– В ваше время школы, наверное, были не те, что сейчас, – заметил Осбалдистон. – Но уже после школы вы свыше двадцати лет прослужили у Идена и Мартино – они, должно быть, и теперь не прочь взять вас обратно… Признаюсь, мне все-таки непонятно, почему вы не сумели сделать карьеру.
– Быть может, я интересовался ею меньше, чем другие, и привлекало меня сначала нечто иное. По-видимому, не представилось возможности…
– Обидно, – небрежно заключил Осбалдистон.
Они смотрели друг на друга непонимающе – молодой человек, который в любых условиях знал, как добиться успеха, и Джордж, которому все это было чуждо.
Осбалдистон сказал Роузу, что у него вопросов больше нет; с присущей ему педантичностью Роуз спросил Джорджа, не хочет ли он добавить еще что-нибудь. Нет, сказал Джордж, он полагает, что ему и так уделили достаточно внимания. А потом почему-то с достоинством и не к месту любезно добавил:
– Мне хотелось бы сказать, что я очень благодарен вам за проявленное ко мне внимание.
Мы прислушивались к доносившимся из коридора шагам Джорджа. Когда они смолкли, Роуз, все с тем же бесстрастным выражением лица, спросил ровным тоном:
– Ну, что вы о нем думаете?
Осбалдистон тотчас же весело отозвался:
– Во всяком случае, ничтожеством его не назовешь.
– Мне кажется, он отвечал неплохо, – заметил Джонс.
– Да. У него были свои взлеты и падения, – сказал Осбалдистон, – в целом он отвечал так, как и можно было ожидать. Он показал то, что мы уже знали: что человек он не без способностей.
Роуз молчал, а Осбалдистон с Джонсом согласились, что Джордж с его умом мог бы преуспеть на научном поприще. Если бы в свое время подготовился к конкурсным экзаменам, заметил Осбалдистон, то поступил, бы в колледж и сделал неплохую карьеру.
– А ваше мнение, Гектор? – спросил Джонс.
Роуз все еще молчал, сложив руки на груди.
– Быть может, и сделал бы, – отозвался он наконец. – Но дело, разумеется, не в этом. Он не молод, ему уже сорок семь, и, я готов признать, человек он далеко не заурядный. Я склонен думать, – добавил Роуз с каменным лицом, – что на сей раз решить вопрос не так-то просто.
Я сразу понял, что мне предстоит. Собственно, я понимал: это уже тогда, когда Роуз сидел, вежливо выслушивая мнения остальных и отделываясь молчанием. Ибо в конечном итоге решающее слово оставалось за ним. Мы могли советовать, спорить, убеждать; он прислушивался к разумным доводам, но решал сам. И хотя внешне все обстояло не так, хотя казалось, что обращается, он с нами как с равными, а не как с подчиненными, тем не менее у нас в управлении существовала такая же иерархия, как и в фирме Лафкина, и власть Роуза, в то утро, быть может, и не столь явная, была так же велика, как власть Лафкина.
У меня оставался единственный путь – противопоставить свою волю воле Роуза. Он был настроен против Джорджа с самого начала, и не в его характере было менять собственные суждения. Из этого единственного бесстрастно оброненного им замечания мне стало понятно, что он до сих пор убежден в своей правоте.
И все-таки, в известных пределах, он был справедливым человеком, и, собираясь с духом для спора с ним, я подумал, что смело могу рассчитывать на то, что он не станет упоминать о судебном процессе четырнадцатилетней давности; Джордж был оправдан, и этого достаточно. И конечно, ни у Роуза, ни у других не вызовут неприязни к Джорджу слухи о его слабости к женскому полу. По сравнению с тремя людьми, сидевшими со мной за столом в то утро, не многие могли бы похвастаться такой корректностью, деликатностью и объективностью, но это пришло мне в голову позднее.
– Нам бы очень помогло, – сказал Роуз, – если бы Льюис, который знаком с деятельностью Пассанта гораздо больше нас, изложил свою точку зрения. Мне бы очень хотелось, – обратился он ко мне, – чтобы у вас не возникло сомнений в том, что мы не полностью информированы.
Глядя на Роуза, я ринулся в бой. Вероятно, если бы речь шла не о Джордже, а о ком-нибудь другом, слова мои звучали бы более убедительно. Я волновался и вынужден был заставлять себя не выходить за рамки профессиональной терминологии.
Я описал его работу, пытаясь не преувеличивать ее значения, помня, что Роузу не понравится, если я не подчеркну также и свою собственную роль. Я сказал, что Джордж – человек огромной работоспособности. Правда, – я изо всех сил старался не перебарщивать – он не умеет безошибочно ориентироваться в обстановке с первой минуты, у него нет чутья на то, что можно и чего нельзя делать. Но зато он обладает двумя качествами, которые не часто сочетаются: вниманием к мелочам и вместе с тем умением аккуратно выполнить работу; определить перспективу, дать верный политический прогноз. Во веем остальном он не обнаруживает такой гибкости, как наши видавшие виды администраторы, но тем не менее сочетание присущих ему названных качеств – такой редкий дар, что Джорджа можно считать более ценным работником, чем любого из этих чиновников.
Я рассуждал вполне здраво, но голос мой звучал хрипло и несдержанно, и это ничуть не помогало силе убеждения.
– Мы очень благодарны вам, дружище Льюис, за этот рассказ. Очень, очень вам обязаны.
Джонс посасывал свою трубку; казалось, он нюхом уловил назревавший разлад.
– Я думаю, – сказал он, – что, если старина Пассант не останется у нас, он сможет вернуться обратно к своим стряпчим, и там ему будет не так уж плохо.
– У нас он имел бы в год на двести фунтов больше, – заметил Осбалдистон, – но, конечно, жизнь в Лондоне дороже.
– Окажем ли мы ему услугу, если оставим его? – размышлял Джонс. – Он, разумеется, человек незаурядный, как говорит Гектор, но много мы для него сделать не сможем при всем желании. Придется начать с должности столоначальника, а ведь ему уже около пятидесяти; в этом возрасте больше, чем на одну ступеньку, не подняться. Для человека с головой такое продвижение не бог весть что.
– Пусть не бог весть что, но его устраивает, – вырвалось у меня.
– Все это к делу не относится, – с несвойственным ему раздражением заметил Роуз. – Мы не обязаны определять, что для него хорошо и что плохо, и нас не должны беспокоить его желания. Он подал заявление, он имеет полное право претендовать на должность, и вот тут-то начинаются и кончаются наши обязанности. Нам предстоит решить, можем ли мы, исходя из его возможностей, рекомендовать его для продолжения службы. Я полагаю, – добавил он, снова вежливо, но все еще с ноткой строгости в голосе, – что задача эта и так далеко не проста и незачем вносить в нее сложности еще и психологического характера.
– Я, пожалуй, – сказал Осбалдистон, – не вижу причины достаточно основательной для отказа от его услуг.
– А вы, Гектор? – спросил Джонс.
– Не слишком ли вы все усложняете? – вмешался я, решив, что осторожность пора отбросить. – Перед нами человек несомненно одаренный, в этом мнении мы все единодушны. Никто не собирается предлагать ему какой-нибудь чрезмерно высокий пост. Обычно таких людей, как Кук, например, мы пропускаем без всяких раздумий. Неужели кто-либо из вас станет утверждать, что Кук способен принести хотя бы малую долю той пользы, что приносит Пассант?
– Я не хотел высказывать своей точки зрения, – медленно и плавно ответил Роуз Джонсу, – пока не услышу ваших мнений. Я все еще не намерен торопить вас, но, пожалуй, настало время и мне изложить ход своих мыслей. Что касается вашего вопроса, Льюис, то я не считаю, что мы слишком усложняем дело. Мы готовы отнестись к этому человеку со всей справедливостью, но в то же время не хотим подвергать неоправданному риску положение дел в нашем управлении. А сочетать оба эти стремления не так-то просто. Я склонен думать, что вы слегка, – не очень, но явно, – преувеличиваете умственные способности Пассанта, хотя и не отрицаю, что он обладает значительно более ясным умом, чем, например, Кук или даже большинство рядовых сотрудников нашего управления. Я, помнится, так приблизительно и говорил, когда впервые его увидел. С другой стороны, меня весьма смущает и то обстоятельство, что, оставляя его, мы идем на некоторый риск, от которого управление может потерять больше, чем приобрести. В конечном счете, оставив Пассанта, мы сохраним сотрудника, с одной стороны, значительно более способного, чем его коллеги, с другой – как совершенно уместно указали вы, Льюис, – значительно им уступающего. В то же время мы идем на определенный риск, разумеется, не очень серьезный и вряд ли реальный, но все-таки риск, которого нельзя не принимать в расчет, когда имеешь дело с человеком – я не хочу быть к нему несправедливым, но думаю, не ошибусь, если скажу, – обладающим сильным, своеобразным и, возможно, несколько неуравновешенным характером. И конечно, есть реальная вероятность, что в течение тринадцати лет, которые ему осталось прослужить до пенсии, такой человек не всегда будет вести себя безукоризненно. Не исключено, что и хлопот у нас прибавится. Может возникнуть какая-нибудь неприятность или недоразумение, что для нас было бы весьма нежелательно. По-моему, неразумно идти на такой риск ради сотрудника подобного ранга. Я определенно голосовал бы за Пассанта, если бы в нашей власти было назначить его на более высокий пост. Он из тех людей, что доставляют гораздо меньше хлопот в должности министра, чем в должности чуть выше рядового сотрудника административного аппарата.
– Да, – заметил Джонс, – к такому заключению вряд ли что-нибудь добавишь.
Пока оставалось сомнение, Осбалдистон был не менее осторожен в словах, чем Роуз. Теперь он отодвинул свой стул и заговорил подчеркнуто небрежно.
– Решено, – заявил он с таким видом, словно не намерен был больше терять время попусту. – Остается только пожалеть, что он не встретился нам молодым.
– Итак, с вашего разрешения, – сказал Роуз, – я доложу о нем комиссии именно в таком плане. Я пришлю вам черновик заключения. Я думаю указать, что с должностью столоначальника он справлялся вполне удовлетворительно, а в некоторых отношениях даже лучше, чем удовлетворительно; что он, нам представляется, по своим умственным способностям вполне соответствует требованиям, предъявляемым административному персоналу; но что, принимая во внимание его возраст и некоторые особенности характера, мы затрудняемся оставить его в постоянном штате управления.
– Быть может, лучше по-дружески посоветовать ему уйти самому, – сказал Джонс, искренне желая помочь Джорджу, – и не тратить время на апелляцию к комиссии. Все равно они ему откажут.
– Согласен, ответил Роуз.
Стараясь говорить спокойно и не повышать голоса, я принялся снова убеждать их, но Осбалдистон тут же перебил меня:
– Бесполезно говорить об одном и том же.
– Я тоже так думало, – отозвался Роуз.
И тогда я не выдержал. Я сказал, что они слишком любят людей посредственных, что общество, которое при назначении на государственные должности не идет на риск, обречено на гибель.
– Очень жаль, что нам не удалось убедить вас, Льюис.
Взгляд Роуза был холоден, но он вполне владел собой.
– Вы не отдаете себе отчета в собственных предубеждениях, – крикнул я.
– Думаю, дальнейшие разговоры бесполезны, пусть каждый останется при своем мнении. – Роуз вещал преувеличенно спокойно. – У вас больше опыта в подборе людей, чем у ваших коллег. Как вам известно, лично я часто руководствовался вашим мнением. Но вы же первый согласитесь, что непогрешимых людей не бывает. И мудрецы не застрахованы от заблуждений, как и все остальные, особенно когда вопрос касается их личных пристрастий.
Эта резкость, высказанная ледяным тоном, была первой и последней, которую он себе позволил. Затем, откинувшись на спинку кресла, он сказал сдержанно и ровно:
– На сегодня, я думаю, хватит. Большое-пребольшое спасибо вам всем за то, что вы не пожалели своего драгоценного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56