— Прикрытие погибло. Полностью. Выполнив поставленную перед ними задачу — обеспечить отход основных сил.
— Смыл следы кровью?
— Большая дезинформация всегда требует немалой крови. В эту дезу они поверили. Потому что мы принесли крупные жертвы.
— Жалко мужиков…
— Жалко. Но подавляющее большинство среди них были все равно обречены. Потому что были колеблющимися. Такими, на которых нельзя было положиться со стопроцентной уверенностью. Они не выдержали испытания лагерем.
— Последняя выбраковка?
— Так точно. Выбраковка. Согласно представленным спискам. С ними все равно надо было что-то решать…
— А как оставшиеся?
— Оставшиеся, я думаю, выполнят любой приказ вышестоящего командования. Исследования, проведенные психологами, подтверждают мой вывод.
— Это хорошо, что выполнят. Так и должно быть, чтобы вначале выполняли, а потом сомневались. По уставу должно. Ну а что с грузом?
— Груз в полном порядке. Груз находится на месте. Он с самого начала находился на месте. С первого дня…
— А наши коллеги, значит, ловили водопроводные трубы?
— Трубы.
— Ну ладно, полковник. Поздравляю тебя с завершением операции прикрытия. Умыл ты их. Всех умыл! Как и предполагал.
— Что мне делать дальше?
— Дальше отдыхать. И подлечивать раны Завтра ты ложишься в частную медицинскую клинику.
— Зачем? Я совершенно здоров.
— Может, ты, конечно, и здоров, но цвет лица у тебя… И форма лица… И особенно носа… Оставляют желать лучшего.
— Не понял…
— С твоим лицом тебе показываться на улице нельзя. Тебя теперь с собаками и постовыми ищут. На каждом углу. По всей территории страны.
— Розыск?
— Всероссийский. Как особо опасного рецидивиста, сбежавшего из мест заключения. У каждого постового подробная ориентировка и твоя фотокарточка. Так что гордись. Ляжешь в клинику. Там тебя немного подправят. Ну, чтобы в глаза не бросался. Затем на некоторое время занырнешь на дно. Когда понадобишься — я тебя найду. Вот твои новые документы.
Зубанов открыл паспорт. На него с фотографии смотрело незнакомое, хотя кого-то очень напоминающее лицо.
— Таким я буду? — спросил он.
— Точно таким. Подобрали и отпечатали с помощью компьютерной фотографии. Знакомься — это ты. Горбушкин Петр Максимович. Разведен. Детей нет. Проживаешь по адресу… В отдельной однокомнатной квартире. Прошу любить и жаловать. / — Очень неприятно, — ответил Зубанов.
— Зато безопасно.
— Может, хотя бы нос так не плющить? И эта бородавка… Что же вы из меня почти урода делаете?
— Чтобы меньше в глаза бросался. Да ты не бойся — оперативного вмешательства не предусмотрено. Пока обойдемся накладным макияжем — прическами, накладками, перекрасками, меняющими цвет глаз контактными линзами
— Значит, опять с резиновыми грушами в носу ходить?
— Ходить.
— А сморкаться как? Когда насморк?
— В себя, В любом случае спохватился ты поздно. Фотографии уже отпечатаны. Документы сделаны. Не переделывать же их
— Ну да, лицо под фотографию изгадить проще.
— Проще. Гораздо проще. Потому что документы не липовые, а самые натуральные. И адрес, и биография, и соседи. Все натуральное. Кроме фотографии. И тебя самого.
— А настоящий хозяин?
Впрочем, об этом можно было не спрашивать. На настоящего хозяина паспорта, который так удачно походил на требуемый образец, случайно свалилась с карниза невесть откуда взявшаяся в середине июля сосулька. Или он неудачно отхлебнул из бутылки уксусной эссенции…
— Хозяин паспорта скоропостижно скончался. Но мы успели прибрать тело, объяснив его отсутствие срочной командировкой. В которой он, то есть уже ты, попал в дорожно-транспортное происшествие. И сильно расшиб лицо. Чтобы уже совсем никаких вопросов.
Так что, пока будешь в командировке и на излечении, не поленись изучить свою биографию и фотографии соседей. Чтобы не забыть с ними поздороваться и принять соболезнования по поводу дорожных травм.
— Вы что, лучше никого подобрать не могли?
— Из тех, что были, этот подходил в наибольшей степени. По крайней мере общими контурами черепа, размерами и расположением основных черт лица. Тебе бы радоваться. Потому что это лицо потребует наименьших переделок твоего нынешнего. Не придется переставлять нос на пять сантиметров выше или ниже. Или рот расширять. Сказал бы спасибо, что резать совсем чуть-чуть будут. А ты ворчишь!
— Еще и не поворчать, когда с тобой так, без согласования…
— Ничего. Когда все закончится, мы тебе старую физиономию вернем. Хотя, честно тебе скажу, она тоже не очень. Или, если ты пожелаешь, сделаем из твоей заготовки точную копию Бельмондо. Чтобы женщинам преклонного возраста нравиться.
* * *
Зубанов только вздохнул.
— И сколько мне так, с чужим лицом, ходить?
— Недолго. А может, долго. В общем, как у нас говорится — до особого распоряжения.
— До вашего распоряжения?
— До моего распоряжения! И только моего… Понял?
— Так точно, товарищ генерал!
— Анатолий Семенович. Ты теперь сугубо гражданский человек.
— Понял. Анатолий Семенович. — Ну вот и ладушки. Вот и иди… И живи себе нормальной обывательской жизнью. Пока дают. Живи… Горбушкин Петр Максимович…

ЧАСТЬ II
Глава 64
Очень Петру Максимовичу Горбушкину надоела его тихая, размеренная жизнь. С утра на службу, четыре часа тем местом на стуле, обед и снова четыре часа на стуле. Потом домой варить и без аппетита есть холостяцкий ужин. Хоть бы жену залегендировали для разнообразия. Чтобы было кому картошку чистить.
Ей-богу, образ алкоголика был веселее. Хотя и менее полезен для здоровья.
— Здрасьте, Марья Петровна… Нет, спасибо. Раны зажили. Не болят… Воду не знаете когда дадут?.. Всегда у нас так…
— Приветствую, Петр Фомич… Да нет, уже не болею… Не говорите. Ни помыться, ни постираться нормально…
Ну, сдохнуть от скуки! И от этих пластиковых заглушек в носу.
— Здравствуйте, Елизавета Никитична…
Надоели! Скорее скрыться в свой родной, где уже второй десяток лет приходится жить, подъезд. Потому что больше некуда. Ну а кто сюда, к черту на рога, поедет, если вдруг надумать разменяться? Никто не поедет! Так что придется в том раздолбанном и загаженном подъезде и второй десяток разменивать.
Ну вот и почтовый ящик опять помяли. Ведь не лень кому-то… А в ящике что? Газетки. И письмо. От кого бы это?
Петр Максимович внимательно рассмотрел конверт. Ну точно, письмо было не ему. И фамилия не его. И адрес не тот. Видно, почтальон что-то перепутал…
Но конверт Петр Максимович взял. Наверное, из любопытства.
Дома он тот, не предназначавшийся ему конверт вскрыл и вытащил письмо.
В письме какой-то Вася обращался к какой-то Маше, умолял его простить и просил о встрече. Кроме множества слезливых и угрожающих слов, в тексте письма встретилось несколько цифр. Петр Максимович сложил их вместе.
Встреча должна была состояться завтра в пять часов вечера в условленном месте. Да не с бросившей Васю девушкой. С Анатолием Семеновичем. С генералом Осиповым.
Вечером следующего дня измученный однообразием жизни Петр Максимович отправился покататься на лыжах. Но, не имея опыта лыжных прогулок, заблудился и забрался в такой бурелом, что думал — живым не выйдет. И надо же, случайно в тот бурелом забрел еще один лыжник.
— Здорово, Григорий Степанович, — сказал случайный лыжник.
— Здравия желаю, — ответил Петр Максимович. • — Ну, как тебе гражданская жизнь?
— Заела. Поедом заела! Скоро на стенку полезу. Хоть бы радистку для связи прислали. А то жену забрали, а взамен — шиш.
— Радистку-то для какой связи?
— Для той самой. Конспиративной.
— Радистку не обещаю. А развлечений — сколько угодно.
— Что, время пришло?
— Пришло. Так пришло, что под горло подперло. Григорий Степанович не спрашивал, что и по какому поводу подперло. В их ведомстве начальство не принято переспрашивать. Начальство само скажет, что и когда нужно.
— Тут такое дело. Есть один человечек. Живет в провинции. Работает на заводе. Конструктором.
И есть другой человек, который сильно интересуется жизнью первого. Куда ходит, с кем дружбу водит, когда на работу уходит и когда с работы приходит.
Вот и все.
На их прежнем языке первый человек назывался «объект интереса». А то, что предлагалось полковнику-отставнику Зубанову, — отслеживанием «объекта».
И значит, по всей видимости, этот объект был не простым человечком. А чем-то и кому-то очень интересным человечком. Но это Григория Степановича не касалось. Его делом было наладить слежку.
— С кем мне придется работать? — спросил он.
— Со своей старой бригадой. С ветеранами.
— С ветеранами — хоть в огонь.
— Ну вот и договорились. Все необходимые данные и все необходимое имущество получишь вот по этому адресу…
А к станции, любезнейший, надо выходить вот по этой лыжне. Если идти все время прямо.
Глава 65
Бригада сняла в доме напротив интересующей их квартиры две комнаты. Сняла дорого, но деваться было некуда. Более дешевые квартиры в других домах их не устраивали. Им нужны были именно эти.
Квартиры не выходили окнами на улицу. Это было не нужно. Съем такой — окна в окна — жилплощади мог вызвать определенное, в определенных кругах, подозрение. Новым жильцам не нужны были окна, выходящие на «объект», им достаточно было иметь глядящие туда глухие стены и пару 70-сантиметровых сверл.
Из туалетов и ванных комнат они высверлили тонкие сквозные отверстия. Наружу. На улицу. И вставили туда миниатюрные телекамеры. Одну, поменьше, — для общего обзора. Другую, побольше, для прослеживания и подглядывания в окна. Камеры подсоединили к мониторам, возле которых на круглосуточные вахты сели наблюдатели.
Прохождение «объекта» они фиксировали на бумаге — «Прибыл в… Убыл в…» — и на видеопленке. Фиксировали каждый день.
«Объект» вел совершенно безынтересный образ жизни. Вставал, завтракал, шел на работу, торчал там допоздна, возвращался домой и ложился спать. Некоторое разнообразие вносили лишь воскресные дни. Тогда он вставал на час позже и возвращался с работы на два часа раньше.
Сам «объект» был скучен до зевоты. Гораздо более интересно было его окружение. Негласное окружение. Машину «объекта» всегда сопровождали белые «Жигули» или серый «Москвич». Меняясь через день. Или через два дня. Они выруливали из соседнего переулка и шли в 50 метрах сзади служебной машины.
А перед приездом «объекта» в подъезд заходил один молодой человек с «дипломатом» или сеточкой. Или другой молодой человек. Или третий. В зависимости от того, чье было дежурство. И выходил лишь после того, как «объект» проследует в квартиру.
Молодые люди особо не скрывались и, значит, вряд ли были преступниками. И значит, молодые люди, по всей видимости, были агентами наружного охранения. А «объект» — секретоносителем. То есть человеком, допущенным к каким-то государственным тайнам. Каким? Об этом знал он и высокое начальство, направившее к нему охрану.
Зачем за «объектом», за которым наблюдала «наружка», дополнительно наблюдать еще кому-то, было совершенно непонятно. Может быть, чтобы проверить добросовестность работы охраны? А может быть… Впрочем, наблюдателей это не касалось. Они только наблюдали. Так они были воспитаны, чтобы выполнять только то, что им поручали. Буквально. Без творческой инициативы.
Они только наблюдали, а делать выводы должны были другие.
7.15. «Объект» вышел из подъезда и сел в машину «Волга» черного цвета, номерной знак…
7.16. Машина с «объектом» двинулась в сторону улицы…
7.17. В сопровождение «объекта» встала машина «Жигули» белого цвета, номерной знак…
7.18. В сопровождение машины «Жигули» встала машина «Москвич» вишневого цвета, номерной знак…
7.21. Из подъезда вышел жилец квартиры номер…
7.23. В подъезд вошла неизвестная женщина. Портрет зафиксирован на видеопленке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56