почти весь день она промоталась по магазинам, совершая покупки, а теперь мечтала только поскорее принять горячую ванну, переодеться, пропустить рюмочку-другую в баре "Оксидентал-грил" и отправиться с Торнбергом в театр. А потом поужинать вместе с ним.
– Доктор Пауэрс?
Она обернулась и почти лицом к липу столкнулась со стройным симпатичным человеком восточного типа, которому на вид можно было дать около сорока лет или чуть больше.
– Да. Что вам угодно?
– Меня зовут Джейсон Яшида, – представился незнакомец и улыбнулся, не раскрывая рта. – О вас я кое-что слышал, но вы меня не знаете. Не можете ли вы уделить мне несколько минут?
Стиви тоже улыбнулась в ответ.
– Могу, конечно. Но сегодня вечером я, к сожалению, занята.
– Да много времени я не займу, уверяю вас, – настаивал Яшида.
Рот у Стиви еще шире расплылся в улыбке.
– Я очень извиняюсь, но, если бы вы оставили свой телефон у консьержки, я была бы рада поз...
Но тут азиат крепко взял ее за плечо и уверенно повел к лифту, а она почему-то не издала ни звука протеста.
– В ваших же интересах выслушать, что я должен сказать вам, доктор, и как можно скорее, – приговаривал он по пути. Двери лифта открылись, и он втолкнул ее в кабину. – Дело касается вашего знакомого, Торнберга Конрада III. – С этими словами он поспешно нажал на кнопку "Ход", чтобы никто больше не вошел в лифт.
– Ну и что же вы хотите сказать? – поинтересовалась Стиви.
Ее начало раздражать столь бесцеремонное поведение мужчины. Она смотрела, как азиат нажал на кнопку шестого этажа, на котором она как раз проживала, и ей стало любопытно, откуда он узнал, в какой гостинице, на каком этаже и в какой комнате она поселилась.
Яшида не прекращал в это время как-то странно улыбаться.
– У меня есть информация относительно Торнберга, которая вас, вне всякого сомнения, заинтересует, – сказал он.
– Кто вы такой, не шантажист ли? – подозрительно взглянула она на него. – Меня на дешевку не купишь. – Она сбросила его руку со своего плеча.
Яшида насупился и заметил:
– Вы ошибаетесь, доктор. Я не коммивояжер. – В это время лифт поднялся на шестой этаж, и двери автоматически распахнулись. – Пожалуй, мне следовало бы сказать вам также кое-что о вашей погибшей сестре Аманде. – Искусственная улыбка сошла с его лица, и оно приняло прежнее приятное выражение. – Вот мы и приехали на ваш этаж, доктор. Не разрешите ли мне войти вместе с вами?
– Ну выкладывайте, что там у вас? – поторопила она его, когда они переступили порог ее номера.
Она нарочито задержалась в прихожей и не приглашала его в комнату. Сумки с покупками она впихнула в настенные шкафы в прихожей.
Яшида ловким движением вынул из нагрудного кармана куртки обычный почтовый конверт и передал его Стиви. Она внимательно осмотрела конверт снаружи, но внутрь заглядывать пока не стала.
– Вам знаком этот почерк, доктор? – спросил он.
– Да, знаком. Это писала Аманда.
– Вы не ошибаетесь?
– Она же моя сестра. Думаю, что могу признать многое из ее личного... – заметила она и прикусила язык в раздумье, а не слишком ли резко отбрила собеседника.
Яшида удовлетворенно кивнул головой. Больше он не сказал ни слова и даже не пошевелился.
Стиви открыла незаклеенный конверт и, вынув письмо, начала было читать, но сразу же оторвалась от текста и, насмешливо взглянув на Яшиду, передала письма ему обратно.
– А можете ли вы доказать, что у моей сестры были какие-то связи с Торнбергом? – спросила она.
– Мне до этого нет никакого дела, доктор. Думаю, вам тоже, – ответил Яшида вежливо, но твердо и вернул ей обратно письмо вместе с несколькими другими.
– Вы должны прочесть их все, чтобы понять, в чем тут дело.
Некоторое время Стиви внимательно приглядывалась к нему с явно неприязненным видом, но писем обратно не отдала. Спустя минуту-другую она все же пригласила его войти в прихожую, а сама направилась в гостиную и, подойдя к маленькому письменному столику около задрапированного окна, присела на стул. Вскрыв первое письмо, она принялась читать. Прочитав его, принялась за другое.
На чтение ушло немало времени. В комнате начало темнеть, и Яшида вышел, чтобы включить электрическое освещение, держась при этом так, словно был ее прислугой.
Стиви будто не замечала его, она целиком погрузилась в чтение. Сестра писала как бы кровью сердца. И, к ужасу Стиви, письма отражали всю правду.
В этих письмах – а их, вне всякого сомнения, писала сама Аманда – сообщалось о ее взаимоотношениях с Торнбергом Конрадом III, если только это можно было назвать взаимоотношениями. За время своей работы по специальности Стиви приходилось сталкиваться с самыми разными определениями слова "отношения", их было, пожалуй, не меньше, чем самих пациентов, но такого, о чем писалось в письмах Аманды, ей встречать еще не приходилось.
Чувствуя внутреннюю дрожь, она обхватила голову руками, уголок правого глаза начал непроизвольно подергиваться. "Боже мой, – подумала она, – какого только кошмара не бывает в жизни". Из писем со всей очевидностью вытекало, что Аманда стала своеобразным подопытным животным в чрезвычайно безобразном эксперименте, проведение которого субсидировалось Торнбергом. За год с небольшим до своей гибели Аманда регулярно три раза в неделю вкалывала сама себе сыворотку, опасную для жизни и не прошедшую еще клинических испытаний. Эта сыворотка разрабатывалась с той целью, чтобы иметь возможность задерживать процесс старения в человеческом организме, чего Торнберг добивался прежде всего для себя. Он же и снабжал Аманду этим дьявольским эликсиром.
Стиви захотелось отложить письма, но она не могла, ибо ее притягивали колдовские чары ужасного злодеяния. Открыв для себя печальную участь сестры, она по-новому взглянула на личность Торнберга и увидела в нем нечто такое, о чем еще час назад подумать не могла.
Из писем Аманды непреложно вытекало также, что она полностью разделяла с Торнбергом его навязчивую идею. По сути дела, получалось, что если бы эта идея превратилась в быль, то случайное знакомство Аманды с Торнбергом на коктейле, устроенном попечителями университета, вылилось бы в... во что? Во что выродились их взаимоотношения? В симбиоз – только так можно назвать этот странный альянс, в который оказалась вовлеченной Аманда.
Она вместе с Торнбергом поддерживала и лелеяла его навязчивую идею, не рассказывая о ней никому другому. Стиви мысленно ругала себя за то, что не догадалась в свое время поглубже заглянуть в душу Аманды и определить ее психику, которая с виду казалась безмятежной. С болью она припомнила теперь, как неоднократно, когда сестра впадала в депрессию, она объясняла, что все это блажь, пустяки и скоро пройдет. И вот она, Стиви, считающая себя неплохим специалистом, проморгала внутреннюю боль и переживания родной сестры.
Стиви вспомнила, как однажды, когда она еще только начинала свою практическую работу, Аманда сама проанализировала ее состояние и сказала: "Никогда не обольщайся, думая, что уже настолько изучила своих пациентов, что они ничем не смогут тебя удивить. Когда кто-то из твоих пациентов вдруг совершит самоубийство или еще что-нибудь страшное, а ты такого поступка заранее не предусмотришь, то будешь постоянно казнить себя и спрашивать: как же я упустила это? Как я должна была предотвратить несчастье? И позволь заверить тебя, Стиви, что ответов на эти вопросы просто-напросто не существует".
Стиви вытащила из конверта последнее письмо и, как это бывает в самый критический момент в классических трагедиях, узнала, как и чем жила Аманда в последние недели своей жизни. Вот что она писала:
"Вы писали мне, что я в отличном состоянии, что эксперимент проходит по плану, но тело мое говорит об обратном. Мне боязно не только потому, что я знаю, что происходит внутри моего организма, но и потому, что я понимаю слабости в вашей моральной позиции. Вы не можете встретиться со мной или даже переговорить.
Я знаю, что поклялась никогда никому не рассказывать о том, на что согласилась рискнуть, но теперь, когда я оказалась в одиночестве среди тьмы времени и пространства, не могу больше испытывать муки молчания. Я ощущаю себя буквально в преддверии ада, из которого есть только один выход – в сам ад, чего я никак не заслуживаю.
В любом случае, пишу вам (поскольку по телефону вы отказались говорить), чтобы сказать, что я должна нарушить данную клятву. И поэтому я приняла решение все рассказать Вулфу про эту гнусность, пока еще у меня не сгнило все внутри. Но расскажу не сразу, на это уйдет, без сомнения, некоторое время, поскольку мне надо собраться с духом, которого у меня за последние дни почти совсем не осталось. Но все же Вулфу я расскажу все. Это самое малое, что я могу сделать лично для себя, но весьма возможно, что это в то же время и самое большее.
Я хочу, чтобы вы знали, что я вовсе не обвиняю вас. Я теперь нахожусь в подвешенном состоянии между жизнью и смертью из-за своего слепого фанатизма. Знать бы мне тогда, почему вы не отказались от моей руки, когда я протянула ее вам, чтобы удержать вас, как я полагала, от грехопадения.
Прощайте, Торнберг... "
Стиви прикрыла глаза, но слезы все равно катились по щекам, обжигая их, словно кислотой. Под ложечкой она ощутила слабость, будто ее ударили по горлу. Она с трудом удерживалась от рвоты.
– Это Торнберг убил вашу сестру, доктор.
Услышав слова Яшиды, Стиви тяжело вздохнула и молча повернулась к нему. На лице у нее появились пятна и полосы от пролитых слез.
– О-о, я вовсе не имею в виду, что он убил ее самолично, – продолжал Яшида. – Он не такой простак, чтобы влипнуть в уголовщину и засветиться. Но несомненно то, что ее убили по его приказу.
– Зачем? – с неимоверным усилием только и смогла вымолвить это слово Стиви.
– В своем последнем письме она четко дает понять зачем, не так ли? – заметил Яшида. – Она же намеревалась рассказать своему приятелю, что творил с ней Торнберг. А Мэтисон ведь полицейский, правда? Ну и как вы думаете, какое бы решение он принял? Он бы привел в действие все имеющиеся у него возможности и не давал бы Торнбергу и дня спокойно прожить. Торнберг, конечно же, никак не мог допустить этого. У него оставался единственный выбор – заткнуть рот вашей сестре.
Стиви опустила голову. Ее слезы размыли последние слова в письме Аманды. Она аккуратно сложила все странички, тщательно разгладив их.
– Я хочу взять их на память.
– Да, да, конечно, – поспешно согласился Яшида.
Стиви смогла лишь начать дышать спокойнее, все остальные чувства и действия вышли из-под ее контроля. Ей почему-то подумалось, что все это происходит в каком-то безумном сне и что если она ущипнет себя и проснется, то реальность окажется не такой уж страшной.
– Ну и чего же вы хотите? – спросила она Яшиду спустя какое-то время.
– А ничего, – ответил тот, направляясь к двери. – Все, что я хотел, получил сполна.
Он вышел, в номере установилась мертвая тишина. Стиви долго сидела сгорбившись за столом. Сквозь окно со звукопоглощающими шторами прорвался звук автомобильного гудка, прозвучавший столь резко и остро, что она наконец очнулась. А потом снова воцарилась мертвая тишина, напоминающая ей густой запах цветов, лежащих у свежей могилы.
* * *
– Есть одна древняя японская легенда, а может, и в китайская – настолько она древняя-предревняя, – начала Чика. – В ней рассказывается о демоне-людоеде. Как и все прочие демоны, этот тоже был двуполым, то есть одновременно и мужчиной и женщиной, но раз уж он предпочитал являться перед людьми в женском обличье, то его и стали называть "она".
Этого демона изгнали из тринадцатого круга подземного царства, который жители западных стран отождествляют с адом, за нерадивость. Итак, ходила она, бродила по свету и никак не могла придумать, каким образом увеличить свою демоническую силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
– Доктор Пауэрс?
Она обернулась и почти лицом к липу столкнулась со стройным симпатичным человеком восточного типа, которому на вид можно было дать около сорока лет или чуть больше.
– Да. Что вам угодно?
– Меня зовут Джейсон Яшида, – представился незнакомец и улыбнулся, не раскрывая рта. – О вас я кое-что слышал, но вы меня не знаете. Не можете ли вы уделить мне несколько минут?
Стиви тоже улыбнулась в ответ.
– Могу, конечно. Но сегодня вечером я, к сожалению, занята.
– Да много времени я не займу, уверяю вас, – настаивал Яшида.
Рот у Стиви еще шире расплылся в улыбке.
– Я очень извиняюсь, но, если бы вы оставили свой телефон у консьержки, я была бы рада поз...
Но тут азиат крепко взял ее за плечо и уверенно повел к лифту, а она почему-то не издала ни звука протеста.
– В ваших же интересах выслушать, что я должен сказать вам, доктор, и как можно скорее, – приговаривал он по пути. Двери лифта открылись, и он втолкнул ее в кабину. – Дело касается вашего знакомого, Торнберга Конрада III. – С этими словами он поспешно нажал на кнопку "Ход", чтобы никто больше не вошел в лифт.
– Ну и что же вы хотите сказать? – поинтересовалась Стиви.
Ее начало раздражать столь бесцеремонное поведение мужчины. Она смотрела, как азиат нажал на кнопку шестого этажа, на котором она как раз проживала, и ей стало любопытно, откуда он узнал, в какой гостинице, на каком этаже и в какой комнате она поселилась.
Яшида не прекращал в это время как-то странно улыбаться.
– У меня есть информация относительно Торнберга, которая вас, вне всякого сомнения, заинтересует, – сказал он.
– Кто вы такой, не шантажист ли? – подозрительно взглянула она на него. – Меня на дешевку не купишь. – Она сбросила его руку со своего плеча.
Яшида насупился и заметил:
– Вы ошибаетесь, доктор. Я не коммивояжер. – В это время лифт поднялся на шестой этаж, и двери автоматически распахнулись. – Пожалуй, мне следовало бы сказать вам также кое-что о вашей погибшей сестре Аманде. – Искусственная улыбка сошла с его лица, и оно приняло прежнее приятное выражение. – Вот мы и приехали на ваш этаж, доктор. Не разрешите ли мне войти вместе с вами?
– Ну выкладывайте, что там у вас? – поторопила она его, когда они переступили порог ее номера.
Она нарочито задержалась в прихожей и не приглашала его в комнату. Сумки с покупками она впихнула в настенные шкафы в прихожей.
Яшида ловким движением вынул из нагрудного кармана куртки обычный почтовый конверт и передал его Стиви. Она внимательно осмотрела конверт снаружи, но внутрь заглядывать пока не стала.
– Вам знаком этот почерк, доктор? – спросил он.
– Да, знаком. Это писала Аманда.
– Вы не ошибаетесь?
– Она же моя сестра. Думаю, что могу признать многое из ее личного... – заметила она и прикусила язык в раздумье, а не слишком ли резко отбрила собеседника.
Яшида удовлетворенно кивнул головой. Больше он не сказал ни слова и даже не пошевелился.
Стиви открыла незаклеенный конверт и, вынув письмо, начала было читать, но сразу же оторвалась от текста и, насмешливо взглянув на Яшиду, передала письма ему обратно.
– А можете ли вы доказать, что у моей сестры были какие-то связи с Торнбергом? – спросила она.
– Мне до этого нет никакого дела, доктор. Думаю, вам тоже, – ответил Яшида вежливо, но твердо и вернул ей обратно письмо вместе с несколькими другими.
– Вы должны прочесть их все, чтобы понять, в чем тут дело.
Некоторое время Стиви внимательно приглядывалась к нему с явно неприязненным видом, но писем обратно не отдала. Спустя минуту-другую она все же пригласила его войти в прихожую, а сама направилась в гостиную и, подойдя к маленькому письменному столику около задрапированного окна, присела на стул. Вскрыв первое письмо, она принялась читать. Прочитав его, принялась за другое.
На чтение ушло немало времени. В комнате начало темнеть, и Яшида вышел, чтобы включить электрическое освещение, держась при этом так, словно был ее прислугой.
Стиви будто не замечала его, она целиком погрузилась в чтение. Сестра писала как бы кровью сердца. И, к ужасу Стиви, письма отражали всю правду.
В этих письмах – а их, вне всякого сомнения, писала сама Аманда – сообщалось о ее взаимоотношениях с Торнбергом Конрадом III, если только это можно было назвать взаимоотношениями. За время своей работы по специальности Стиви приходилось сталкиваться с самыми разными определениями слова "отношения", их было, пожалуй, не меньше, чем самих пациентов, но такого, о чем писалось в письмах Аманды, ей встречать еще не приходилось.
Чувствуя внутреннюю дрожь, она обхватила голову руками, уголок правого глаза начал непроизвольно подергиваться. "Боже мой, – подумала она, – какого только кошмара не бывает в жизни". Из писем со всей очевидностью вытекало, что Аманда стала своеобразным подопытным животным в чрезвычайно безобразном эксперименте, проведение которого субсидировалось Торнбергом. За год с небольшим до своей гибели Аманда регулярно три раза в неделю вкалывала сама себе сыворотку, опасную для жизни и не прошедшую еще клинических испытаний. Эта сыворотка разрабатывалась с той целью, чтобы иметь возможность задерживать процесс старения в человеческом организме, чего Торнберг добивался прежде всего для себя. Он же и снабжал Аманду этим дьявольским эликсиром.
Стиви захотелось отложить письма, но она не могла, ибо ее притягивали колдовские чары ужасного злодеяния. Открыв для себя печальную участь сестры, она по-новому взглянула на личность Торнберга и увидела в нем нечто такое, о чем еще час назад подумать не могла.
Из писем Аманды непреложно вытекало также, что она полностью разделяла с Торнбергом его навязчивую идею. По сути дела, получалось, что если бы эта идея превратилась в быль, то случайное знакомство Аманды с Торнбергом на коктейле, устроенном попечителями университета, вылилось бы в... во что? Во что выродились их взаимоотношения? В симбиоз – только так можно назвать этот странный альянс, в который оказалась вовлеченной Аманда.
Она вместе с Торнбергом поддерживала и лелеяла его навязчивую идею, не рассказывая о ней никому другому. Стиви мысленно ругала себя за то, что не догадалась в свое время поглубже заглянуть в душу Аманды и определить ее психику, которая с виду казалась безмятежной. С болью она припомнила теперь, как неоднократно, когда сестра впадала в депрессию, она объясняла, что все это блажь, пустяки и скоро пройдет. И вот она, Стиви, считающая себя неплохим специалистом, проморгала внутреннюю боль и переживания родной сестры.
Стиви вспомнила, как однажды, когда она еще только начинала свою практическую работу, Аманда сама проанализировала ее состояние и сказала: "Никогда не обольщайся, думая, что уже настолько изучила своих пациентов, что они ничем не смогут тебя удивить. Когда кто-то из твоих пациентов вдруг совершит самоубийство или еще что-нибудь страшное, а ты такого поступка заранее не предусмотришь, то будешь постоянно казнить себя и спрашивать: как же я упустила это? Как я должна была предотвратить несчастье? И позволь заверить тебя, Стиви, что ответов на эти вопросы просто-напросто не существует".
Стиви вытащила из конверта последнее письмо и, как это бывает в самый критический момент в классических трагедиях, узнала, как и чем жила Аманда в последние недели своей жизни. Вот что она писала:
"Вы писали мне, что я в отличном состоянии, что эксперимент проходит по плану, но тело мое говорит об обратном. Мне боязно не только потому, что я знаю, что происходит внутри моего организма, но и потому, что я понимаю слабости в вашей моральной позиции. Вы не можете встретиться со мной или даже переговорить.
Я знаю, что поклялась никогда никому не рассказывать о том, на что согласилась рискнуть, но теперь, когда я оказалась в одиночестве среди тьмы времени и пространства, не могу больше испытывать муки молчания. Я ощущаю себя буквально в преддверии ада, из которого есть только один выход – в сам ад, чего я никак не заслуживаю.
В любом случае, пишу вам (поскольку по телефону вы отказались говорить), чтобы сказать, что я должна нарушить данную клятву. И поэтому я приняла решение все рассказать Вулфу про эту гнусность, пока еще у меня не сгнило все внутри. Но расскажу не сразу, на это уйдет, без сомнения, некоторое время, поскольку мне надо собраться с духом, которого у меня за последние дни почти совсем не осталось. Но все же Вулфу я расскажу все. Это самое малое, что я могу сделать лично для себя, но весьма возможно, что это в то же время и самое большее.
Я хочу, чтобы вы знали, что я вовсе не обвиняю вас. Я теперь нахожусь в подвешенном состоянии между жизнью и смертью из-за своего слепого фанатизма. Знать бы мне тогда, почему вы не отказались от моей руки, когда я протянула ее вам, чтобы удержать вас, как я полагала, от грехопадения.
Прощайте, Торнберг... "
Стиви прикрыла глаза, но слезы все равно катились по щекам, обжигая их, словно кислотой. Под ложечкой она ощутила слабость, будто ее ударили по горлу. Она с трудом удерживалась от рвоты.
– Это Торнберг убил вашу сестру, доктор.
Услышав слова Яшиды, Стиви тяжело вздохнула и молча повернулась к нему. На лице у нее появились пятна и полосы от пролитых слез.
– О-о, я вовсе не имею в виду, что он убил ее самолично, – продолжал Яшида. – Он не такой простак, чтобы влипнуть в уголовщину и засветиться. Но несомненно то, что ее убили по его приказу.
– Зачем? – с неимоверным усилием только и смогла вымолвить это слово Стиви.
– В своем последнем письме она четко дает понять зачем, не так ли? – заметил Яшида. – Она же намеревалась рассказать своему приятелю, что творил с ней Торнберг. А Мэтисон ведь полицейский, правда? Ну и как вы думаете, какое бы решение он принял? Он бы привел в действие все имеющиеся у него возможности и не давал бы Торнбергу и дня спокойно прожить. Торнберг, конечно же, никак не мог допустить этого. У него оставался единственный выбор – заткнуть рот вашей сестре.
Стиви опустила голову. Ее слезы размыли последние слова в письме Аманды. Она аккуратно сложила все странички, тщательно разгладив их.
– Я хочу взять их на память.
– Да, да, конечно, – поспешно согласился Яшида.
Стиви смогла лишь начать дышать спокойнее, все остальные чувства и действия вышли из-под ее контроля. Ей почему-то подумалось, что все это происходит в каком-то безумном сне и что если она ущипнет себя и проснется, то реальность окажется не такой уж страшной.
– Ну и чего же вы хотите? – спросила она Яшиду спустя какое-то время.
– А ничего, – ответил тот, направляясь к двери. – Все, что я хотел, получил сполна.
Он вышел, в номере установилась мертвая тишина. Стиви долго сидела сгорбившись за столом. Сквозь окно со звукопоглощающими шторами прорвался звук автомобильного гудка, прозвучавший столь резко и остро, что она наконец очнулась. А потом снова воцарилась мертвая тишина, напоминающая ей густой запах цветов, лежащих у свежей могилы.
* * *
– Есть одна древняя японская легенда, а может, и в китайская – настолько она древняя-предревняя, – начала Чика. – В ней рассказывается о демоне-людоеде. Как и все прочие демоны, этот тоже был двуполым, то есть одновременно и мужчиной и женщиной, но раз уж он предпочитал являться перед людьми в женском обличье, то его и стали называть "она".
Этого демона изгнали из тринадцатого круга подземного царства, который жители западных стран отождествляют с адом, за нерадивость. Итак, ходила она, бродила по свету и никак не могла придумать, каким образом увеличить свою демоническую силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105