– Предупреждаю: то, чем я занимаюсь, нельзя назвать точной наукой.
– Бессмысленное слово, – отозвался он, благосклонно кивая. – Точной науки не бывает. Давай ближе к делу.
– Похоже, что удар при падении не нанес ему никаких душевных травм, – начала Стиви. – Если на то пошло, то, по моим наблюдениям, он даже стал более сильным и решительным, чем прежде.
– А физически как?
– При падении через стеклянную крышу можно переломать все кости. Ему исключительно повезло. Раны весьма глубокие, но с вашей помощью мы удостоверились, что нервы не задеты. Он проявил замечательную способность восстанавливать свои силы: не испытывает почти никаких осложнений после операции, а прошло всего лишь десять дней.
– А можно считать, что под твоим контролем он физически полностью вошел в норму? – спросил Торнберг, разглядывая огонек на конце сигары.
Стиви немного задумалась, неподвижно сидя в кресле и наблюдая, как красивая голубоглазая блондинка ведет лошадь через дорожку на поле для гольфа.
– Он ходит, сгибается, поднимает тяжести, – сказала она, наклонив голову и глядя на свои руки, – внешне безболезненно. Даже если и испытывает при этом затруднения, то не говорит. Способность к выздоровлению у него потрясающая.
Торнберг хмыкнул и зажег спичку, вновь раскуривая погасшую сигару.
– Твой муж почти гений, поэтому я и организовал ему работу в Вашингтоне везде, где только возможно, – сказал он. – Но гениальность не помешала ему оказаться дерьмом, не так ли?
– В мире хватает всякого дерьма, – уклончиво отозвалась Стиви. – Я делаю все, чтобы его было поменьше, и если хоть кому-то принесла пользу, то это мне приятно.
– То же самое можно сказать и про Мэтисона, – произнес Торнберг, с легким свистом выпуская дым и буравя ее глазами. – Ты ведь мне веришь? Не считаешь же ты, что я вовлек тебя в какое-то грязное дело, чтобы вести слежку за каким-то фараоном.
– Я не люблю таких выражений.
Торнберг понимающе кивнул.
– Приношу глубочайшие извинения. В мои намерения не входило обидеть тебя, – сказал он, сообразив, что зашел слишком далеко, хотя это и требовалось для определения текущего эмоционального состояния собеседницы. – Просто я знаю, как привлекателен Мэтисон, как тебе понравилось ухаживать за ним и как мало ты видишься с Мортоном.
Торнберг знал, что самой сильной и опасной стороной Вулфа Мэтисона является его умение завоевывать преданность окружающих. Требовалось принять контрмеры, поэтому он продолжал:
– Если будешь, скажем так, неравнодушной к нему, то можешь оказаться в неловком, мягко говоря, положении. Он скоро отправится за границу, и, возможно, не один, а с женщиной. Тебе лучше в это никак не вмешиваться.
Она посмотрела на него в упор, но не промолвила ни слова.
– Как я уже говорил, к Мэтисону я испытываю лишь глубочайшее уважение, поэтому и хочу, чтобы он участвовал в этой драке.
– Но ведь драка-то ваша? – заметила Стиви. "Быстро соображает", – подумал про себя Торнберг.
– Да, – согласился он вслух. – Но я гарантирую, что это для него лучше, чем та ситуация, от которой он избавится. Даю слово, в конечном счете в этом деле ты его поддержишь.
– Будьте уверены, меня не прельщает роль подруги, которой остается только догадываться, что к чему, – сказала Стиви с улыбкой и, наклонившись, пожала ему руку. – Я знаю, какую большую помощь вы оказали мне... И Нортону тоже. Я вам весьма признательна за все это.
– Ты мне нравишься, Стиви. В самом деле нравишься, – промолвил Торнберг. – Про большинство других людей, включая собственных детей, я бы так не сказал. Ты умна, и тебе не плевать на других. В нашем теперешнем мире такие качества особенно ценны. Хэм такой же, в, хотя я бываю излишне требователен к нему, это идет ему только на пользу. Я ему благодарен.
– Тогда мы понимаем друг друга.
– Разумеется, понимаем, – кивнул Торнберг и выпустил клуб дыма, чуть не поперхнувшись.
"Есть повод для смеха, – подумал он. – Президент воображает, будто Хэм работает на него, а эти тупые генералы в Пентагоне уверены, что на них. Но это не так. На самом деле, – удовлетворенно отметил про себя Торнберг, – он работает на меня. А в каком-то смысле они все на меня работают, в том числе и эта рафинированная фифа, воображающая, что видит всех насквозь. Я же умнее всех их, вместе взятых, включая сюда и Вулфа Мэтисона".
* * *
– Вы смотрите так, будто я вас съем, – сказала девушка, в которой Вулф узнал Чику. На ее лицо падал свет от фонарей. Черные опалы в маленьких ушах вспыхивали красными, зелеными и синими искрами.
Вулф молчал. Его разум заполнили неясные картины, связанные с сексом и смертью, и он смотрел на нее, пока ему не начало казаться, что она, словно богиня, окружена каким-то таинственным ореолом. Перед его мысленным взором вставали образы Чики: перепрыгивающей через сточную канаву под дождем, впархивающей через заднюю дверь в катафалк, стоящей на широко расставленных ногах с пистолетом на изготовку посреди холодной, насквозь продуваемой улицы перед двумя вооруженными грабителями. Затем она вспомнилась ему стоящей – тоже с широко расставленными ногами – посреди ее необычной квартиры и страстно ласкающей свое собственное тело. А потом перед ним всплыл образ Аманды, мертвой, лежащей в луже крови с диктофоном у головы, снова в снова воспроизводящим запись ее слов, адресованных ему.
Он почувствовал, как у него в ушах с ураганной силой застучал пульс, а ладони стали мокрыми от пота.
– Я был на выставке, – выдавил он наконец из себя. – Видел ваши конструкции. Они вызывают чувство тревоги. Видел и сделанные вами фотографии искусно связанных женщин, еще более тревожащие. А еще я видел, как вы грозили пистолетом уличной шпане и как садились глухой ночью в катафалк. Наверное, я вправе проявлять настороженность.
– У меня есть разрешение на ношение оружия.
– В этом я не сомневаюсь. Обращаетесь вы с ним вполне профессионально.
– Я могу войти? – спросила она, разводя руки. – Оружия у меня с собой нет. Хотите обыскать?
О да, он хотел. Однако виду не подал. Сердце у него билось так, что, казалось, выпрыгнет из груди.
– Как вы меня нашли? С какой целью? – спросил он и тут же подумал, почему она не спрашивает его, зачем он следил за ней. Наверное, уже и так все знает. Вулф внутренне содрогнулся от осознания того, что страшится ее. А может быть, и не ее самой, а того, насколько властно она его влечет к себе.
– Я хочу, чтобы вы узнали обо мне правду. Между нами гораздо больше общего, чем вы думаете, – донесся до Вулфа ее голос.
В ушах у него звенело. Он почувствовал, как струйка пота медленно поползла у него по спине.
– Вы не объяснили, как нашли меня.
– Этого не расскажешь одной фразой, – ответила она. – Может быть, вы позволите мне объяснить? Или вы уже заочно осудили и приговорили меня?
– Входите, – сказал он.
Она вошла в дом Стиви. Вулф следовал за ней и не мог оторвать взгляд от ее ягодиц. Она уселась на край обшитой цветастым ситцем софы. Вулф занял стул напротив. Он смотрел на нее, не мог не смотреть, и чувствовал себя все более беспомощным, очарованным, загипнотизированным. Во рту у него пересохло, а на виске напряженно билась жилка.
– Как насчет чашки чая для меня? – спросила она. – От центра города, да еще с пробками на дороге, ехать пришлось довольно долго.
Они прошли на кухню. Вулф поставил чайник на огонь и стал рыться в шкафчике.
– "Эл Грей" подойдет? – спросил он.
– В самый раз.
Потом он стоял и смотрел, как она пьет чай, темный и крепкий, как жидкая бронза. Она, казалось, была поглощена этим ритуалом.
– Расскажите мне о Суме! – потребовал он.
– О ком, о ком?
– Вы его знаете. Водяной Паук.
– Сума из "Тошин Куро Косай", общество Черного клинка. Я не думала, что вам известно...
– Моравиа и общество Черного клинка, – перебил он ее. – А вы связующее звено между ними.
Она посмотрела на него. Он определенно заинтересовал ее.
– А почему вы так считаете?
– Потому, – произнес он, – наклоняясь и кладя руки на спинку стула, – что я видел фото, на котором вы и Сума болтаете между собой, переходя улицу в Токио.
– Я не виделась с Сумой семь месяцев.
– Неправда. Фото сделали прошлой осенью, не больше пяти месяцев назад.
Она повернулась к нему спиной и уставилась в окно, за которым во тьме шумели деревья.
– Значит, у меня тут все пошло не так, как надо, – проговорила она.
– Пока что я не услышал ничего, чему мог бы верить.
– Да, вы не можете. Я вижу, – сказала она, глядя на него в упор. – Вы чересчур агрессивно настроены по отношению ко мне.
Они стояли друг против друга, разделенные самым обыкновенным столом.
– Мне трудно не считаться с имеющимися у меня уликами уже только потому, что вы говорите мне неправду, – сказал он. – Думаете, я шучу? То, что мне известно, говорит о том, что вы убили нескольких человек. Я, например, знаю, что Моравиа использовали для проникновения в ваше общество Черного клинка.
– Оно не мое, – поправила она.
– Я также знаю, что Сума – один из лучших профессиональных убийц этого общества, и его заприметили здесь. Еще я видел, как вы и Сума болтали между собой, как...
– Фото. Вы видели фото, снятое скрытой камерой. Вы не...
– ...как двое убийц, вспоминающих прошедшие деньки. Я обнаружил кусок ткани от ваших конструкций в сожженной машине. Этот "Файерберд-87?" заметили во время операции по поимке убийцы-рецидивиста, и как раз тогда один из моих людей был убит, а у преследуемого мной преступника все лицо превратилось в кровавую кашу. Вот какая информация связана у меня с вами.
– И это все? – переспросила Чика не моргнув глазом. – Ну нет, есть еще кое-что. Почему вы не все говорите? Разве вы не хотите рассказать, как лазили в окно моей студии?
У Вулфа внутри не то что захолодало – там забушевала ледяная буря.
– Вы знали, что я там?
– Да, – ответила она, засовывая руку себе между ног.
– Тогда, ради бога, ответьте, зачем вы устроили мне это представление?
Чика обогнула стол, встав к Вулфу так близко, что он почувствовал ее запах, запомнившийся ему при обследовании потайной комнаты Моравиа и ее собственной квартиры.
– Я сделала это, – произнесла она, делая упор на каждом слове, – потому что тебе хотелось именно этого.
– Я оказался там, чтобы раскрыть вашу связь с Сумой.
– А не ради этого? – спросила она, прижимая его руку к своему лобку.
– Нет!
Он отдернул руку, словно боясь, что японка нашлет на него пламя, и он обгорит до неузнаваемости, точь-в-точь как Аркуилло.
– Да, кто-то сейчас лжет, – заметила Чика.
На вид ей было не больше двадцати, но поведение и уверенность в себе скорее соответствовали женщине лет на десять старше.
Вулф обошел вокруг и остановился.
– Пора бы вам объясниться, – потребовал он.
– Если вы готовы выслушать, – откликнулась она и, поскольку он промолчал, продолжала: – Во-первых, меня очень ловко подставили. Кто угодно мог отодрать кусок ткани от моей конструкции. Даже если бы я убила вашего сотрудника или вела ту самую машину, то неужели вы считаете, что я настолько глупа, чтобы оставлять такую улику?
– Ошибки совершают все, – подчеркнул Вулф. – Думаю, что даже вы не исключение.
На ее лице промелькнула тень улыбки.
– Во-вторых, что касается фотографии, то вы правы. Ее, должно быть, сделали прошлой осенью. Я встречалась с Сумой в октябре.
– Значит, вы из общества Черного клинка!
– Да! – в голосе Чики прозвучала нотка ярости. – И нет.
– Либо да, либо нет, – отрезал Вулф. – Так что же?
– Я вам завидую, – произнесла Чика, усаживаясь. – Весь ваш взгляд на мир такой черно-белый. Вот тут, по одну сторону, то, что вы защищаете, а там, по другую, – то, против чего должны бороться.
– Это вовсе не так, – возразил он, присаживаясь рядом.
Она подняла голову.
– Тогда почему вы с такой готовностью записываете меня в преступницы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105