Выходя в эфир, радист передавал сообщение часами, так что немцы имели вполне достаточно времени, чтобы с помощью триангуляции определить положение радиста и схватить его.
Магнитофон Мартина был прост в обращении, но умел делать кое-что полезное. Чтобы передать десятиминутное сообщение, его нужно было сначала медленно и отчетливо продиктовать в микрофон. Кремниевый чип тут же шифровал сообщение так, что, даже если иракцы перехватят его, скорее всего не поймут ни слова. Шифрованное сообщение записывалось на пленку. Потом ее нужно было перемотать и нажать на кнопку вторичной записи; повторная запись производилась в двести раз быстрее, и все сообщение укладывалось в трехсекундный пакетный сигнал, передачу которого уловить практически невозможно.
Если радиостанцию, спутниковую антенну, аккумуляторы и магнитофон соединить в одну систему, то она передаст именно такой мгновенный пакетный сигнал. В Эр-Рияде сообщение примут, дешифруют, замедлив предварительно скорость движения пленки, и, наконец, воспроизведут в первоначальном виде.
Мартин вышел на остановке Рамадн и пересел на другой автобус, маршрут которого проходил мимо озера Хабоаниях и старого лагеря королевских ВВС, теперь переоборудованного в современную базу иракских истребителей. На окраине Багдада автобус остановили для проверки документов.
Пассажиры по одному подходили к столу, за которым сидел сержант полиции. Мартин покорно стоял в общей очереди, прижимая к себе плетеную корзину с курами. Когда подошла его очередь, он поставил корзину на землю и протянул свое удостоверение личности. Сержант мельком взглянул на документ. Он изнемогал от жары и жажды, а день тянулся ужасно медленно. Сержант ткнул пальцем в строку, на которой указывалось место рождения владельца документа.
- Это где?
- Это маленькая деревня на север от Баджи. Нас все знают, потому что у нас очень хорошие дыни, бей.
Сержант скривил рот в ухмылке. «Бей» было старинной формой почтительного обращения, бывшей в ходу во времена Оттоманской империи. Сейчас это слово услышишь очень редко, да и то только от людей из самого захолустья. Он махнул рукой - проходи! Мартин поднял корзину и поплелся к автобусу.
Незадолго до семи часов вечера автобус остановился, и майор Майкл Мартин вышел на главном багдадском автовокзале в районе Кадхимия.
Глава 11
От автостанции на севере города до виллы первого секретаря советского посольства в районе Мансур путь был не близок, но прогулка по вечернему Багдаду доставила Мартину большое удовольствие.
Во-первых, после двенадцати часов мучений в далеко не самых комфортабельных автобусах, в которых ему пришлось преодолеть двести сорок миль от Ар-Рутбы до столицы, неспешная прогулка была настоящим отдыхом. Во-вторых, эта прогулка позволила ему снова ощутить особый дух города, в котором он не был с того самого дня, когда робким тринадцатилетним школьником улетел на авиалайнере в Лондон, а это было двадцать четыре года назад.
Многое изменилось за эти годы. Тот Багдад, который помнил Мартин, был типичным арабским городом, намного меньшим сегодняшней столицы Ирака. Тогда город в основном жался к центральным районам Шайх Омар и Саадун на северо-западном берегу Тигра, в Рисафе, и к району Аалам на противоположном берегу, в Кархе. В старом городе с его узкими улочками, базарами, мечетями и четко вырисовывавшимися на фоне неба минаретами, которые должны были постоянно напоминать людям о необходимости служения Аллаху, и протекала вся городская жизнь.
Двадцать лет торговли нефтью принесли немалую прибыль. Теперь на месте бывших пустырей были проложены длинные, широкие автомагистрали с разделительной полосой, дорожными развязками «клеверный лист», объездами, эстакадами. В городе стало намного больше автомобилей, а в ночное небо упирались не минареты, а небоскребы - мамона бросал вызов своему вечному противнику.
Мартин прошел всю улицу Рабиа, с трудом узнавая район. Он помнил бескрайние просторы вокруг клуба «Мансур», куда в свободные вечера по уик-эндам отец привозил всю семью. Район остался пригородным, но рощи и лужайки уступили место улицам и виллам тех, кто мог себе позволить жить на широкую ногу.
Он прошел в нескольких сотнях ярдов от старой приготовительной школы мистера Хартли, где учился, а на переменах играл со своими друзьями Хассаном Рахмани и Абделькаримом Бадри, но в темноте не узнал улицу.
Мартину известно было, чем теперь занимается Хассан, но вот уже почти четверть века он не слышал ни слова о двух сыновьях доктора Бадри. Интересно, задумался Мартин, стал ли в конце концов инженером младший из братьев, Осман, которого с детства тянуло к точным наукам? А Абделькарим, получавший призы за чтение английской поэзии, стал ли он поэтом или писателем?
Если бы Мартин шагал так, как привыкли шагать солдаты спецназа, с перекатом с пятки на носок, расправив плечи и покачивая корпусом в такт ритму ходьбы, он добрался бы до цели вдвое быстрей. Но в таком случае ему, как и тем двум инженерам в Кувейте, могли бы напомнить, что «хоть ты и оделся арабом, а все равно ходишь, как англичанин».
К тому же на ногах Мартина были не походные сапоги на шнуровке, а парусиновые тапочки на веревочной подметке, обычная обувь бедного иракского феллаха, поэтому Мартин шел шаркающей походкой, ссутулившись и опустив голову.
В Эр-Рияде ему показали план сегодняшнего Багдада и множество аэрофотоснимков, сделанных с большой высоты, но увеличенных так, что с помощью лупы можно было заглянуть в окруженные стенами сады, отметить плавательные бассейны и автомобили тех, кто облечен властью и наделен богатством.
Мартин выучил свой путь наизусь. Он свернул налево, на улицу Иордан, миновал площадь Ярмук и сразу повернул направо, на обсаженный деревьями проспект, на котором жил советский дипломат.
В шестидесятые годы, во времена правления Кассема и сменивших его генералов, миссии СССР находились в самых престижных и фешенебельных районах Багдада. Тогда Советский Союз делал вид, что поддерживает арабский национализм, потому что это движение имело вроде бы антизападную направленность; на самом деле СССР пытался обратить арабский мир в коммунистическую веру. В те годы советское посольство купило несколько больших резиденций вне территории посольства, которое уже никак не могло вместить непомерно разросшийся штат. В качестве особой льготы этим резиденциям и окружающим их садам был дан статус советской территории. Даже Саддам Хуссейн не осмеливался отменить эту привилегию, тем более что до середины восьмидесятых годов Москва была основным поставщиком вооружения в Ирак, а шесть тысяч советских военных советников обучали летчиков и танкистов Саддама на русских машинах.
Мартин легко нашел виллу по небольшой бронзовой табличке, извещавшей, что эта резиденция является собственностью посольства СССР. Он потянул за цепочку у калитки и стал терпеливо ждать ответа.
Через несколько минут калитку открыл толстый, коротко остриженный русский в белом кителе слуги.
- Чего тебе? - спросил он по-русски.
Мартин ответил по-арабски, заискивающим тоном просителя, который обращается к хозяину. Русский нахмурился. Мартин порылся в кармане халата и извлек удостоверение личности. С точки зрения русского, в этом уже был какой-то смысл; в его стране без паспорта тоже нельзя было сделать ни шагу. Он взял документ, по-арабски сказал «подожди» и закрыл калитку.
Через пять минут он вернулся, кивком головы показал арабу в грязном халате, чтобы тот прошел в передний двор, и проводил его до лестницы, которая вела к парадному входу в дом. Они остановились у нижней ступеньки, когда дверь распахнулась и на пороге появился мужчина.
- Ты свободен, я сам с ним договорюсь, - обращаясь к слуге, сказал он по-русски.
Тот бросил напоследок недовольный взгляд на грязного араба и скрылся в доме.
Первый секретарь посольства СССР Юрий Куликов был профессиональным дипломатом; полученное им из Москвы распоряжение он считал возмутительным, но приказ есть приказ, его нужно было выполнять. Очевидно, Мартин оторвал его от ужина, потому что дипломат, спускаясь по лестнице, на ходу вытирал салфеткой губы.
- Значит, приехал, - сказал он по-русски. - Теперь слушай. Если нам приказали играть в эти игры, ничего не поделаешь. Но я не хочу ничего знать и вообще не имею к этому никакого отношения. Понятно?
Мартин не знал по-русски ни слова, поэтому лишь беспомощно пожал плечами и по-арабски сказал:
- Прошу прощения, бей?
Куликов воспринял слова Мартина как неслыханную наглость. Только теперь Мартин понял всю нелепость ситуации: советский дипломат, очевидно, был уверен, что незваный новый работник был его соотечественником, присланным этими несчастными ублюдками с Лубянки.
- Ладно, если хочешь, будем говорить по-арабски, - раздраженно сказал Куликов. Он знал арабский язык и говорил на нем довольно хорошо, хотя и с жестким русским акцентом. Будь я проклят, если не сделаю так, что этому чертовому кагэбешнику никак не удастся меня подставить, подумал он и продолжил по-арабски:
- Вот твое удостоверение личности. Вот письмо, которое мне приказано для тебя подготовить. Ты будешь жить в лачуге в дальнем углу сада, ухаживать за растениями и покупать в городе все, что прикажет шеф. Больше я ничего не знаю и знать не хочу. Если тебя схватят, я взял тебя только потому, что поверил в твои честные намерения. Теперь можешь заниматься своими делами и убери к чертовой матери этих проклятых кур. Мне только не хватало, чтобы у меня по саду бегали куры.
Ну и дела, раздраженно думал Куликов, возвращаясь к прерванному ужину. Если этому болвану не повезет и его схватят, то Амн-аль-Амм быстро узнает, что он русский. Тогда скорее Тигр замерзнет, чем кто-то поверит, что Куликов взял его на работу, не зная, что он агент КГБ. Куликов был очень зол на Москву.
Новое жилище Майка Мартина стояло у дальней стены большого, в четверть акра, сада. Жилище оказалось однокомнатной лачугой, в которой не было ничего, кроме раскладушки, стола и двух стульев. К одной из стен было прибито несколько крючков, а в углу висела полка с рукомойником.
При более детальном обследовании Мартин обнаружил неподалеку засыпную уборную, а в стене сада - водопроводный кран, разумеется, только с холодной водой. Очевидно, здесь придется довольствоваться самыми примитивными гигиеническими процедурами. Вероятно, пищу Мартину будут выносить из той двери в задней стене дома, что ведет на кухню. Мартин вздохнул. Вилла на окраине Эр-Рияда осталась где-то очень далеко.
В лачуге он нашел свечи и спички. При тусклом свете свечи Мартин завесил окна одеялами и перочинным ножом принялся ковырять растрескавшийся известковый раствор, скреплявший грубые глиняные плиты пола.
Через час работы Мартин оторвал четыре плиты, а потом еще час ковырял землю совком, который нашел неподалеку, в сарае для садового инвентаря. В результате получилась ямка, в которой уместились радиостанция, аккумуляторы, магнитофон и антенна спутниковой связи. Смесь земли с собственной слюной, втертая в щели между плитами, помогла скрыть последние следы раскопок.
Незадолго до полуночи Мартин тем же ножом вырезал фальшивое дно корзины, уложил солому на настоящее дно так, чтобы ничто не напоминало о четырехдюймовом тайнике. Тем временем куры обследовали пол лачуги в напрасной надежде найти пшеничные зерна, однако им пришлось довольствоваться несколькими жучками.
Мартин доел остатки маслин и сыра, поделился со своими спутницами последним куском хлеба пита и водой, которую он налил из крана в стене.
Потом он снова водворил кур в корзину. Если те и заметили, что корзина стала на четыре дюйма глубже, то протестовать не стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111