Уокер, вы видите это дитя?
Уокер взглянул на коленопреклоненного мальчика.
– Вижу, ваша светлость.
– Он видит… Великолепно, – пробормотал герцог. – Его, Уокер, зовут Леон. Попытайтесь удержать это в памяти.
– Всенепременно, ваша светлость.
– Ему требуются некоторые вещи, и в первую очередь ванна.
– Слушаю, ваша светлость.
– Во-вторых, постель.
– Да, ваша светлость.
– В-третьих, ночная рубашка.
– Да, ваша светлость.
– В-четвертых и в-последних, одежда. Черная.
– Черная, ваша светлость.
– Строго, траурно черная, как подобает моему пажу. Вы снабдите его указанным. Полагаю, задача эта вам по плечу. Уведите это дитя, покажите ему ванну, постель, дайте ночную рубашку. А затем оставьте его одного.
– Слушаюсь, ваша светлость.
– А ты, Леон, встань. Иди с достопочтенным Уокером. Я позову тебя утром.
Леон поднялся на ноги и поклонился.
– Да, монсеньор. И благодарю вас.
– Прошу, не благодари меня больше. – Герцог зевнул. – Меня это утомляет.
Он проводил Леона взглядом, а затем обернулся к Давенанту.
Хью посмотрел ему прямо в глаза.
– Что все это означает, Аластейр? Герцог закинул ногу за ногу и сказал, покачивая ступней:
– Да, что? Я думал, ты мне объяснишь, – добавил он любезно. – Ты всегда такой всезнающий, мой милый.
– Я знаю, ты что-то задумал, – ответил Хью категорично. – Мы слишком давно знакомы, чтобы я мог в этом усомниться. Зачем тебе этот мальчик?
– Ты порой бываешь таким настойчивым! – пожаловался герцог. – И особенно когда становишься сурово-добродетельным. Прошу, избавь меня от нотаций.
– Я не собираюсь читать тебе наставления. Скажу только, что ты не можешь сделать этого ребенка своим пажом.
– Только подумать! – протянул Джастин, задумчиво созерцая огонь.
– Во-первых, он благородного происхождения. Об этом свидетельствует его манера говорить, а также маленькие изящные руки и ноги. А во-вторых, его глаза светятся невинностью.
– Какая жалость!
– Да, будет очень жаль, если эта невинность исчезнет… из-за тебя, – сказал Хью, и в его обычно мягком голосе прозвучала суровость.
– Ты всегда так любезен! – прожурчал герцог.
– Если тобой руководят добрые намерения…
– Хью! Дорогой мой, я думал, ты меня знаешь.
Тут Давенант улыбнулся.
– Джастин, ради нашей дружбы, ты не отдашь мне Леона и не поищешь другого пажа?
– Я не люблю разочаровывать тебя, Хью, и всегда, когда это в моих силах, стараюсь оправдывать твои ожидания. А потому я оставлю Леона у себя. И Невинность будет следовать за Злом – как видишь, я тебя предвосхитил, – облаченная в строгий черный цвет.
– Но зачем он тебе понадобился? Хоть это объясни мне.
– У него тициановские волосы, – невозмутимо ответил Джастин. – А тициановские волосы всегда были одной… из моих… правящих страстей. – Карие глаза на мгновение блеснули, и сразу же тяжелые веки полуопустились. – Я уверен, ты согласишься со мной.
Хью встал, подошел к столу, налил себе бургундского и минуту-другую стоял, молча прихлебывая вино.
– Где ты был сегодня вечером? – спросил он наконец.
– Я, право, забыл. Если не ошибаюсь, сначала я отправился к де Туронну. Да, я вспомнил теперь. Я выиграл. Странно!
– Почему странно? – осведомился Хью. Джастин сощелкнул пылинку табака с широкого обшлага.
– Потому что, Хью, не в такие уж давние дни, когда… э… всем было известно, что благородный род Аластейров находится на грани разорения… да, Хью, даже когда я был настолько безумен, что надеялся вступить в брак с нынешней… э… леди Меривейл, я всегда проигрывал.
– Я видел, Джастин, как за один вечер ты выигрывал тысячи.
– И как проигрывал их на следующий же вечер. Затем, если помнишь, я уехал с тобой в… куда же это мы направились? Ах да! В Рим. Конечно же!
– Я помню.
Тонкие губы иронически изогнулись.
– Да. Я был… э… отвергнутым влюбленным с разбитым сердцем. По правилам мне следовало бы пустить себе пулю в лоб. Но возраст трагедий для меня уже миновал. Вместо этого я – со временем – отправился в Вену. И выиграл. Вот награда за порок, мой милый Хью.
Хью наклонил рюмку, следя, как заискрился огонек свечи в темном вине.
– Я слышал, – сказал он медленно, – что человек, у которого ты выиграл это состояние, молодой человек, Джастин…
– С безупречной репутацией…
– Да. Так вот этот молодой человек… как я слышал… действительно пустил себе пулю в лоб.
– Мой милый, тебя ввели в заблуждение. Его застрелили на дуэли. Награда за добродетель. Мораль, мне кажется, достаточно ясна?
– И ты приехал в Париж с огромным состоянием.
– Да, недурным. И купил этот дом.
– Вот именно. Я все думаю, как ты примирил с этим свою душу?
– У меня нет души, Хью. Мне казалось, ты это знаешь.
– Когда Дженнифер Бошан вышла за Энтони Меривейла, у тебя было весьма убедительное подобие души.
– Неужели? – Джастин посмотрел на него и усмехнулся.
Хью невозмутимо встретил его взгляд.
– И я все думаю, что для тебя теперь Дженнифер Бошан?
Джастин поднял белую руку.
– Дженнифер Меривейл, Хью. Она– напоминание о неудаче и припадке безумия.
– И все же ты так и не стал прежним. Джастин поднялся. Ирония теперь была очень заметной, превратилась в сарказм.
– Не далее как полчаса назад, дорогой мой, я сказал тебе, что всегда стараюсь оправдывать твои ожидания. Три года назад… а точнее, когда моя сестрица Фанни сообщила мне о замужестве Дженнифер, ты с обычной своей прямотой заявил, что она, хотя и отвергла мои ухаживания, но создала меня. Voila tout.
– Нет. – Хью задумчиво посмотрел на него. – Я ошибался, но…
– Мой милый Хью! Прошу, не подрывай мою веру в тебя!
– Я ошибался, но не так уж сильно. Мне следовало бы сказать, что Дженнифер подготовила путь для другой женщины, которая создаст тебя.
Джастин закрыл глаза.
– Изрекая перлы мудрости, Хью, ты всякий раз вынуждаешь меня сожалеть о том дне, когда я принял тебя в избранный круг моих друзей.
– Их у тебя так много, не правда ли? – заметил Хью.
– Parfaitement. – Джастин направился к двери. – Где есть деньги, там есть и… друзья. Давенант поставил рюмку на стол.
– Это подразумевает оскорбление? – спросил он негромко.
Джастин остановился, положив ладонь на дверную ручку.
– Как ни странно, вовсе нет. Но, разумеется, если пожелаешь, я приму твой вызов. Хью внезапно рассмеялся.
– Иди спать, Джастин. Ты невозможен.
– О чем ты постоянно ставишь меня в известность. Спокойной ночи, мой милый. – Он вышел, но еще не затворил двери, как ему пришла в голову какая-то мысль, и он с улыбкой оглянулся. – A propos, Хью. Душа у меня есть. Она только что приняла ванну, а теперь спит.
– Да хранит ее Бог, – сказал Хью серьезно.
– Я не совсем уверен, какой должна быть моя реплика. Сказать ли мне «аминь!» или удалиться, сыпля проклятиями? – Его глаза насмешливо блестели, но улыбка была скорее приятной. Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь и медленно поднялся к себе в спальню.
Глава 2
ПОЯВЛЯЕТСЯ ГРАФ ДЕ СЕН-ВИР
На следующий день вскоре после полудня Эйвон послал за своим пажом. Леон тотчас вошел и, преклонив колено, поцеловал руку герцога. Уокер неукоснительно исполнил все распоряжения своего господина: вчерашний чумазый оборвыш бесследно исчез, и перед герцогом явился безукоризненно чистый мальчик, чьи рыжие кудри были аккуратно зачесаны к затылку, а тоненькая фигура облачена в строгую черную одежду. Жабо из накрахмаленного муслина довершало его наряд.
Эйвон оглядел его с головы до ног.
– Так-так. Встань, Леон. Я намерен задать тебе несколько вопросов и хочу, чтобы ты отвечал правдиво. Ты понял?
Леон заложил руки за спину.
– Да, монсеньор.
– Для начала объясни, откуда ты знаешь мой родной язык?
Леон поглядел на него с изумлением.
– Монсеньор?
– Прошу, обойдись без бесхитростного удивления. Я не терплю дураков.
– Да, монсеньор. Я просто удивился тому, что это вам известно. Видите ли, это всего лишь харчевня.
– Мне казалось, что я не так уж туп, – холодно произнес Эйвон. – Но я не вижу ничего.
– Простите, монсеньор. Жан держит харчевню, и там часто останавливаются заезжие англичане. Не… не очень знатные, конечно.
– Ax, так! Ну а теперь ты можешь поведать свою историю. Начни со своей фамилии.
– Я Леон Боннар, монсеньор. Моей матерью была матушка Боннар, а отцом…
– …был батюшка Боннар. Это не так уж невероятно. Где ты родился и когда скончались твои достойные родители?
– Я… я не знаю, монсеньор, где я родился. Но мне кажется, что не в Анжу.
– Весьма интересно, – заметил герцог. – Но избавь меня от перечисления мест, где ты не родился. Будь столь любезен.
Леон покраснел.
– Вы не поняли, монсеньор. Мои родители поселились в Анжу, когда я был грудным младенцем. У нас была ферма в Бассинкуре auprиs de Saumur. И… и мы жили там, пока мои родители не умерли.
– Они скончались синхронистически? – спросил Эйвон.
Прямой носик Леона недоуменно наморщился.
– Монсеньор?
– Одновременно.
– От чумы, – объяснил Леон. – Меня отослали к господину кюре. Мне тогда было двенадцать, а Жану двадцать.
– Почему ты настолько моложе этого Жана? – спросил герцог, против обыкновения подняв тяжелые веки, так что Леон посмотрел ему прямо в глаза.
У Леона вырвался шаловливый смешок, и под сверлящим взглядом герцога он ответил с безыскусственной простотой:
– Монсеньор, мои родители скончались, и спросить у них я не могу.
– Дружок, – мягко сказал Джастин, – ты знаешь, как я поступаю с дерзкими пажами? Леон испуганно покачал головой.
– Приказываю их высечь. Советую тебе поберечься.
Леон побледнел, и его глаза перестали смеяться.
– Простите, монсеньор. Я… не хотел дерзить, – сказал он виновато. – У моей матери была дочь, которая умерла. А потом… потом появился я.
– Благодарю тебя. А где ты научился говорить, как говорят благовоспитанные люди?
– У господина кюре, монсеньор. Он научил меня читать и писать и немножко латыни… и еще многому.
Джастин поднял брови.
– А твой отец был крестьянином? Почему ты получил такое образование?
– Не знаю, монсеньор. Видите ли, я был младшим и любимчиком. Матушка не позволяла мне работать на ферме. Я думаю, поэтому Жан меня и ненавидит.
– Возможно. Дай мне руку.
Леон протянул тонкую руку для осмотра. Джастин взял ее в свои и исследовал сквозь лорнет. Кисть была маленькой, изящной, с длинными красивыми пальцами, загрубевшими от черной работы.
– Да, – сказал герцог. – Очень хорошенькая конечность.
Леон обаятельно улыбнулся.
– Quant а зa, у вас, монсеньор, очень красивые руки.
Губы герцога дрогнули.
– Ты меня поражаешь, дитя мое. Но, как ты сказал, твои родители скончались. Что было дальше?
– Дальше Жан продал ферму! Твердил, что создан для чего-то получше. Но я так не думаю. – Леон чуть-чуть наклонил голову набок, взвешивая этот вопрос. На щеке возникла шаловливая ямочка, но тут же исчезла. Леон посмотрел на своего господина серьезно и с легкой робостью.
– Способности и возможности Жана мы обсуждать не будем, – невозмутимо сказал Джастин. – Продолжай свою историю.
– Да, монсеньор. Жан продал ферму и забрал меня от господина кюре. – Лицо Леона омрачилось. – Господин кюре хотел оставить меня у себя, но Жан не согласился. Решил, что я буду ему полезным. Ну, и господин кюре ничего сделать не мог. Жан привез меня в Париж. И тогда он заставил меня… – Леон умолк.
– Продолжай, – резко приказал Джастин. – Что он заставил тебя делать?
– Работать на него, – неловко ответил Леон, и его большие глаза опустились под внимательным взглядом герцога.
– Ну хорошо, – сказал наконец Джастин. – Пока оставим это. Et puis?
– Тогда Жан купил харчевню на улице Сент-Мари, и… и потом он познакомился с Шарлоттой и… женился на ней. И тогда стало хуже, потому что Шарлотта меня возненавидела. – Синие глаза сверкнули. – Я даже один раз хотел убить ее, – сказал Леон простодушно. – Большим ножом для разрезания жаркого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Уокер взглянул на коленопреклоненного мальчика.
– Вижу, ваша светлость.
– Он видит… Великолепно, – пробормотал герцог. – Его, Уокер, зовут Леон. Попытайтесь удержать это в памяти.
– Всенепременно, ваша светлость.
– Ему требуются некоторые вещи, и в первую очередь ванна.
– Слушаю, ваша светлость.
– Во-вторых, постель.
– Да, ваша светлость.
– В-третьих, ночная рубашка.
– Да, ваша светлость.
– В-четвертых и в-последних, одежда. Черная.
– Черная, ваша светлость.
– Строго, траурно черная, как подобает моему пажу. Вы снабдите его указанным. Полагаю, задача эта вам по плечу. Уведите это дитя, покажите ему ванну, постель, дайте ночную рубашку. А затем оставьте его одного.
– Слушаюсь, ваша светлость.
– А ты, Леон, встань. Иди с достопочтенным Уокером. Я позову тебя утром.
Леон поднялся на ноги и поклонился.
– Да, монсеньор. И благодарю вас.
– Прошу, не благодари меня больше. – Герцог зевнул. – Меня это утомляет.
Он проводил Леона взглядом, а затем обернулся к Давенанту.
Хью посмотрел ему прямо в глаза.
– Что все это означает, Аластейр? Герцог закинул ногу за ногу и сказал, покачивая ступней:
– Да, что? Я думал, ты мне объяснишь, – добавил он любезно. – Ты всегда такой всезнающий, мой милый.
– Я знаю, ты что-то задумал, – ответил Хью категорично. – Мы слишком давно знакомы, чтобы я мог в этом усомниться. Зачем тебе этот мальчик?
– Ты порой бываешь таким настойчивым! – пожаловался герцог. – И особенно когда становишься сурово-добродетельным. Прошу, избавь меня от нотаций.
– Я не собираюсь читать тебе наставления. Скажу только, что ты не можешь сделать этого ребенка своим пажом.
– Только подумать! – протянул Джастин, задумчиво созерцая огонь.
– Во-первых, он благородного происхождения. Об этом свидетельствует его манера говорить, а также маленькие изящные руки и ноги. А во-вторых, его глаза светятся невинностью.
– Какая жалость!
– Да, будет очень жаль, если эта невинность исчезнет… из-за тебя, – сказал Хью, и в его обычно мягком голосе прозвучала суровость.
– Ты всегда так любезен! – прожурчал герцог.
– Если тобой руководят добрые намерения…
– Хью! Дорогой мой, я думал, ты меня знаешь.
Тут Давенант улыбнулся.
– Джастин, ради нашей дружбы, ты не отдашь мне Леона и не поищешь другого пажа?
– Я не люблю разочаровывать тебя, Хью, и всегда, когда это в моих силах, стараюсь оправдывать твои ожидания. А потому я оставлю Леона у себя. И Невинность будет следовать за Злом – как видишь, я тебя предвосхитил, – облаченная в строгий черный цвет.
– Но зачем он тебе понадобился? Хоть это объясни мне.
– У него тициановские волосы, – невозмутимо ответил Джастин. – А тициановские волосы всегда были одной… из моих… правящих страстей. – Карие глаза на мгновение блеснули, и сразу же тяжелые веки полуопустились. – Я уверен, ты согласишься со мной.
Хью встал, подошел к столу, налил себе бургундского и минуту-другую стоял, молча прихлебывая вино.
– Где ты был сегодня вечером? – спросил он наконец.
– Я, право, забыл. Если не ошибаюсь, сначала я отправился к де Туронну. Да, я вспомнил теперь. Я выиграл. Странно!
– Почему странно? – осведомился Хью. Джастин сощелкнул пылинку табака с широкого обшлага.
– Потому что, Хью, не в такие уж давние дни, когда… э… всем было известно, что благородный род Аластейров находится на грани разорения… да, Хью, даже когда я был настолько безумен, что надеялся вступить в брак с нынешней… э… леди Меривейл, я всегда проигрывал.
– Я видел, Джастин, как за один вечер ты выигрывал тысячи.
– И как проигрывал их на следующий же вечер. Затем, если помнишь, я уехал с тобой в… куда же это мы направились? Ах да! В Рим. Конечно же!
– Я помню.
Тонкие губы иронически изогнулись.
– Да. Я был… э… отвергнутым влюбленным с разбитым сердцем. По правилам мне следовало бы пустить себе пулю в лоб. Но возраст трагедий для меня уже миновал. Вместо этого я – со временем – отправился в Вену. И выиграл. Вот награда за порок, мой милый Хью.
Хью наклонил рюмку, следя, как заискрился огонек свечи в темном вине.
– Я слышал, – сказал он медленно, – что человек, у которого ты выиграл это состояние, молодой человек, Джастин…
– С безупречной репутацией…
– Да. Так вот этот молодой человек… как я слышал… действительно пустил себе пулю в лоб.
– Мой милый, тебя ввели в заблуждение. Его застрелили на дуэли. Награда за добродетель. Мораль, мне кажется, достаточно ясна?
– И ты приехал в Париж с огромным состоянием.
– Да, недурным. И купил этот дом.
– Вот именно. Я все думаю, как ты примирил с этим свою душу?
– У меня нет души, Хью. Мне казалось, ты это знаешь.
– Когда Дженнифер Бошан вышла за Энтони Меривейла, у тебя было весьма убедительное подобие души.
– Неужели? – Джастин посмотрел на него и усмехнулся.
Хью невозмутимо встретил его взгляд.
– И я все думаю, что для тебя теперь Дженнифер Бошан?
Джастин поднял белую руку.
– Дженнифер Меривейл, Хью. Она– напоминание о неудаче и припадке безумия.
– И все же ты так и не стал прежним. Джастин поднялся. Ирония теперь была очень заметной, превратилась в сарказм.
– Не далее как полчаса назад, дорогой мой, я сказал тебе, что всегда стараюсь оправдывать твои ожидания. Три года назад… а точнее, когда моя сестрица Фанни сообщила мне о замужестве Дженнифер, ты с обычной своей прямотой заявил, что она, хотя и отвергла мои ухаживания, но создала меня. Voila tout.
– Нет. – Хью задумчиво посмотрел на него. – Я ошибался, но…
– Мой милый Хью! Прошу, не подрывай мою веру в тебя!
– Я ошибался, но не так уж сильно. Мне следовало бы сказать, что Дженнифер подготовила путь для другой женщины, которая создаст тебя.
Джастин закрыл глаза.
– Изрекая перлы мудрости, Хью, ты всякий раз вынуждаешь меня сожалеть о том дне, когда я принял тебя в избранный круг моих друзей.
– Их у тебя так много, не правда ли? – заметил Хью.
– Parfaitement. – Джастин направился к двери. – Где есть деньги, там есть и… друзья. Давенант поставил рюмку на стол.
– Это подразумевает оскорбление? – спросил он негромко.
Джастин остановился, положив ладонь на дверную ручку.
– Как ни странно, вовсе нет. Но, разумеется, если пожелаешь, я приму твой вызов. Хью внезапно рассмеялся.
– Иди спать, Джастин. Ты невозможен.
– О чем ты постоянно ставишь меня в известность. Спокойной ночи, мой милый. – Он вышел, но еще не затворил двери, как ему пришла в голову какая-то мысль, и он с улыбкой оглянулся. – A propos, Хью. Душа у меня есть. Она только что приняла ванну, а теперь спит.
– Да хранит ее Бог, – сказал Хью серьезно.
– Я не совсем уверен, какой должна быть моя реплика. Сказать ли мне «аминь!» или удалиться, сыпля проклятиями? – Его глаза насмешливо блестели, но улыбка была скорее приятной. Не дожидаясь ответа, он закрыл дверь и медленно поднялся к себе в спальню.
Глава 2
ПОЯВЛЯЕТСЯ ГРАФ ДЕ СЕН-ВИР
На следующий день вскоре после полудня Эйвон послал за своим пажом. Леон тотчас вошел и, преклонив колено, поцеловал руку герцога. Уокер неукоснительно исполнил все распоряжения своего господина: вчерашний чумазый оборвыш бесследно исчез, и перед герцогом явился безукоризненно чистый мальчик, чьи рыжие кудри были аккуратно зачесаны к затылку, а тоненькая фигура облачена в строгую черную одежду. Жабо из накрахмаленного муслина довершало его наряд.
Эйвон оглядел его с головы до ног.
– Так-так. Встань, Леон. Я намерен задать тебе несколько вопросов и хочу, чтобы ты отвечал правдиво. Ты понял?
Леон заложил руки за спину.
– Да, монсеньор.
– Для начала объясни, откуда ты знаешь мой родной язык?
Леон поглядел на него с изумлением.
– Монсеньор?
– Прошу, обойдись без бесхитростного удивления. Я не терплю дураков.
– Да, монсеньор. Я просто удивился тому, что это вам известно. Видите ли, это всего лишь харчевня.
– Мне казалось, что я не так уж туп, – холодно произнес Эйвон. – Но я не вижу ничего.
– Простите, монсеньор. Жан держит харчевню, и там часто останавливаются заезжие англичане. Не… не очень знатные, конечно.
– Ax, так! Ну а теперь ты можешь поведать свою историю. Начни со своей фамилии.
– Я Леон Боннар, монсеньор. Моей матерью была матушка Боннар, а отцом…
– …был батюшка Боннар. Это не так уж невероятно. Где ты родился и когда скончались твои достойные родители?
– Я… я не знаю, монсеньор, где я родился. Но мне кажется, что не в Анжу.
– Весьма интересно, – заметил герцог. – Но избавь меня от перечисления мест, где ты не родился. Будь столь любезен.
Леон покраснел.
– Вы не поняли, монсеньор. Мои родители поселились в Анжу, когда я был грудным младенцем. У нас была ферма в Бассинкуре auprиs de Saumur. И… и мы жили там, пока мои родители не умерли.
– Они скончались синхронистически? – спросил Эйвон.
Прямой носик Леона недоуменно наморщился.
– Монсеньор?
– Одновременно.
– От чумы, – объяснил Леон. – Меня отослали к господину кюре. Мне тогда было двенадцать, а Жану двадцать.
– Почему ты настолько моложе этого Жана? – спросил герцог, против обыкновения подняв тяжелые веки, так что Леон посмотрел ему прямо в глаза.
У Леона вырвался шаловливый смешок, и под сверлящим взглядом герцога он ответил с безыскусственной простотой:
– Монсеньор, мои родители скончались, и спросить у них я не могу.
– Дружок, – мягко сказал Джастин, – ты знаешь, как я поступаю с дерзкими пажами? Леон испуганно покачал головой.
– Приказываю их высечь. Советую тебе поберечься.
Леон побледнел, и его глаза перестали смеяться.
– Простите, монсеньор. Я… не хотел дерзить, – сказал он виновато. – У моей матери была дочь, которая умерла. А потом… потом появился я.
– Благодарю тебя. А где ты научился говорить, как говорят благовоспитанные люди?
– У господина кюре, монсеньор. Он научил меня читать и писать и немножко латыни… и еще многому.
Джастин поднял брови.
– А твой отец был крестьянином? Почему ты получил такое образование?
– Не знаю, монсеньор. Видите ли, я был младшим и любимчиком. Матушка не позволяла мне работать на ферме. Я думаю, поэтому Жан меня и ненавидит.
– Возможно. Дай мне руку.
Леон протянул тонкую руку для осмотра. Джастин взял ее в свои и исследовал сквозь лорнет. Кисть была маленькой, изящной, с длинными красивыми пальцами, загрубевшими от черной работы.
– Да, – сказал герцог. – Очень хорошенькая конечность.
Леон обаятельно улыбнулся.
– Quant а зa, у вас, монсеньор, очень красивые руки.
Губы герцога дрогнули.
– Ты меня поражаешь, дитя мое. Но, как ты сказал, твои родители скончались. Что было дальше?
– Дальше Жан продал ферму! Твердил, что создан для чего-то получше. Но я так не думаю. – Леон чуть-чуть наклонил голову набок, взвешивая этот вопрос. На щеке возникла шаловливая ямочка, но тут же исчезла. Леон посмотрел на своего господина серьезно и с легкой робостью.
– Способности и возможности Жана мы обсуждать не будем, – невозмутимо сказал Джастин. – Продолжай свою историю.
– Да, монсеньор. Жан продал ферму и забрал меня от господина кюре. – Лицо Леона омрачилось. – Господин кюре хотел оставить меня у себя, но Жан не согласился. Решил, что я буду ему полезным. Ну, и господин кюре ничего сделать не мог. Жан привез меня в Париж. И тогда он заставил меня… – Леон умолк.
– Продолжай, – резко приказал Джастин. – Что он заставил тебя делать?
– Работать на него, – неловко ответил Леон, и его большие глаза опустились под внимательным взглядом герцога.
– Ну хорошо, – сказал наконец Джастин. – Пока оставим это. Et puis?
– Тогда Жан купил харчевню на улице Сент-Мари, и… и потом он познакомился с Шарлоттой и… женился на ней. И тогда стало хуже, потому что Шарлотта меня возненавидела. – Синие глаза сверкнули. – Я даже один раз хотел убить ее, – сказал Леон простодушно. – Большим ножом для разрезания жаркого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49