Хью!
– Ну, пусть ее невинности! Если я допущу это…
– Остынь, мой милый! Если бы я не опасался, что ты его искалечишь, то одолжил бы тебе мой веер! Мне будет разрешено изложить мои намерения?
– Я только этого и хочу!
– Сам я об этом почему-то не догадался бы. Странно, как человек способен ошибаться. И даже как способны ошибаться два человека. Ты удивишься, услышав, что я полюбил Леони.
– Ничуть. Она ведь очень красива.
– Напомни мне при случае, чтобы я научил тебя презрительной усмешке, Хью. У тебя она получается слишком подчеркнутой, становится всего-навсего гримасой. А надо лишь чуть-чуть искривить губы. Вот так. Но вернемся к теме. Ты все-таки удивишься, услышав, что я не думал о Леони как об очень красивой девушке.
– Ты меня изумляешь!
– Уже много лучше, мой дорогой. Ты способный ученик.
– Джастин, ты невозможен! Это не предмет для шуток!
– Разумеется! Ты видишь во мне… строгого опекуна.
– Не понимаю!
– Я увезу Леони в Англию, где помещу под крылышко моей сестрицы, пока не подыщу какую-нибудь почтенную тактичную даму, которая станет дуэньей при опекаемой мной мадемуазель Леони де Боннар. И вновь веер выразит мои чувства. – Веер описал в воздухе сложную кривую, но Хью даже растерялся от изумления.
– Твоей… твоей опекаемой! Но… почему?
– Ах, моя репутация! – скорбно произнес герцог. – Каприз, Хью, каприз.
– Ты будешь обходиться с ней как с дочерью?
– Да, как с моей дочерью.
– И долго ли? Если это только каприз…
– Вовсе нет. У меня есть причина. Леони меня не покинет до тех пор… скажем, до тех пор, пока не обретет более подходящего дома.
– Пока не выйдет замуж, имеешь ты в виду?
Тонкие черные брови внезапно сошлись на переносице.
– Имел я в виду не это, но пусть так. Из всего этого следует, что Леони будет в такой же безопасности под моей опекой, как была бы… под твоей, скажу я, поскольку лучшего уподобления не нашел.
Хью встал.
– Я… ты… великий Боже, Джастин, ты шутишь?
– Насколько мне известно, нет.
– Ты правда говоришь серьезно?
– Мне кажется, ты немножко оглушен, мой милый.
– И даже еще больше смахиваю на овцу, – отозвался Хью с быстрой улыбкой и протянул руку. – Если ты сейчас говоришь честно, а, по-моему, это так…
– Ты мне льстишь, – прожурчал герцог.
–…то ты поступаешь…
– …как никогда прежде не поступал.
– …поступаешь чертовски хорошо.
– Но ведь тебе неведомы мои побуждения.
– А ведомы ли они тебе? – негромко сказал Хью.
– Что-то слишком мудрено, Хью. Льщу себя мыслью, что я их знаю. И очень хорошо.
– А я не так уж в этом уверен. – Хью снова сел. – Да, ты меня изумил. Что дальше? Леон знает, что ты догадался о его… ее… черт побери, я снова запутался!.. тайне?
– Она ничего не знает.
Хью помолчал.
– Может быть, она не захочет остаться с тобой, когда ты ей скажешь, – произнес он наконец.
– Возможно. Но она – моя и должна делать то, что я ей велю.
Внезапно Хью снова встал и отошел к окну.
– Джастин, мне это не нравится.
– Могу ли я спросить, почему это тебе не нравится?
– Она… она слишком к тебе привязалась.
–Ну и?
– Не добрее ли будет подыскать что-нибудь… отослать ее?
– И куда же, моя милая совесть?
– Не знаю.
– Это такая поддержка! Вот и я не знаю, а потому, мне кажется, мы можем спокойно забыть эту мысль.
Хью повернулся и возвратился к столу.
– Ну хорошо. Надеюсь, ничем, дурным это не кончится, Джастин. Когда ты думаешь положить конец ее… ее мальчишеству?
– Когда мы приедем в Англию. Видишь ли, я оттягиваю эту минуту насколько возможно.
– Почему?
– Ну, во-первых, она будет чувствовать себя неловко со мной, оставаясь в мужской одежде и зная, что мне известно, кто она. А во-вторых… во-вторых… – Он умолк и хмуро уставился на веер. – Ну, будем честны. Я очень привязан к Леону, и мне не хочется обменивать его на Леони.
– Я так и подумал. – Хью кивнул. – Будь добр с Леони, Джастин.
– Таково мое намерение, – ответил герцог с поклоном.
Глава 9
ЛЕОН И ЛЕОНИ
Вначале следующей недели Давенант покинул Париж и отправился в Лион. И в тот же день Эйвон, призвав к себе maоtre d'hфtel Уокера, сообщил ему, что завтра отбудет из Франции. Уокер не удивился, давно привыкнув к внезапности решений своего господина. Он был весьма сдержанным человеком с непроницаемым лицом. Он много лет служил у герцога, и тот, убедившись в его скрупулезной честности и преданности, поручил ему свой парижский дом. У его светлости был еще дом в Лондоне на Сент-Джеймской площади, оба дома он держал открытыми, с полным штатом прислуги, так что пост этот был очень важным. Обязанностью Уокера было держать парижский особняк в полном порядке и всегда готовым к приезду герцога или его брата.
Из библиотеки Уокер направился на половину слуг, дабы сообщить Гастону, камердинеру, Мийкину, груму, и Леону, пажу, что они должны приготовиться к отъезду на следующее утро. Леона он обнаружил в комнате домоправительницы, где тот, примостившись на краешке стола, болтал ногами и жевал кусок пирога. Мадам Дюбуа в покойном кресле у огня скорбно следила за ним. Уокера она встретила кокетливой улыбкой, так как была недурна собой, но Леон, покосившись на чопорную фигуру в дверях, ограничился легким кивком и продолжал наслаждаться пирогом.
– Eh, bien, m'sieur? – Мадам разгладила юбки и вновь одарила maоtre d'hфtel сладкой улыбкой.
– Нижайше прошу прощения, мадам, что обеспокоил вас. – Уокер отвесил поклон. – Но я ищу Леона.
– Вот он я, Уокер! – Леон повернулся к нему. Лицо Уокера еле заметно скривилось. Единственный среди прислуги, Леон называл его просто по фамилии.
– Минуту назад меня позвал его светлость и предупредил, что завтра уезжает в Лондон. Я пришел предупредить тебя, Леон, что ты должен быть готов сопровождать его.
– Ба. Он предупредил меня еще утром, – презрительно бросил Леон.
Мадам кивнула.
– Да, и он пришел ко мне съесть пирожка на прощанье, le petit. – Она шумно вздохнула. – Да, у меня на сердце тяжело, что я теряю тебя, Леон, Но ты… ты радуешься, неблагодарный!
– Я ведь никогда не бывал в Англии, понимаете? —извинился Леон. – И так взволнован.
– Ah, c'est cela! Так взволнован, что забудешь толстую старую мадам Дюбуа.
– Нет! Клянусь, что нет! Уокер, не хотите пирога мадам?
Уокер выпрямился во весь рост.
– Нет, благодарю.
– Voyons, он оскорбляет ваше искусство, та mere, – засмеялся Леон.
– Уверяю, мадам, ничего подобного. – Уокер отвесил ей поклон и удалился.
– Ну просто верблюд! – заметил паж. И повторил то же герцогу на следующий день, когда они катили в карете по дороге на Кале.
– Верблюд? – засмеялся герцог. – Но почему?
– Ну-у… – Леон наморщил лоб. – Я один раз видел верблюда. Очень давно. И помню, он шел задрав голову и с улыбкой на морде. Ну совсем Уокер. Он был полон такого достоинства, монсеньор. Понимаете?
– Вполне. – Герцог зевнул и откинулся в угол на подушки.
– Вы думаете, мне понравится Англия, монсеньор? – вскоре спросил Леон.
– Будем уповать, что понравится, дитя.
– И вы… вы думаете, что на корабле мне станет плохо?
– Надеюсь, что нет.
– И я надеюсь! – истово сказал Леон. Однако поездка прошла спокойно. Они переночевали, не доезжая Кале, а на следующий день вечером сели на корабль. К большому разочарованию Леона, герцог отослал его в каюту и приказал не покидать ее. Пожалуй, впервые Эйвон переплыл Ла-Манш, оставаясь на палубе. Один раз он спустился в крохотную каюту, увидел, что Леон уснул в кресле, взял его на руки, бережно уложил на койку и укрыл меховым одеялом. Потом поднялся на палубу и прохаживался по ней до утра.
Когда утром там появился Леон, он пришел в ужас, что его господин всю ночь провел на ногах, и прямо высказал свои чувства по этому поводу. Герцог подергал его за кудрявую прядь и, уже позавтракав, спустился в каюту, где и проспал до самого Дувра. Там он проснулся и с надлежащей томной небрежностью сошел на берег в сопровождении Леона. Гастон высадился одним из первых, и к тому времени, когда герцог вошел в гостиницу на набережной, хозяин был весь к услугам его светлости. В отдельной комнате их ждал на столе второй завтрак.
Леон оглядел кушанья с заметным неодобрением и немалым удивлением. На одном конце стола красовался большой кусок английского ростбифа в соседстве с ветчиной и тремя каплунами. Другой конец занимала жирная утка, пудинги и всякое печенье. Между всем этим стоял графин с бургундским и кувшин пенящегося зля.
– Ну-с, мой Леон?
Леон обернулся. В комнату вошел герцог и, остановившись у него за спиной, изящно обмахивался веером. Леон сурово посмотрел на веер, и, прочитав осуждение в его глазах, его светлость улыбнулся.
– Веер не снискал твоего одобрения, дитя?
– Он мне совсем не нравится, монсеньор.
– Ты ввергаешь меня в уныние. А что ты думаешь о нашей английской еде?
Леон покачал головой.
– Ужасная, монсеньор! Она… она barbare! Герцог засмеялся и сел за стол. Леон тотчас подошел к нему, намереваясь встать за его стулом.
– Дитя, заметь, что стол накрыт на два прибора. Садись. – Он развернул свою салфетку и взял нож и вилку для разрезания жаркого. – Не попробуешь ли утку?
Леон робко сел.
– Да, пожалуйста, монсеньор.
Герцог положил кусок на его тарелку, и он принялся за еду – стеснительно, но изящно, как увидел Эйвон.
– Значит… значит, это Дувр, – вскоре сказал Леон вежливо-светским тоном.
– Ты прав, дитя, – ответил герцог. – Это Дувр. Так ты изволишь его одобрить?
– Да, монсеньор. Как-то странно видеть, что все вокруг английское, но мне нравится. Хотя, конечно, не понравилось бы, не будь здесь вас.
Эйвон налил себе в рюмку бургундского.
– Боюсь, ты льстец, – сказал он укоризненно, Леон улыбнулся.
– Нет, монсеньор. А вы заметили хозяина?
– Я хорошо его знаю. И что же?
– Он такой маленький, такой толстый, с таким красным-красным носом! Когда он вам кланялся, я подумал, что он вот-вот лопнет! Так забавно! – Его глаза заискрились смехом.
– Гнусная мысль, дитя мое. Видимо, чувство юмора у тебя довольно черное.
Леон радостно хихикнул.
– А знаете, монсеньор, – сказал он, борясь с неподатливым суставом. – Я в первый раз увидел море только вчера! Оно просто чудесное, только сначала оно у меня внутри все взбалтывало. Вот так! – Он изобразил рукой волнистое движение.
– Мой дорогой Леон! Право, это не тема для обсуждения за едой. Ты вызываешь у меня дурноту.
– Вот и оно вызвало у меня дурноту, монсеньор. Но меня не стошнило. Я очень крепко сжал губы…
Эйвон взял веер и звонко щелкнул Леона по пальцам.
– И продолжай их сжимать, дитя, прошу тебя! Леон потер руку, глядя на герцога с обиженным удивлением.
– Да, монсеньор, но…
– И не возражай.
– Да, монсеньор. Я и не хотел возражать, я только…
– Мой милый Леон, ты уже возражаешь. Ты меня утомляешь.
– Я просто хотел объяснить, монсеньор, – с достоинством ответил Леон.
– В таком случае, пожалуйста, воздержись. Сосредоточь свои силы на утке.
– Да, монсеньор. – Примерно три минуты Леон ел молча, но потом опять посмотрел на герцога. – А когда мы начнем ехать в Лондон, монсеньор?
– Какое оригинальное выражение! – заметил герцог. – Ехать мы начнем примерно через час.
– Значит, когда я кончу мой dйjeuner, мне можно будет пойти погулять?
– Я крайне огорчен, что вынужден отказать тебе в моем разрешении. Я хочу поговорить с тобой.
– Поговорить со мной? – повторил Леон.
– Безумие, по-твоему? Я должен сказать тебе нечто важное… Ну, что еще?
Леон разглядывал кровяную колбасу, и на лице у него было написано отвращение.
– Монсеньор, это… – брезгливо ткнул он пальцем. – Этого люди не едят! Фу!
– С ней что-нибудь не так? – осведомился герцог.
– Все не так! – категорично заявил Леон. – Сначала корабль сделал так, что меня затошнило, а теперь меня снова тошнит от… Вот от этого! Монсеньор, не ешьте этого, не то ва…
– Прошу, не описывай мои предполагаемые симптомы вдобавок к своим, дитя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Ну, пусть ее невинности! Если я допущу это…
– Остынь, мой милый! Если бы я не опасался, что ты его искалечишь, то одолжил бы тебе мой веер! Мне будет разрешено изложить мои намерения?
– Я только этого и хочу!
– Сам я об этом почему-то не догадался бы. Странно, как человек способен ошибаться. И даже как способны ошибаться два человека. Ты удивишься, услышав, что я полюбил Леони.
– Ничуть. Она ведь очень красива.
– Напомни мне при случае, чтобы я научил тебя презрительной усмешке, Хью. У тебя она получается слишком подчеркнутой, становится всего-навсего гримасой. А надо лишь чуть-чуть искривить губы. Вот так. Но вернемся к теме. Ты все-таки удивишься, услышав, что я не думал о Леони как об очень красивой девушке.
– Ты меня изумляешь!
– Уже много лучше, мой дорогой. Ты способный ученик.
– Джастин, ты невозможен! Это не предмет для шуток!
– Разумеется! Ты видишь во мне… строгого опекуна.
– Не понимаю!
– Я увезу Леони в Англию, где помещу под крылышко моей сестрицы, пока не подыщу какую-нибудь почтенную тактичную даму, которая станет дуэньей при опекаемой мной мадемуазель Леони де Боннар. И вновь веер выразит мои чувства. – Веер описал в воздухе сложную кривую, но Хью даже растерялся от изумления.
– Твоей… твоей опекаемой! Но… почему?
– Ах, моя репутация! – скорбно произнес герцог. – Каприз, Хью, каприз.
– Ты будешь обходиться с ней как с дочерью?
– Да, как с моей дочерью.
– И долго ли? Если это только каприз…
– Вовсе нет. У меня есть причина. Леони меня не покинет до тех пор… скажем, до тех пор, пока не обретет более подходящего дома.
– Пока не выйдет замуж, имеешь ты в виду?
Тонкие черные брови внезапно сошлись на переносице.
– Имел я в виду не это, но пусть так. Из всего этого следует, что Леони будет в такой же безопасности под моей опекой, как была бы… под твоей, скажу я, поскольку лучшего уподобления не нашел.
Хью встал.
– Я… ты… великий Боже, Джастин, ты шутишь?
– Насколько мне известно, нет.
– Ты правда говоришь серьезно?
– Мне кажется, ты немножко оглушен, мой милый.
– И даже еще больше смахиваю на овцу, – отозвался Хью с быстрой улыбкой и протянул руку. – Если ты сейчас говоришь честно, а, по-моему, это так…
– Ты мне льстишь, – прожурчал герцог.
–…то ты поступаешь…
– …как никогда прежде не поступал.
– …поступаешь чертовски хорошо.
– Но ведь тебе неведомы мои побуждения.
– А ведомы ли они тебе? – негромко сказал Хью.
– Что-то слишком мудрено, Хью. Льщу себя мыслью, что я их знаю. И очень хорошо.
– А я не так уж в этом уверен. – Хью снова сел. – Да, ты меня изумил. Что дальше? Леон знает, что ты догадался о его… ее… черт побери, я снова запутался!.. тайне?
– Она ничего не знает.
Хью помолчал.
– Может быть, она не захочет остаться с тобой, когда ты ей скажешь, – произнес он наконец.
– Возможно. Но она – моя и должна делать то, что я ей велю.
Внезапно Хью снова встал и отошел к окну.
– Джастин, мне это не нравится.
– Могу ли я спросить, почему это тебе не нравится?
– Она… она слишком к тебе привязалась.
–Ну и?
– Не добрее ли будет подыскать что-нибудь… отослать ее?
– И куда же, моя милая совесть?
– Не знаю.
– Это такая поддержка! Вот и я не знаю, а потому, мне кажется, мы можем спокойно забыть эту мысль.
Хью повернулся и возвратился к столу.
– Ну хорошо. Надеюсь, ничем, дурным это не кончится, Джастин. Когда ты думаешь положить конец ее… ее мальчишеству?
– Когда мы приедем в Англию. Видишь ли, я оттягиваю эту минуту насколько возможно.
– Почему?
– Ну, во-первых, она будет чувствовать себя неловко со мной, оставаясь в мужской одежде и зная, что мне известно, кто она. А во-вторых… во-вторых… – Он умолк и хмуро уставился на веер. – Ну, будем честны. Я очень привязан к Леону, и мне не хочется обменивать его на Леони.
– Я так и подумал. – Хью кивнул. – Будь добр с Леони, Джастин.
– Таково мое намерение, – ответил герцог с поклоном.
Глава 9
ЛЕОН И ЛЕОНИ
Вначале следующей недели Давенант покинул Париж и отправился в Лион. И в тот же день Эйвон, призвав к себе maоtre d'hфtel Уокера, сообщил ему, что завтра отбудет из Франции. Уокер не удивился, давно привыкнув к внезапности решений своего господина. Он был весьма сдержанным человеком с непроницаемым лицом. Он много лет служил у герцога, и тот, убедившись в его скрупулезной честности и преданности, поручил ему свой парижский дом. У его светлости был еще дом в Лондоне на Сент-Джеймской площади, оба дома он держал открытыми, с полным штатом прислуги, так что пост этот был очень важным. Обязанностью Уокера было держать парижский особняк в полном порядке и всегда готовым к приезду герцога или его брата.
Из библиотеки Уокер направился на половину слуг, дабы сообщить Гастону, камердинеру, Мийкину, груму, и Леону, пажу, что они должны приготовиться к отъезду на следующее утро. Леона он обнаружил в комнате домоправительницы, где тот, примостившись на краешке стола, болтал ногами и жевал кусок пирога. Мадам Дюбуа в покойном кресле у огня скорбно следила за ним. Уокера она встретила кокетливой улыбкой, так как была недурна собой, но Леон, покосившись на чопорную фигуру в дверях, ограничился легким кивком и продолжал наслаждаться пирогом.
– Eh, bien, m'sieur? – Мадам разгладила юбки и вновь одарила maоtre d'hфtel сладкой улыбкой.
– Нижайше прошу прощения, мадам, что обеспокоил вас. – Уокер отвесил поклон. – Но я ищу Леона.
– Вот он я, Уокер! – Леон повернулся к нему. Лицо Уокера еле заметно скривилось. Единственный среди прислуги, Леон называл его просто по фамилии.
– Минуту назад меня позвал его светлость и предупредил, что завтра уезжает в Лондон. Я пришел предупредить тебя, Леон, что ты должен быть готов сопровождать его.
– Ба. Он предупредил меня еще утром, – презрительно бросил Леон.
Мадам кивнула.
– Да, и он пришел ко мне съесть пирожка на прощанье, le petit. – Она шумно вздохнула. – Да, у меня на сердце тяжело, что я теряю тебя, Леон, Но ты… ты радуешься, неблагодарный!
– Я ведь никогда не бывал в Англии, понимаете? —извинился Леон. – И так взволнован.
– Ah, c'est cela! Так взволнован, что забудешь толстую старую мадам Дюбуа.
– Нет! Клянусь, что нет! Уокер, не хотите пирога мадам?
Уокер выпрямился во весь рост.
– Нет, благодарю.
– Voyons, он оскорбляет ваше искусство, та mere, – засмеялся Леон.
– Уверяю, мадам, ничего подобного. – Уокер отвесил ей поклон и удалился.
– Ну просто верблюд! – заметил паж. И повторил то же герцогу на следующий день, когда они катили в карете по дороге на Кале.
– Верблюд? – засмеялся герцог. – Но почему?
– Ну-у… – Леон наморщил лоб. – Я один раз видел верблюда. Очень давно. И помню, он шел задрав голову и с улыбкой на морде. Ну совсем Уокер. Он был полон такого достоинства, монсеньор. Понимаете?
– Вполне. – Герцог зевнул и откинулся в угол на подушки.
– Вы думаете, мне понравится Англия, монсеньор? – вскоре спросил Леон.
– Будем уповать, что понравится, дитя.
– И вы… вы думаете, что на корабле мне станет плохо?
– Надеюсь, что нет.
– И я надеюсь! – истово сказал Леон. Однако поездка прошла спокойно. Они переночевали, не доезжая Кале, а на следующий день вечером сели на корабль. К большому разочарованию Леона, герцог отослал его в каюту и приказал не покидать ее. Пожалуй, впервые Эйвон переплыл Ла-Манш, оставаясь на палубе. Один раз он спустился в крохотную каюту, увидел, что Леон уснул в кресле, взял его на руки, бережно уложил на койку и укрыл меховым одеялом. Потом поднялся на палубу и прохаживался по ней до утра.
Когда утром там появился Леон, он пришел в ужас, что его господин всю ночь провел на ногах, и прямо высказал свои чувства по этому поводу. Герцог подергал его за кудрявую прядь и, уже позавтракав, спустился в каюту, где и проспал до самого Дувра. Там он проснулся и с надлежащей томной небрежностью сошел на берег в сопровождении Леона. Гастон высадился одним из первых, и к тому времени, когда герцог вошел в гостиницу на набережной, хозяин был весь к услугам его светлости. В отдельной комнате их ждал на столе второй завтрак.
Леон оглядел кушанья с заметным неодобрением и немалым удивлением. На одном конце стола красовался большой кусок английского ростбифа в соседстве с ветчиной и тремя каплунами. Другой конец занимала жирная утка, пудинги и всякое печенье. Между всем этим стоял графин с бургундским и кувшин пенящегося зля.
– Ну-с, мой Леон?
Леон обернулся. В комнату вошел герцог и, остановившись у него за спиной, изящно обмахивался веером. Леон сурово посмотрел на веер, и, прочитав осуждение в его глазах, его светлость улыбнулся.
– Веер не снискал твоего одобрения, дитя?
– Он мне совсем не нравится, монсеньор.
– Ты ввергаешь меня в уныние. А что ты думаешь о нашей английской еде?
Леон покачал головой.
– Ужасная, монсеньор! Она… она barbare! Герцог засмеялся и сел за стол. Леон тотчас подошел к нему, намереваясь встать за его стулом.
– Дитя, заметь, что стол накрыт на два прибора. Садись. – Он развернул свою салфетку и взял нож и вилку для разрезания жаркого. – Не попробуешь ли утку?
Леон робко сел.
– Да, пожалуйста, монсеньор.
Герцог положил кусок на его тарелку, и он принялся за еду – стеснительно, но изящно, как увидел Эйвон.
– Значит… значит, это Дувр, – вскоре сказал Леон вежливо-светским тоном.
– Ты прав, дитя, – ответил герцог. – Это Дувр. Так ты изволишь его одобрить?
– Да, монсеньор. Как-то странно видеть, что все вокруг английское, но мне нравится. Хотя, конечно, не понравилось бы, не будь здесь вас.
Эйвон налил себе в рюмку бургундского.
– Боюсь, ты льстец, – сказал он укоризненно, Леон улыбнулся.
– Нет, монсеньор. А вы заметили хозяина?
– Я хорошо его знаю. И что же?
– Он такой маленький, такой толстый, с таким красным-красным носом! Когда он вам кланялся, я подумал, что он вот-вот лопнет! Так забавно! – Его глаза заискрились смехом.
– Гнусная мысль, дитя мое. Видимо, чувство юмора у тебя довольно черное.
Леон радостно хихикнул.
– А знаете, монсеньор, – сказал он, борясь с неподатливым суставом. – Я в первый раз увидел море только вчера! Оно просто чудесное, только сначала оно у меня внутри все взбалтывало. Вот так! – Он изобразил рукой волнистое движение.
– Мой дорогой Леон! Право, это не тема для обсуждения за едой. Ты вызываешь у меня дурноту.
– Вот и оно вызвало у меня дурноту, монсеньор. Но меня не стошнило. Я очень крепко сжал губы…
Эйвон взял веер и звонко щелкнул Леона по пальцам.
– И продолжай их сжимать, дитя, прошу тебя! Леон потер руку, глядя на герцога с обиженным удивлением.
– Да, монсеньор, но…
– И не возражай.
– Да, монсеньор. Я и не хотел возражать, я только…
– Мой милый Леон, ты уже возражаешь. Ты меня утомляешь.
– Я просто хотел объяснить, монсеньор, – с достоинством ответил Леон.
– В таком случае, пожалуйста, воздержись. Сосредоточь свои силы на утке.
– Да, монсеньор. – Примерно три минуты Леон ел молча, но потом опять посмотрел на герцога. – А когда мы начнем ехать в Лондон, монсеньор?
– Какое оригинальное выражение! – заметил герцог. – Ехать мы начнем примерно через час.
– Значит, когда я кончу мой dйjeuner, мне можно будет пойти погулять?
– Я крайне огорчен, что вынужден отказать тебе в моем разрешении. Я хочу поговорить с тобой.
– Поговорить со мной? – повторил Леон.
– Безумие, по-твоему? Я должен сказать тебе нечто важное… Ну, что еще?
Леон разглядывал кровяную колбасу, и на лице у него было написано отвращение.
– Монсеньор, это… – брезгливо ткнул он пальцем. – Этого люди не едят! Фу!
– С ней что-нибудь не так? – осведомился герцог.
– Все не так! – категорично заявил Леон. – Сначала корабль сделал так, что меня затошнило, а теперь меня снова тошнит от… Вот от этого! Монсеньор, не ешьте этого, не то ва…
– Прошу, не описывай мои предполагаемые симптомы вдобавок к своим, дитя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49