидел отпечатки детских пальчиков Лейлы.
“Спокойно, Черный! – приказал я себе, закусив губу. – Похоже, они и в самом деле ушли сразу после нашего ухода на штольню! И, не куда-нибудь, а в Хушон... Если побегу за ними сейчас же, то к утру буду у перевала. На устье Арху догоню... Убью собаку!”
– Побегу-ка я за ними, – сказал я, вернувшись к товарищам. – Если он доберется до Саидовской машины раньше меня, то все... Уйдет, собака. И тогда конец и ей, и мне. А вы валите отсюда. Завтра, самое позднее – послезавтра, Резвон будет здесь.
– В Душанбе потом... пойдете? – ободряюще улыбаясь, спросил Сергей.
Пауза между «потом» и «пойдете» была крохотной.
– А куда еще? Не сюда же возвращаться... В городе найду... найдем вас у Суворова.
– Может, возьмешь с собой парочку самородков? Возьми, всегда пригодятся...
– Да ну их... И на штольню за ними бежать времени нет. Знал ведь, чувствовал, что боком они мне выйдут. Лежали бы сейчас с ней рядышком где-нибудь в Сочи. В глаза друг другу смотрели... Слова ласковые говорили...
– Ну, тогда ни пуха тебе, ни пера... Долю свою ты получишь, – сказал Сергей, и, похлопав меня по плечу, пошел к ручью умываться.
Я сел у костра переобуться перед дорогой. Федя устроился рядом и сочувственно смотрел, как я вытряхиваю камешки из ботинок. Он хотел что-то сказать, раскрыл рот, но так и застыл – в скалу за палаткой ударила автоматная очередь. Следующая очередь пошла ниже и прострочила насквозь наше брезентовое жилище. Раны, видимо, оказались смертельными и палатка, испустив дух, очертила свои внутренности.
Но это видел лишь я: после первой очереди, Федя, забыв о ранах, мгновенно вскочил и во весь дух побежал к скалам Алтына (так нами была названа ближайшая к нашему лагерю вершинка). Я, петляя, помчался за ним в одном ботинке, второй в руке. Через минуту мы лежали за камнями, и, в надежде увидеть Наташу или Сергея, всматривались в сторону лагеря.
Кивелиди появился сбоку, с восточной стороны Алтына. Он шел к нам, припадая на одну ногу и опираясь руками на попадавшиеся на пути глыбы.
– Там, за вами, только что стоял кто-то. С ружьем! – тяжело дыша, сказал он, упав на землю рядом со мной.
Мы с Федей обернулись и в полутьме, в десяти метрах от себя, увидели... Наташу с одностволкой в руках.
– Ты как здесь очутилась? Да еще с пушкой? – спросил я в изумлении, когда она приблизилась к нам.
– Как, как... Когда ты с Серым прощался, уларов здесь заметила. Спугнул их кто-то. Вот и пошла посмотреть, – ответила она, напряженно всматриваясь в сторону лагеря.
Я осмотрел Сергея. Его бедро было простреляно насквозь, но крови выделялось немного. Выдернув шнурок из принесенного ботинка, я перетянул ногу выше входного и выходного отверстий. Наташа вынула из нагрудного кармана штормовки перевязочный пакет, взрезала спереди и сзади намокшую кровью штанину и со знанием дела перевязала рану.
– А тебе везет, Черный! – ткнул Сергей меня в бок, удовлетворенно рассматривая плоды ее труда. – Не придется тебе через Арху бежать. Похоже, Резвон сами сюда пожаловали. И Лейла твоя ненаглядная наверняка с ним.
– Да, это он притопал... Больше некому, – согласилась Наташа.
– Как некому? – криво улыбнулся я. – У нас все через жопу. Не удивлюсь, если и Резвон притопал, и Абдурахманов прилетел. Слышали ведь вертолет...
– И почему только они ночи не дождались? – задалась вопросом Наташа, усевшись рядом с Кивелиди. – Положили бы тепленьких... Что ж, теперь повоюем.
– Ну-ну! С одностволкой против автоматов... – скептически скривил губы Фредди. – Не оторвется номер...
– А что? Юрка от штольни не уйдет. Значит, они у нас в окружении! Надо пугнуть их, чтобы сами не полезли. Вы тут покудова лежите, а я вперед пойду, поохочусь... Что толку здесь валяться...
Судя по тону, Наташа, посчитав, что Сергей ранен, а я убит горем, взяла командование на себя. И в самом деле, метастазы смятенных мыслей о Лейле поразили мой мозг, не давали сосредоточиться. Я мог шутить, говорить что-то, бежать в ночи, но делал все это в вязкой среде этих мыслей...
Как только наша боевая подруга растворилась в темноте, наверху, у штольни раздался взрыв гранаты. Через минуту полной тишины один за другим прогремели два ружейных выстрела.
Решив, что это Житник поставил точку в дуэли на штольне, мы воспрянули духом. И заулыбались, когда еще через минуту, метрах в тридцати от нас бухнуло ружье Наташи. Выстрел ее был результативным: он родил вопль, перешедший в отчаянную матерную тираду.
– Смотри ты, русак попался! Красиво как говорит! – восхитился я. – Серый, что там у нее было – дробь или пуля?
– Дробь наверняка. Слышишь, как рыдает? Во, дает! А Юрку-то после взрыва гранаты я похоронил... – прошептал Сергей. – Молодец! Если он в лазе сидит – его гранатометом не достанешь. Молодец!
– Да... – согласился с ним Фредди. – Фартовый мужик. Замочи они Житника – все! Штольню со всеми потрохами и наши бабки столбом, все Резвон сунул себе бы под жопу...
– Вы погодите радоваться... Кто знает, что там сейчас происходит... – сказал я и спросил у Сергея:
– Как нога? Минут через двадцать жгут распустить надо.
– Нормально. Крови нет, правда, болит, дергает здорово. Что делать будем?
Я не ответил. В голову мне пришло, что Лейла ушла добровольно. Сама. Не выдержала ненужных, тяжких даже для мужчины, испытаний. Поняла, что я не тот человек... А тип, не способный беречь и обиходить хрупкую женщину... И ушла через Зидды в город. И Бабек, как истинный мужчина, решил ее сопровождать. Вероятность такого желанного и спасительного для меня объяснения была очевидной, и я заулыбался.
– Что делать будем? – повторил я вопрос Сергея, с трудом вернув лицу серьезность. – Перво-наперво, я думаю, в лагерь срочно надо идти. За Юркиным хирургическим набором. Разрежем тебе ногу аккуратно, почистим, зашьем потом белыми нитками... Федя тебе завидовать будет, клянусь.
– Ну тебя в задницу! Я серьезно.
– Подождать надо немного. Они без сомнения уйдут, если не ушли уже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Мне удалось ударить по зубилу лишь пару раз: газы, заполнявшие штрек, сделали свое дело и я, сотрясаясь от сильного кашля, бросился к выходу.
Отдышавшись и попив чаю, я нарисовал на земле план забоя и объяснил товарищам, где надо долбить шпуры. Затем, сославшись на позднее время, предложил отправить Наташу с Фредди в лагерь – с самого утра тревога о Лейле глодала меня.
Юрка согласился нехотя. Их роман с Наташей развивался стремительно – они старались быть рядом, искали уединения, а в минуты отдыха Юркина голова находила пристанище на стройных бедрах Натальи.
* * *
Полевые романы... Сколько их прошло перед моими глазами за долгие месяцы, проведенные в экспедициях! Чаще всего они были групповыми – повариха или студентка обслуживали нескольких затосковавших по женской ласке мужчин. Причем количество клиентов всегда было обратно пропорционально красоте сервера.
Но если дама была в какой-то степени привлекательной, то ею, конечно, завладевал сильнейший. Часто после – мордобоев и иных инцидентов. Тот же Юрка долгое время обхаживал симпатичную маркшейдериху Лиду Сидневу – но проиграл шестидесятилетнему начальнику участка. Проигрыш обнаружился в одну из прозрачных летних ночей. Заглянув в приземистое окно Белого дома (кумархское техническое начальство жило не в полусгнивших землянках, как мы, геологи, а в оштукатуренном и побеленном здании), Житник увидел значительно продвинутый вариант известной картины Рембрандта: Лида, дождавшись своего Зевса, нежилась в его объятьях! Соль этой истории была не в возрасте победителя, Сиднева предпочитала зрелых мужчин, – это знали все, – а в Юркиной реакции – выйдя подышать ночным воздухом, я увидел следующее: пьяный вдрызг (в тот вечер из города пришла вахтовка). Житник с разбегу ударялся девяностокилограммовым телом в закрытую изнутри дверь Белого дома, падал, некоторое время, приходя в себя, лежал под ней, затем, шатаясь, вставал, отходил метров на десять и повторял попытку вновь и с тем же результатом и с той же последовательностью этапов.
Покоривший даму, особенно единственную, пользовался у полевой братии уважением. Если этой дамой была повариха, то в столовой часто можно было наблюдать следующую картину – обедающие, потерявшие всякую надежду найти в борще мясо, время от времени завистливо смотрят на любимца женщин, выковыривающего скудные лепестки капусты из мясного архипелага...
В высшем же обществе, включавшем руководство полевых экспедиций и их жен, нравы были, конечно, мягче, культурнее. Вращалось это общество в отдаленных экспедиционных поселках по весьма и весьма сближенным (особенно ночью) орбитам. Такое сближение, как правило, приводило к тому, что, к примеру, сыновья главного инженера N-ской ГРЭ были как две капли воды похожи на главного геолога, а дочь начальника ПТО – на начальника экспедиции.
Вообще, очень уж романтическую любовь в полевых условиях встретить трудно – все здесь на виду, ничего не придумаешь и словами никого не обманешь. Такая любовь выдумывается тоской по женщине, оставленной далеко в городе. А потом “они встречают нас и вводят в дом, а в нашем доме пахнет воровством”.
* * *
Первым в штольню пошел Сергей. Его хватило на десять минут. За ним ушел Житник. За те двадцать минут, пока его не было, я успел снарядить боевики. После Юрки вместо меня опять пошел Сергей – кашель по-прежнему раздирал мои легкие. Когда, наконец, сопровождаемый товарищами (они решили собрать крупные самородки), я, пришел в забой, шпуры были уже практически готовы. Газу в выработке оставалось уже немного, и можно было работать не торопясь.
Собранное золото мы сложили рядом с невозмутимым Васей. Затем, зарядив и запалив шпуры, вышли на-гора и засобирались домой. Житник сказал, что останется сторожить штольню до ночи – береженого бог бережет. Сергей счел разумным его решение не оставлять золото без присмотра, и мы постановили, что после ужина и до рассвета нести охрану буду я с Лейлой (как мне самому не пришло в голову уединиться с ней на штольне?), а с рассветом нас сменит Сергей.
В лагерь шли быстро. Я предвкушал встречу с Лейлой: представлял, как мы бросим спальный мешок там, на лужайке под штольней, как обнимемся, и я почувствую ее маленькие точеные груди, почувствую ее губы, почувствую трепетное ожидание их тезок, оживленных сладостными потугами томящихся бедер...
Часть III
Таджикская рулетка
1. Ушл? – Ночное нападение. – Отбиваемся. – Юрке понравилось. – Дожить бы до завтра.
У лагеря нас встретили растерянные Наташа и Фредди.
– Лейла с Бабеком пропали, – сказала девушка, с жалостью глядя мне в глаза. – И, видимо, с самого утра.
– Точно, с утра, – согласился Фредди. – И, похоже, твоя фифочка сдалась без боя... Или ей сдались.
– Да, в палатках все на месте, нет никаких следов борьбы или поспешного бегства, – покивала Наташа.
“Что же могло случиться? – задумался я, опустившись на ближайший камень. – Вряд ли это было нападением со стороны. Это – Бабек! Точно Бабек... Конечно же, его Резвон приставил к нам. Черт, была ведь такая мысль... Но отбросил ее, глядя в простое, добродушное лицо старинного приятеля... Теперь все становится понятным – его странное появление, неестественное поведение”.
Поднявшись, я пошел по лагерю в надежде найти следы дневных событий, и у ручья, там, где женщины мыли посуду, наткнулся на зеленый пластиковый тазик, полный чистых кружек. Рядом стояли две невымытые. На посудной тряпочке лежал маленький кусочек туалетного мыла. Я поднял его и на поверхности увидел отпечатки детских пальчиков Лейлы.
“Спокойно, Черный! – приказал я себе, закусив губу. – Похоже, они и в самом деле ушли сразу после нашего ухода на штольню! И, не куда-нибудь, а в Хушон... Если побегу за ними сейчас же, то к утру буду у перевала. На устье Арху догоню... Убью собаку!”
– Побегу-ка я за ними, – сказал я, вернувшись к товарищам. – Если он доберется до Саидовской машины раньше меня, то все... Уйдет, собака. И тогда конец и ей, и мне. А вы валите отсюда. Завтра, самое позднее – послезавтра, Резвон будет здесь.
– В Душанбе потом... пойдете? – ободряюще улыбаясь, спросил Сергей.
Пауза между «потом» и «пойдете» была крохотной.
– А куда еще? Не сюда же возвращаться... В городе найду... найдем вас у Суворова.
– Может, возьмешь с собой парочку самородков? Возьми, всегда пригодятся...
– Да ну их... И на штольню за ними бежать времени нет. Знал ведь, чувствовал, что боком они мне выйдут. Лежали бы сейчас с ней рядышком где-нибудь в Сочи. В глаза друг другу смотрели... Слова ласковые говорили...
– Ну, тогда ни пуха тебе, ни пера... Долю свою ты получишь, – сказал Сергей, и, похлопав меня по плечу, пошел к ручью умываться.
Я сел у костра переобуться перед дорогой. Федя устроился рядом и сочувственно смотрел, как я вытряхиваю камешки из ботинок. Он хотел что-то сказать, раскрыл рот, но так и застыл – в скалу за палаткой ударила автоматная очередь. Следующая очередь пошла ниже и прострочила насквозь наше брезентовое жилище. Раны, видимо, оказались смертельными и палатка, испустив дух, очертила свои внутренности.
Но это видел лишь я: после первой очереди, Федя, забыв о ранах, мгновенно вскочил и во весь дух побежал к скалам Алтына (так нами была названа ближайшая к нашему лагерю вершинка). Я, петляя, помчался за ним в одном ботинке, второй в руке. Через минуту мы лежали за камнями, и, в надежде увидеть Наташу или Сергея, всматривались в сторону лагеря.
Кивелиди появился сбоку, с восточной стороны Алтына. Он шел к нам, припадая на одну ногу и опираясь руками на попадавшиеся на пути глыбы.
– Там, за вами, только что стоял кто-то. С ружьем! – тяжело дыша, сказал он, упав на землю рядом со мной.
Мы с Федей обернулись и в полутьме, в десяти метрах от себя, увидели... Наташу с одностволкой в руках.
– Ты как здесь очутилась? Да еще с пушкой? – спросил я в изумлении, когда она приблизилась к нам.
– Как, как... Когда ты с Серым прощался, уларов здесь заметила. Спугнул их кто-то. Вот и пошла посмотреть, – ответила она, напряженно всматриваясь в сторону лагеря.
Я осмотрел Сергея. Его бедро было простреляно насквозь, но крови выделялось немного. Выдернув шнурок из принесенного ботинка, я перетянул ногу выше входного и выходного отверстий. Наташа вынула из нагрудного кармана штормовки перевязочный пакет, взрезала спереди и сзади намокшую кровью штанину и со знанием дела перевязала рану.
– А тебе везет, Черный! – ткнул Сергей меня в бок, удовлетворенно рассматривая плоды ее труда. – Не придется тебе через Арху бежать. Похоже, Резвон сами сюда пожаловали. И Лейла твоя ненаглядная наверняка с ним.
– Да, это он притопал... Больше некому, – согласилась Наташа.
– Как некому? – криво улыбнулся я. – У нас все через жопу. Не удивлюсь, если и Резвон притопал, и Абдурахманов прилетел. Слышали ведь вертолет...
– И почему только они ночи не дождались? – задалась вопросом Наташа, усевшись рядом с Кивелиди. – Положили бы тепленьких... Что ж, теперь повоюем.
– Ну-ну! С одностволкой против автоматов... – скептически скривил губы Фредди. – Не оторвется номер...
– А что? Юрка от штольни не уйдет. Значит, они у нас в окружении! Надо пугнуть их, чтобы сами не полезли. Вы тут покудова лежите, а я вперед пойду, поохочусь... Что толку здесь валяться...
Судя по тону, Наташа, посчитав, что Сергей ранен, а я убит горем, взяла командование на себя. И в самом деле, метастазы смятенных мыслей о Лейле поразили мой мозг, не давали сосредоточиться. Я мог шутить, говорить что-то, бежать в ночи, но делал все это в вязкой среде этих мыслей...
Как только наша боевая подруга растворилась в темноте, наверху, у штольни раздался взрыв гранаты. Через минуту полной тишины один за другим прогремели два ружейных выстрела.
Решив, что это Житник поставил точку в дуэли на штольне, мы воспрянули духом. И заулыбались, когда еще через минуту, метрах в тридцати от нас бухнуло ружье Наташи. Выстрел ее был результативным: он родил вопль, перешедший в отчаянную матерную тираду.
– Смотри ты, русак попался! Красиво как говорит! – восхитился я. – Серый, что там у нее было – дробь или пуля?
– Дробь наверняка. Слышишь, как рыдает? Во, дает! А Юрку-то после взрыва гранаты я похоронил... – прошептал Сергей. – Молодец! Если он в лазе сидит – его гранатометом не достанешь. Молодец!
– Да... – согласился с ним Фредди. – Фартовый мужик. Замочи они Житника – все! Штольню со всеми потрохами и наши бабки столбом, все Резвон сунул себе бы под жопу...
– Вы погодите радоваться... Кто знает, что там сейчас происходит... – сказал я и спросил у Сергея:
– Как нога? Минут через двадцать жгут распустить надо.
– Нормально. Крови нет, правда, болит, дергает здорово. Что делать будем?
Я не ответил. В голову мне пришло, что Лейла ушла добровольно. Сама. Не выдержала ненужных, тяжких даже для мужчины, испытаний. Поняла, что я не тот человек... А тип, не способный беречь и обиходить хрупкую женщину... И ушла через Зидды в город. И Бабек, как истинный мужчина, решил ее сопровождать. Вероятность такого желанного и спасительного для меня объяснения была очевидной, и я заулыбался.
– Что делать будем? – повторил я вопрос Сергея, с трудом вернув лицу серьезность. – Перво-наперво, я думаю, в лагерь срочно надо идти. За Юркиным хирургическим набором. Разрежем тебе ногу аккуратно, почистим, зашьем потом белыми нитками... Федя тебе завидовать будет, клянусь.
– Ну тебя в задницу! Я серьезно.
– Подождать надо немного. Они без сомнения уйдут, если не ушли уже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57