Этот приказ особенно строго соблюдался в Эль-Харце.
В то же время американские грузчики, работавшие в порту Даммама, были озадачены невероятным количеством шампуней, предназначенных для британских ВВС. Они перегружали с кораблей на грузовики или транспортные «геркулесы» несметное количество коробок с этими средствами.
Американцы недоумевали: неужели британские летчики собираются по несколько раз в день мыть голову в стране, где вода ценилась превыше всего? Эту загадку им так и не удалось решить до конца войны.
В другом конце полуострова, на авиационной базе возле Табука, которую британские «торнадо» делили с американскими «фэлконами», пилоты из США были еще больше заинтригованы священнодействием британцев, которые, устроившись после заката под тентами, наливали в стаканы немного шампуня и разбавляли его водой из бутылок.
В Эль-Харце таких проблем не возникало. Да и жить здесь приходилось не так роскошно, как в Тумраите. Отдельная палатка была лишь у командира авиакрыла, все остальные, от полковника и ниже, размещались - в зависимости от ранга - по двое, четверо, по шестеро, восемь или даже двенадцать человек в палатке.
Хуже того, улица, на которой жил женский персонал авиакрыла, оказалась вне пределов досягаемости. Эта проблема тем более раздражала пилотов, что американки, верные своим обычаям и свободные от надзора «мутавы» - саудовской религиозной полиции, регулярно загорали в одних бикини за невысокими загородками, которые они воздвигли вокруг своих палаток.
В конце концов находчивые пилоты реквизировали все грузовики с высоким кузовом. Настоящий патриот попадал из своей палатки на взлетно-посадочную полосу, только стоя на цыпочках в кузове такого грузовика и делая огромный крюк, чтобы проехать по улице женского персонала и убедиться, что его дорогие соотечественницы сохраняют отличную форму.
Впрочем, для большинства летчиков дальше подобного служения своему гражданскому долгу дело не заходило.
Изменить настроение пилотов была и другая причина. Организация Объединенных Наций потребовала от Саддама Хуссейна вывода иракских войск из Кувейта до 16 января. Багдад по-прежнему отделывался вызывающими декларациями. Впервые стало очевидным, что дело идет к настоящей войне. Тренировочные полеты стали насущной необходимостью.
По каким-то причинам 15 декабря в Вене было очень тепло, не по-зимнему ярко светило солнце. В обеденный перерыв фрейлейн Харденберг, как обычно, покинула здание банка и неожиданно для самой себя решила не ходить в привычное кафе, а вместо ленча купить несколько бутербродов в городском парке, в нескольких кварталах от Балгассе.
Здесь она обычно проводила обеденные перерывы летом и в начале осени и для этого брала бутерброды из дома. А 15 декабря она не запаслась ничем.
Тем не менее, бросив взгляд на голубое небо над Францисканер-платц, фрейлейн Харденберг, одетая в опрятное твидовое пальто, решила, что если природа дарит ей, хотя бы на один день, частичку Altweibersommer - венского бабьего лета, грешно не воспользоваться такой возможностью и не посидеть в парке.
У фрейлейн Харденберг была особая причина любить этот небольшой парк за Рингом. В одном из его уголков размещался салон Хюбнера - ресторан со стеклянными стенами, напоминавший ей небольшую консерваторию. Здесь в обеденное время маленький оркестр играл мелодии Штрауса - самого венского из композиторов.
Те, кому обед в ресторане был не по карману, могли сидеть в парке по соседству и бесплатно наслаждаться музыкой. К тому же в центре парка под каменным сводом стояло изваяние самого великого Иоганна.
Эдит Харденберг купила бутерброды в ближайшем баре, села на свободную скамейку, согретую солнечными лучами, и лениво жевала, прислушиваясь к мелодиям вальса.
- Прошу прощения, - произнес по-немецки незнакомый низкий голос.
Фрейлейн Харденберг вздрогнула. Больше всего на свете она терпеть не могла, когда к ней обращались незнакомцы. Она недовольно покосилась на нахала, осмелившегося нарушить ее уединение.
Это был темноволосый молодой мужчина с добрыми карими глазами. По-немецки он говорил с акцентом. Эдит уже была готова проявить свою обычную твердость и снова отвернуться, но в этот момент заметила, что молодой человек держит в руке иллюстрированную брошюру и показывает на какое-то слово. Эдит машинально бросила взгляд на брошюру. Это оказалась иллюстрированная программка к опере «Волшебная флейта».
- Пожалуйста, вот это слово, оно не немецкое, нет?
Пальцем он показывал на слово «либретто». Конечно, ей следовало не отвечать, просто встать и уйти. Она начала заворачивать недоеденные бутерброды.
- Нет, - коротко ответила фрейлейн Харденберг. - Итальянское.
- Ах так, - извиняющимся тоном отозвался молодой человек. - Я изучаю немецкий, но совершенно не знаю итальянского. Это значит музыка, да?
- Нет, - ответила Эдит. - Это значит текст, слова.
- Спасибо, - искренне сказал молодой человек. - Трудно понимать венскую оперу, но мне она очень нравится.
Пальцы Эдит сначала замедлили движения, потом совсем перестали заворачивать оставшиеся бутерброды.
- Знаете, действие оперы происходит в Египте, - объяснил молодой человек.
Ну не глупо ли рассказывать это ей, которая наизусть знала каждое слово из «Die Zauberflote».
- Да, в Египте, - подтвердила она.
Дело уже зашло слишком далеко, подумала фрейлейн Харденберг. Кем бы он ни был, этот юноша, он ужасно нахален. Она чуть было не разговорилась. Сама мысль о чем-либо подобном была ей противна.
- Так же, как и в «Аиде», - заметил молодой человек, возвращаясь к изучению своей программки. - Мне нравится Верди, но, кажется, я все же предпочитаю Моцарта.
Бутерброды были уже завернуты, Эдит осталось только встать и уйти. Она повернулась к молодому человеку, а тот именно в этот момент поднял глаза и улыбнулся очень застенчивой, почти умоляющей улыбкой. На Эдит с собачьей преданностью смотрели карие глаза с такими ресницами, за которые любая фотомодель отдала бы полжизни.
- Тут не о чем говорить, - сказала она. - Моцарт - король всех композиторов.
Молодой человек улыбнулся чуть шире, сверкнув ровными белыми зубами.
- Когда-то он жил в Вене. Может быть, сидел здесь, вот на этой скамейке и сочинял музыку.
- Этого не могло быть, - возразила Эдит. - Тогда этой скамейки не существовало.
Она встала и отвернулась. Молодой человек тоже встал и отвесил по-венски короткий поклон.
- Прошу прощения за то, что помешал вам, фрейлейн. Но я весьма благодарен вам за помощь.
Эдит Харденберг пошла из парка, снова к своему рабочему столу, чтобы закончить ленч там. Она была ужасно сердита на себя. Сейчас разговоры с незнакомыми молодыми людьми в парке, а дальше что? С другой стороны, это всего лишь студент-иностранец, который искренне хочет узнать побольше о венской опере. Ничего плохого в этом нет. Но хорошенького понемножку. Эдит прошла мимо афишы. Ну конечно, через три дня в венской опере будет «Волшебная флейта». Кто знает, может быть, посещение оперы входило в программу обучения молодого человека.
Несмотря на страстную увлеченность классической музыкой, Эдит Харденберг ни разу не была в венском Opernhaus. Конечно, она заходила в здание днем, когда оно было открыто для всех, но билет в партер всегда оставался для нее несбыточной мечтой.
Дело было даже не только в непомерно высокой цене. Абонементы в оперу передаются из поколения в поколение, они доступны лишь очень богатым. Иногда билеты можно было достать по знакомству, а нужных знакомств у Эдит тоже не было. Впрочем, даже обычный разовый билет был ей не по средствам. Она вздохнула и вернулась на рабочее место.
Теплая погода продержалась всего лишь день, потом снова похолодало, небо затянули серые тучи. Эдит стала обедать в своем обычном кафе, всегда за одним и тем же столиком. Она была очень аккуратной женщиной, а во многом даже рабой собственных привычек.
На третий день после визита в парк она в обычное время, минута в минуту, села за свой столик и краешком глаза заметила, что соседний столик тоже занят. Там лежали два-три учебника - ей и в голову не пришло прочесть названия, - а рядом стоял недопитый стакан воды.
Не успела Эдит заказать свое обычное дежурное блюдо, как к соседнему столику вернулся владелец учебников. Он сел, потом осмотрелся и, узнав Эдит, издал возглас удивления.
- О, здравствуйте, мы снова встретились, - сказал он.
Эдит недовольно сжала губы. Подошла официантка и поставила на стол заказанное блюдо. Эдит оказалась в ловушке. А молодой человек никак не мог угомониться.
- Вы знаете, я закончил с программой. Надеюсь, теперь я понял все.
Эдит кивнула и осторожно принялась за еду.
- Отлично. Вы здесь учитесь?
Зачем она задала этот вопрос? Что за бес вселился в нее? Но кругом стоял обычный ресторанный гомон. Что тебя тревожит, Эдит? Что плохого в вежливом разговоре, хотя бы и с иностранным студентом? Интересно, что сказал бы repp Гемютлих? Он, конечно, не одобрил бы.
Смуглый молодой человек радостно улыбнулся.
- Да. Я изучаю технику. В техническом университете. Когда получу диплом, я вернусь домой и буду помогать развитию моей страны. Простите, я не представился, меня зовут Карим.
- Фрейлейн Харденберг, - строго сказала Эдит. - Откуда вы приехали, герр Карим?
- Из Иордании.
О Боже милосердный, только араба ей и не хватало. Что ж, в техническом университете, что в двух кварталах отсюда, за Кертнер-рингом, должно быть, много арабов. Большей частью это были ужасные люди, уличные торговцы, они продавали ковры и газеты в открытых кафе и не хотели уходить, даже когда их прогоняли. Этот молодой человек казался вполне респектабельным. Может быть, из хорошей семьи. Но все же.., араб. Эдит закончила ленч и жестом попросила счет. Пора оставить этого молодого человека, хоть и исключительно вежливого. Для араба.
- И все же, - с сожалением сказал Карим, - думаю, я не смогу пойти.
Эдит принесли счет. Немного покопавшись в кошельке, она извлекла несколько шиллингов.
- Пойти куда?
- В оперу. На «Волшебную флейту». У меня не хватит храбрости. Там столько людей. Не будешь знать, куда пойти, когда аплодировать.
Эдит покровительственно улыбнулась.
- О, думаю, вы не пойдете в любом случае, молодой человек, потому что не достанете билета.
Карим удивленно поднял брови.
- Нет, нет, дело совсем не в этом.
Он сунул руку в карман и положил на стол два бумажных листка. На ее стол. Рядом с ее счетом. Второй ряд партера. В нескольких метрах от певцов. Недалеко от центрального прохода.
- У меня есть друг в Организации Объединенных Наций. Понимаете, им выделяют какое-то количество билетов. Но ему они не нужны, поэтому он отдал билеты мне.
Отдал. Не продал, а просто отдал. Бесценные билеты - и просто отдал.
- Не согласились бы вы, - умоляющим тоном сказал молодой человек, - взять меня с собой? Пожалуйста.
Просьба была сформулирована безукоризненно. Получалось, что она должна сделать ему одолжение.
Эдит представила себя в том огромном, сводчатом, позолоченном раю в стиле рококо; вместе с божественными звуками оркестра, голосами басов, баритонов, теноров и сопрано ее душа возносится к плафонам высокого потолка...
- Ни в коем случае, - ответила она.
- О, прошу прощения, фрейлейн, я оскорбил вас. Он взял билеты со стола и начал их рвать.
- Нет. - Ее рука сама собой легла на руку молодого человека, когда бесценные билеты уже были надорваны на дюйм. - Не надо этого делать.
Щеки Эдит заалели.
- Но мне они не нужны...
- Что ж, я думаю...
Лицо молодого человека засветилось счастьем.
- Значит, вы покажете мне вашу оперу, да?
Показать ему оперу. Это совсем другое дело. Это же не свидание. Не такое свидание, на которое обычно ходят те, кто.., принимает приглашения. А она будет кем-то вроде гида, только и всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
В то же время американские грузчики, работавшие в порту Даммама, были озадачены невероятным количеством шампуней, предназначенных для британских ВВС. Они перегружали с кораблей на грузовики или транспортные «геркулесы» несметное количество коробок с этими средствами.
Американцы недоумевали: неужели британские летчики собираются по несколько раз в день мыть голову в стране, где вода ценилась превыше всего? Эту загадку им так и не удалось решить до конца войны.
В другом конце полуострова, на авиационной базе возле Табука, которую британские «торнадо» делили с американскими «фэлконами», пилоты из США были еще больше заинтригованы священнодействием британцев, которые, устроившись после заката под тентами, наливали в стаканы немного шампуня и разбавляли его водой из бутылок.
В Эль-Харце таких проблем не возникало. Да и жить здесь приходилось не так роскошно, как в Тумраите. Отдельная палатка была лишь у командира авиакрыла, все остальные, от полковника и ниже, размещались - в зависимости от ранга - по двое, четверо, по шестеро, восемь или даже двенадцать человек в палатке.
Хуже того, улица, на которой жил женский персонал авиакрыла, оказалась вне пределов досягаемости. Эта проблема тем более раздражала пилотов, что американки, верные своим обычаям и свободные от надзора «мутавы» - саудовской религиозной полиции, регулярно загорали в одних бикини за невысокими загородками, которые они воздвигли вокруг своих палаток.
В конце концов находчивые пилоты реквизировали все грузовики с высоким кузовом. Настоящий патриот попадал из своей палатки на взлетно-посадочную полосу, только стоя на цыпочках в кузове такого грузовика и делая огромный крюк, чтобы проехать по улице женского персонала и убедиться, что его дорогие соотечественницы сохраняют отличную форму.
Впрочем, для большинства летчиков дальше подобного служения своему гражданскому долгу дело не заходило.
Изменить настроение пилотов была и другая причина. Организация Объединенных Наций потребовала от Саддама Хуссейна вывода иракских войск из Кувейта до 16 января. Багдад по-прежнему отделывался вызывающими декларациями. Впервые стало очевидным, что дело идет к настоящей войне. Тренировочные полеты стали насущной необходимостью.
По каким-то причинам 15 декабря в Вене было очень тепло, не по-зимнему ярко светило солнце. В обеденный перерыв фрейлейн Харденберг, как обычно, покинула здание банка и неожиданно для самой себя решила не ходить в привычное кафе, а вместо ленча купить несколько бутербродов в городском парке, в нескольких кварталах от Балгассе.
Здесь она обычно проводила обеденные перерывы летом и в начале осени и для этого брала бутерброды из дома. А 15 декабря она не запаслась ничем.
Тем не менее, бросив взгляд на голубое небо над Францисканер-платц, фрейлейн Харденберг, одетая в опрятное твидовое пальто, решила, что если природа дарит ей, хотя бы на один день, частичку Altweibersommer - венского бабьего лета, грешно не воспользоваться такой возможностью и не посидеть в парке.
У фрейлейн Харденберг была особая причина любить этот небольшой парк за Рингом. В одном из его уголков размещался салон Хюбнера - ресторан со стеклянными стенами, напоминавший ей небольшую консерваторию. Здесь в обеденное время маленький оркестр играл мелодии Штрауса - самого венского из композиторов.
Те, кому обед в ресторане был не по карману, могли сидеть в парке по соседству и бесплатно наслаждаться музыкой. К тому же в центре парка под каменным сводом стояло изваяние самого великого Иоганна.
Эдит Харденберг купила бутерброды в ближайшем баре, села на свободную скамейку, согретую солнечными лучами, и лениво жевала, прислушиваясь к мелодиям вальса.
- Прошу прощения, - произнес по-немецки незнакомый низкий голос.
Фрейлейн Харденберг вздрогнула. Больше всего на свете она терпеть не могла, когда к ней обращались незнакомцы. Она недовольно покосилась на нахала, осмелившегося нарушить ее уединение.
Это был темноволосый молодой мужчина с добрыми карими глазами. По-немецки он говорил с акцентом. Эдит уже была готова проявить свою обычную твердость и снова отвернуться, но в этот момент заметила, что молодой человек держит в руке иллюстрированную брошюру и показывает на какое-то слово. Эдит машинально бросила взгляд на брошюру. Это оказалась иллюстрированная программка к опере «Волшебная флейта».
- Пожалуйста, вот это слово, оно не немецкое, нет?
Пальцем он показывал на слово «либретто». Конечно, ей следовало не отвечать, просто встать и уйти. Она начала заворачивать недоеденные бутерброды.
- Нет, - коротко ответила фрейлейн Харденберг. - Итальянское.
- Ах так, - извиняющимся тоном отозвался молодой человек. - Я изучаю немецкий, но совершенно не знаю итальянского. Это значит музыка, да?
- Нет, - ответила Эдит. - Это значит текст, слова.
- Спасибо, - искренне сказал молодой человек. - Трудно понимать венскую оперу, но мне она очень нравится.
Пальцы Эдит сначала замедлили движения, потом совсем перестали заворачивать оставшиеся бутерброды.
- Знаете, действие оперы происходит в Египте, - объяснил молодой человек.
Ну не глупо ли рассказывать это ей, которая наизусть знала каждое слово из «Die Zauberflote».
- Да, в Египте, - подтвердила она.
Дело уже зашло слишком далеко, подумала фрейлейн Харденберг. Кем бы он ни был, этот юноша, он ужасно нахален. Она чуть было не разговорилась. Сама мысль о чем-либо подобном была ей противна.
- Так же, как и в «Аиде», - заметил молодой человек, возвращаясь к изучению своей программки. - Мне нравится Верди, но, кажется, я все же предпочитаю Моцарта.
Бутерброды были уже завернуты, Эдит осталось только встать и уйти. Она повернулась к молодому человеку, а тот именно в этот момент поднял глаза и улыбнулся очень застенчивой, почти умоляющей улыбкой. На Эдит с собачьей преданностью смотрели карие глаза с такими ресницами, за которые любая фотомодель отдала бы полжизни.
- Тут не о чем говорить, - сказала она. - Моцарт - король всех композиторов.
Молодой человек улыбнулся чуть шире, сверкнув ровными белыми зубами.
- Когда-то он жил в Вене. Может быть, сидел здесь, вот на этой скамейке и сочинял музыку.
- Этого не могло быть, - возразила Эдит. - Тогда этой скамейки не существовало.
Она встала и отвернулась. Молодой человек тоже встал и отвесил по-венски короткий поклон.
- Прошу прощения за то, что помешал вам, фрейлейн. Но я весьма благодарен вам за помощь.
Эдит Харденберг пошла из парка, снова к своему рабочему столу, чтобы закончить ленч там. Она была ужасно сердита на себя. Сейчас разговоры с незнакомыми молодыми людьми в парке, а дальше что? С другой стороны, это всего лишь студент-иностранец, который искренне хочет узнать побольше о венской опере. Ничего плохого в этом нет. Но хорошенького понемножку. Эдит прошла мимо афишы. Ну конечно, через три дня в венской опере будет «Волшебная флейта». Кто знает, может быть, посещение оперы входило в программу обучения молодого человека.
Несмотря на страстную увлеченность классической музыкой, Эдит Харденберг ни разу не была в венском Opernhaus. Конечно, она заходила в здание днем, когда оно было открыто для всех, но билет в партер всегда оставался для нее несбыточной мечтой.
Дело было даже не только в непомерно высокой цене. Абонементы в оперу передаются из поколения в поколение, они доступны лишь очень богатым. Иногда билеты можно было достать по знакомству, а нужных знакомств у Эдит тоже не было. Впрочем, даже обычный разовый билет был ей не по средствам. Она вздохнула и вернулась на рабочее место.
Теплая погода продержалась всего лишь день, потом снова похолодало, небо затянули серые тучи. Эдит стала обедать в своем обычном кафе, всегда за одним и тем же столиком. Она была очень аккуратной женщиной, а во многом даже рабой собственных привычек.
На третий день после визита в парк она в обычное время, минута в минуту, села за свой столик и краешком глаза заметила, что соседний столик тоже занят. Там лежали два-три учебника - ей и в голову не пришло прочесть названия, - а рядом стоял недопитый стакан воды.
Не успела Эдит заказать свое обычное дежурное блюдо, как к соседнему столику вернулся владелец учебников. Он сел, потом осмотрелся и, узнав Эдит, издал возглас удивления.
- О, здравствуйте, мы снова встретились, - сказал он.
Эдит недовольно сжала губы. Подошла официантка и поставила на стол заказанное блюдо. Эдит оказалась в ловушке. А молодой человек никак не мог угомониться.
- Вы знаете, я закончил с программой. Надеюсь, теперь я понял все.
Эдит кивнула и осторожно принялась за еду.
- Отлично. Вы здесь учитесь?
Зачем она задала этот вопрос? Что за бес вселился в нее? Но кругом стоял обычный ресторанный гомон. Что тебя тревожит, Эдит? Что плохого в вежливом разговоре, хотя бы и с иностранным студентом? Интересно, что сказал бы repp Гемютлих? Он, конечно, не одобрил бы.
Смуглый молодой человек радостно улыбнулся.
- Да. Я изучаю технику. В техническом университете. Когда получу диплом, я вернусь домой и буду помогать развитию моей страны. Простите, я не представился, меня зовут Карим.
- Фрейлейн Харденберг, - строго сказала Эдит. - Откуда вы приехали, герр Карим?
- Из Иордании.
О Боже милосердный, только араба ей и не хватало. Что ж, в техническом университете, что в двух кварталах отсюда, за Кертнер-рингом, должно быть, много арабов. Большей частью это были ужасные люди, уличные торговцы, они продавали ковры и газеты в открытых кафе и не хотели уходить, даже когда их прогоняли. Этот молодой человек казался вполне респектабельным. Может быть, из хорошей семьи. Но все же.., араб. Эдит закончила ленч и жестом попросила счет. Пора оставить этого молодого человека, хоть и исключительно вежливого. Для араба.
- И все же, - с сожалением сказал Карим, - думаю, я не смогу пойти.
Эдит принесли счет. Немного покопавшись в кошельке, она извлекла несколько шиллингов.
- Пойти куда?
- В оперу. На «Волшебную флейту». У меня не хватит храбрости. Там столько людей. Не будешь знать, куда пойти, когда аплодировать.
Эдит покровительственно улыбнулась.
- О, думаю, вы не пойдете в любом случае, молодой человек, потому что не достанете билета.
Карим удивленно поднял брови.
- Нет, нет, дело совсем не в этом.
Он сунул руку в карман и положил на стол два бумажных листка. На ее стол. Рядом с ее счетом. Второй ряд партера. В нескольких метрах от певцов. Недалеко от центрального прохода.
- У меня есть друг в Организации Объединенных Наций. Понимаете, им выделяют какое-то количество билетов. Но ему они не нужны, поэтому он отдал билеты мне.
Отдал. Не продал, а просто отдал. Бесценные билеты - и просто отдал.
- Не согласились бы вы, - умоляющим тоном сказал молодой человек, - взять меня с собой? Пожалуйста.
Просьба была сформулирована безукоризненно. Получалось, что она должна сделать ему одолжение.
Эдит представила себя в том огромном, сводчатом, позолоченном раю в стиле рококо; вместе с божественными звуками оркестра, голосами басов, баритонов, теноров и сопрано ее душа возносится к плафонам высокого потолка...
- Ни в коем случае, - ответила она.
- О, прошу прощения, фрейлейн, я оскорбил вас. Он взял билеты со стола и начал их рвать.
- Нет. - Ее рука сама собой легла на руку молодого человека, когда бесценные билеты уже были надорваны на дюйм. - Не надо этого делать.
Щеки Эдит заалели.
- Но мне они не нужны...
- Что ж, я думаю...
Лицо молодого человека засветилось счастьем.
- Значит, вы покажете мне вашу оперу, да?
Показать ему оперу. Это совсем другое дело. Это же не свидание. Не такое свидание, на которое обычно ходят те, кто.., принимает приглашения. А она будет кем-то вроде гида, только и всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111