- Не знаю, как вас зовут, ребята, но я ваш должник.
Оказалось, что у миссис Масловски есть небольшой джип «сузуки».
Она настояла, чтобы Терри Мартин ехал в горы именно на ее джипе, хотя сама ни разу не пользовалась приводом на передние колеса. Мартин отправился ранним утром, ведь он не знал, сколько времени займет эта поездка, а в пять вечера улетал его самолет в Лондон. Он сказал миссис Масловски, что в любом случае вернется не позже двух часов.
У профессора Масловски в тот день были занятия на факультете, но утром он успел передать Мартину карту, чтобы тот не заблудился в горах.
Дорога тянулась по долине реки Мочо и привела Мартина сначала опять в Ливермор, в котором он отыскал Майнз-роуд.
Потом позади остались последние дома пригородов Ливермора. Шоссе поднималось все выше и выше. Мартину повезло с погодой. Зима здесь никогда не бывает такой суровой, как в некоторых других американских штатах, но близкий океан часто нагоняет тяжелые тучи и плотный туман. К счастью, 27 января день выдался безветренный, и, хотя было прохладно, на голубом небе не появилось ни облачка.
Прямо перед собой Мартин видел покрытую снегом далекую вершину Сидар. Проехав десять миль по Майнз-роуд, он свернул на дорогу, примыкавшую к почти отвесным высоким обрывам. Далеко внизу блестела на солнце узкая полоска Мочо, причудливо извивавшейся среди скал.
Трава по обе стороны дороги уступила место полыни и казуаринам.
Высоко в небе парили два коршуна, а дорога тянулась и тянулась вдоль хребта Сидар, все дальше уводя Мартина от цивилизации.
Мартин миновал одинокий зеленый фермерский дом. Ломаке сказал ему, что этой дорогой нужно ехать до конца. Еще мили через три показалась хижина, сложенная из грубо обтесанных бревен; из кирпичной трубы поднимался голубоватый дымок. Мартин остановился во дворе и вышел из джипа. Из коровника на него печально смотрела единственная корова джерсейской породы. Из-за дома доносились ритмичные удары. Мартин обошел хижину. На краю обрыва стоял папаша Ломакс и смотрел вниз, на долину и реку.
Ломаксу было семьдесят пять лет, но вопреки сочувственным вздохам Сэнди по его виду можно было бы предположить, что он забавы ради борется с медведями. Старый ученый одним ударом легко расправлялся с толстыми поленьями.
Высокий - ростом шесть футов с дюймом - Ломакс был одет в потертые джинсы и клетчатую рубашку. На его плечи ниспадали совершенно белые волосы, а подбородок обрамляла щетина цвета слоновой кости. Из расстегнутого ворота рубашки выбивалась такая же седина. Казалось, он совсем не ощущает холода, хотя Терри Мартин был рад, что не забыл захватить теплую куртку с капюшоном.
- Значит, нашли дорогу? Я слышал, как вы подъехали, - сказал Ломакс, одним ударом разрубил последнее полено, бросил топор и подошел к гостю. Они пожали друг другу руки, после чего Ломакс жестом пригласил англичанина присесть на бревно, а сам сел на другое.
- Значит, вы - доктор Мартин?
- Э-э, да.
- Из Англии?
- Да.
Ломакс сунул руку в карманчик рубашки, извлек оттуда кисет и листок курительной бумаги, потом неторопливо принялся скручивать сигарету.
- Курить вредно, не правда ли?
- Думаю, что вредно.
Ломакс довольно хмыкнул.
- Мой доктор тоже так считал. Всегда орал, чтобы я бросил курить.
Мартин обратил внимание, что старик говорит о докторе в прошедшем времени.
- Надо полагать, вы нашли другого?
- Пришлось. Тот умер на прошлой неделе. В пятьдесят шесть лет. Стресс. Так какая нужда занесла вас сюда?
Мартин порылся в своем «дипломате».
- Прежде всего я должен извиниться. Скорее всего я зря трачу свое и ваше время, но мне все же хотелось бы, чтобы вы взглянули на эту фотографию.
Ломакс взял снимок и удивленно уставился на него, потом на Мартина.
- Вы действительно прилетели из Англии?
- Да.
- Вы выбрали чертовски длинную дорогу, чтобы показывать мне это старье.
- Вы узнали?
- Как не узнать. Я провел там пять лет.
Мартин чуть не лишился дара речи.
- Вы действительно там были?
- И жил и работал целых пять лет.
- В Тармии?
- В какой к черту Тармии? Это Оук-Ридж.
Мартин несколько раз глубоко вздохнул.
- Доктор Ломакс, эта фотография была снята шесть дней назад пилотом американских ВВС, пролетавшим над одним из разбомбленных предприятий в Ираке.
Ломакс поднял голову, из-под густых белых бровей ясными голубыми глазами долго смотрел на Мартина, потом снова перевел взгляд на фотографию.
- Сукины дети, - сказал он наконец. - Я предупреждал этих олухов. Три года назад я написал письмо, в котором говорил, что третий мир скорее всего воспользуется именно этой технологией.
- Что случилось с вашим письмом?
- А, наверно, выбросили в корзину.
- Кто?
- Да эти молодые умники.
- И вы знаете, что это за диски, эти соты внутри цеха?
- Конечно. Калютроны. Это точная копия старого предприятия в Оук-Ридже.
- Калю.., что?
Ломакс снова поднял голову.
- Вы не физик?
- Нет. Я доктор арабистики.
Ломакс недовольно пробормотал что-то нечленораздельное, как будто не быть физиком означало совершить тяжкий грех.
- Калютроны. Калифорнийские циклотроны. Сокращенно - калютроны.
- И что они делают?
- Разделяют изотопы электромагнитным способом. Говоря вашим языком, они очищают уран-235, тот, из которого делают бомбы, от урана-238. Вы говорите, этот снимок сделан в Ираке?
- Да. Неделю назад цех случайно разбомбили. А этот снимок был сделан на следующий день. Похоже, никто не знает, что это такое.
Ломакс устремил взгляд на долину, глубоко затянулся и выпустил облачко голубоватого дыма.
- Сукины дети, - повторил он. - Понимаете, мистер, я живу здесь, потому что здесь мне нравится. Подальше от всего этого смога и автомобильного угара; этой дрянью я надышался много лет назад. У меня нет телевизора, но я слушаю радио. Это как-то связано с этим мерзавцем Саддамом Хуссейном, да?
- Да. Доктор Ломакс, расскажите мне о калютронах подробнее.
Старик затоптал окурок. Его взгляд снова устремился вдаль, только на этот раз он видел не далекую долину, а давно прошедшие годы.
- Тысяча девятьсот сорок третий год. Много лет прошло, а? Почти пятьдесят. Это было до того, как родились вы, как родилось большинство живущих сейчас людей. Тогда нас было всего ничего, крохотная горстка, и мы пытались сделать невозможное. Мы были молоды, полны сил и энергии, изобретательны и не знали, что это невозможно. Потому и сделали.
Там были Ферми и Понтекорво из Италии, Фукс из Германии, Нильс Бор из Дании, Нанн Мэй из Англии. Были и другие. Ну и, конечно, мы, янки. Ури, Оппи и Эрнест. Я тогда был очень молод, двадцать семь лет.
Большую часть времени мы просто нащупывали пути, делали то, что никто никогда не пытался делать, испытывали всякие штуки, про которые все говорили, что таких не может быть. У нас был настолько тощий бюджет, что сегодня на него не купишь и корову, поэтому мы работали дни и ночи напролет, спали урывками по несколько часов. Нам приходилось работать, потому что времени нам было отпущено еще меньше, чем денег. И каким-то чудом мы сделали бомбу за три года. Мы разгадали все тайны и сделали ее. Даже две: «Малыша» и «Толстяка».
Потом летчики сбросили их на Хиросиму и Нагасаки, и весь мир сказал, что нам этого не следовало делать. Да... Только беда в том, что если бы бомбу не сделали мы, то первым был бы кто-нибудь другой. Немецкие нацисты, сталинская Россия...
- А калютроны? - напомнил Мартин.
- Да-а. Вы слышали о проекте «Манхэттен»?
- Конечно.
- Так вот, над этим проектом работало много гениев, но особенно отличались двое. Роберт Дж. Оппенгеймер и Эрнест О. Лоуренс. Слышали о них?
- Да.
- Думали, они коллеги, партнеры, да?
- Наверно, так.
- Ерунда. Они были соперниками. Видите ли, все мы знали, что ключом к бомбе был уран, самый тяжелый элемент в мире. И еще в 1941 году нам было известно, что ту цепную реакцию, которая нам была нужна, вызовет только его легкий изотоп, уран-235. Вся загвоздка была в том, как умудриться отделить семь десятых процента урана-235, затерявшегося в массе урана-238.
Когда Америка ввязалась в войну, про нас сразу вспомнили. Годы нас никто не хотел замечать, а теперь генералам потребовался результат, и потребовался вчера. Обычная история. В общем, мы пробовали все мыслимые и немыслимые способы разделения этих изотопов.
Оппенгеймер выбрал газовую диффузию. Он превращал уран в жидкое производное, а потом в газообразное, гексафторид урана, ядовитое и очень едкое вещество, с ним страшно трудно работать. Центрифуги появились позже, до них первым додумался один австрияк, которого русские сцапали и заставили работать на них где-то возле Сухуми. А пока центрифуг не было, дело с газовой диффузией продвигалось медленно и трудно.
Лоуренс пошел другим путем, он решил разделять изотопы в электромагнитном поле ускорителей частиц. Понимаете, о чем я говорю?
- Боюсь, что нет.
- Идея очень проста. Ты разгоняешь атомы черт знает до какой сумасшедшей скорости, потом с помощью магнита искривляешь их траектории. Два спортивных автомобиля, один тяжелый, другой легкий, на большой скорости входят в вираж. Какой быстрее вылетит на обочину?
- Тяжелый, - догадался Мартин.
- Правильно; вот и калютроны работают примерно так же. Основной рабочий элемент калютронов - это гигантские магниты диаметром футов двадцать. Вот эти диски, - Ломакс показал на фотографию, - и есть эти магниты. Здесь вся компоновка оборудования точно такая же, как и у нашего детища в Оук-Ридже, в Теннесси.
- Если калютроны работали, то почему же их забросили? - спросил Мартин.
- Все дело в скорости разделения, - объяснил Ломакс. - Оппенгеймер выиграл. Его метод оказался эффективнее. Калютроны работали очень медленно и были страшно дороги. После 1945 года, а тем более после того, как русские отпустили того австрийца, он приехал сюда и показал, как работают его центрифуги, калютроны вообще забросили. И рассекретили. С тех пор все планы, все детали нашего производства можно найти в библиотеке конгресса. Может быть, иракцы так и поступили.
Ломакс и Мартин несколько минут сидели молча.
- Вы хотите сказать, - подвел итог Мартин, - что иракцы решили построить «форд» модели Т, а поскольку все считали, что они собираются участвовать в чемпионате мира среди машин формулы один, то никто ничего не заметил.
- Ты все правильно понял, сынок. Люди забыли, что фордовская модель Т хотя и устарела, но в свое время исправно работала. Она катилась туда, куда было нужно водителю. Она перевозила тебя из пункта А в пункт В. И при этом почти никогда не ломалась.
- Доктор Ломакс, ученые, которые консультировали наше и ваше правительства, знают, что в Ираке есть один работающий каскад центрифуг, который функционирует уже примерно год. Другой каскад должен вот-вот вступить в строй, но скорее всего еще не работает. На основе этих данных они рассчитали, что иракцы никак не могли успеть изготовить такое количество урана-235 - насколько я помню, тридцать пять килограммов, - которого хватило бы на одну бомбу.
- Совершенно справедливо, - кивнул Ломакс. - С одним каскадом потребуется лет пять, может, и больше. С двумя каскадами - минимум три года.
- Но предположим, что у них параллельно работают не только центрифуги, но и калютроны. Если бы вы возглавляли иракский проект по созданию атомной бомбы, как бы вы ими распорядились?
- Не так, - ответил старый физик и принялся скручивать очередную сигарету. - У меня они работали бы не параллельно, а последовательно. Вам в Лондоне не объяснили, что вся работа начинается с желтого кека? Можно считать, что в нем ноль процентов урана-235, а для бомбы нужна такая дрянь, в которой не меньше девяноста трех процентов этого изотопа.
Мартин вспомнил, как в подвальном помещении под Уайтхоллом то же самое говорил, пыхтя трубкой, доктор Хипуэлл.
- Да, объяснили.
- Но, видно, не потрудились добавить, что большую часть времени занимает процесс обогащения от нуля до двадцати процентов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111