«Все начинается снова, Надя, — сказал он мне. — Мы в Ливерпуле и прижаты к стене. Я говорил, что никогда не подведу тебя, и готов это подтвердить». Он действительно стал таким, как прежде. Не помахал мне рукой. Просто уехал. Почему ты так поступил, Олли? Почему сказал глупой Наде то, что не следовало знать Тайгеру?
«Потому что я был безумно счастливым отцом, а Кармен родилась лишь тремя днями раньше, — подумал он. — Потому что я любил свою дочь и предположил, что ты тоже будешь ее любить».
Она сидела на стуле, сжимая в руках чашку с остывшим чаем.
— Мама!
— Нет, дорогой. Хватит.
— Если за аэропортами следили, а у него была только дорожная сумка и он решил улететь из страны, чтобы противостоять врагам, как он собирался это сделать? К примеру, чьим паспортом он заменил свой?
— Ничьим, дорогой. Ты опять все драматизируешь.
— Почему ты говоришь — ничьим? Раз он решил не пользоваться своим паспортом, значит, позаимствовал его у кого-то другого?
— Заткнись, Олли. Думаешь, что ты такой же великий барристер, как твой отец? Уверяю тебя, что нет.
— Чей у него паспорт, мама? Я не смогу помочь ему, если не узнаю, какую он использует фамилию, понимаешь?
Она тяжело вздохнула. Покачала головой, отчего из глаз вновь покатились слезы, взяла себя в руки.
— Спроси Массингхэма. Тайгер слишком уж доверяет своим подчиненным. А потом получает от них удары в спину, как от тебя.
— Это английский паспорт?
— Паспорт настоящий, это все, что он мне сказал. Не поддельный. Принадлежит живому человеку, который в нем не нуждается. Он не сказал, какой страны, а я не спрашивала.
— Он показывал тебе паспорт?
— Нет. Только хвалился, что паспорт у него есть.
— Когда? Не в этот раз, не так ли? Нынче ему не до хвастовства.
— В марте прошлого года… — Даты она ненавидела. — Он по каким-то делам собирался в Россию или куда-то еще и не хотел, чтобы люди знали, кто он. Поэтому и раздобыл себе этот паспорт. Рэнди все устроил. Вместе со свидетельством о рождении. Согласно которому Тайгер помолодел на пять лет. Он еще шутил, что получил пятилетнее освобождение от великого небесного налоговика. — Голос ее стал ледяным, как и у Оливера. — Это все, что я знаю, Олли. Все, что я буду знать. До последнего слова. Ты нас погубил. Как всегда.
Оливер медленно шагал по дороге. Серое пальто-шинель нес на руке. На ходу накинул его на себя, сунул в рукав одну руку, потом другую, прибавил шагу. Ворота он уже пробежал. Минивэн электриков стоял на том же месте, только складная лестница лежала внутри, а мужчина и женщина сидели в кабине. Он продолжал бежать, пока не достиг развилки. Фары «Форда» дружески мигнули ему навстречу, из-за руля Агги помахала рукой. Дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась.
— Сможешь ты отсюда связаться с Броком? — прокричал он.
Она уже протягивала ему телефон.
* * *
— Значит, он никогда не был в Австралии. — Хитер горько улыбнулась пустому углу комнаты. — Австралия — тоже ложь.
— Скажем так, легенда, использованная для прикрытия, — поправил ее Брок.
Для подобных случаев он приберегал тон священника. И всем своим видом демонстрировал глубокую озабоченность. «Когда ты вербуешь агента, ты берешь на себя все его проблемы», — проповедовал он новообращенным. Ты не Макиавелли, ты не Джеймс Бонд, ты — переутомленный сотрудник системы социального обеспечения, который должен помогать каждому во всех его бедах, иначе у кого-то может поехать крыша.
Они сидели в маленьком полицейском участке в Нортхемптоншире, Брок — по одну сторону стола, Хитер — по другую, голова покоилась на ее же руке, а взгляд широко раскрытых глаз изучал тени в темном углу комнаты для допросов. Был вечер, комната тускло освещалась одной лампочкой. Со стены за ними наблюдали фотографии разыскиваемых преступников и пропавших детей. Через тонкую перегородку доносились крики пьяного, сидящего в обезьяннике, монотонное гудение радио, настроенного на полицейскую волну, удары дротиков, впивающихся в доску: свободные от вызовов полицейские коротали время, играя в дартс. Брок задался вопросом, а что бы сказала о ней Лайла. Имея дело с женщинами, он всегда пытался взглянуть на них ее глазами. «Милая девушка, Нэт, — сказала бы она. — В ней нет недостатков, которые хороший муж не исправил бы за неделю». Лайла полагала, что всем нужен хороший муж. Так уж она ему льстила.
— Он даже рассказывал мне о моллюсках, которых едят в Сиднее. — Хитер покачала головой. — Говорил, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал. Говорил, что когда-нибудь мы поедем туда. Посетим все рестораны, в которых он работал официантом.
— Я не думаю, что он когда-либо работал официантом, — заметил Брок.
— Однако он был официантом для вас, не так ли? Им и остается.
Брок пропустил шпильку мимо ушей.
— Ему не нравится то, что он делает, Хитер. Он видит в этом свой долг. Он должен знать, что мы на его стороне. Все мы. Особенно Кармен. Она для него все. Он хочет, чтобы она знала, что он — хороший человек. Он надеется, что вас не затруднит время от времени замолвить за него доброе слово, пока она будет расти. Он не хочет, чтобы она думала, будто он просто встал и ушел без всякой на то причины.
— «Твой отец ложью прокрался в мою жизнь, но вообще-то он — человек хороший»… Что-нибудь в этом роде?
— Хотелось бы услышать что-нибудь получше.
— Так расскажите мне эту жалостливую историю.
— Я не думаю, что это жалостливая история, Хитер. Я думаю, что вам надо улыбаться, рассказывая о нем. Чтобы она видела в нем отца, каким он мечтал стать.
Глава 12
В тот же вечер, готовясь к посещению Конуры Плутона, конспиративной квартиры, известной лишь пяти-шести членам команды «Гидра», Брок предпринял исключительные даже по его высоким стандартам меры предосторожности. Сначала подземкой добрался до южного берега Темзы, потом на автобусе поехал на восток. Достаточно долго простоял в сандвич-баре, из которого открывался прекрасный вид на улицу. Сев во второй автобус, вышел из него двумя остановками раньше, устроил себе неспешную пешеходную прогулку, любуясь портовым ландшафтом: ржавыми кранами, полузатонувшей баржей, горой старых покрышек. Наконец поравнялся с чередой кирпичных арок, отдаленно напоминавших виадук. Ворота в каждой вели в ремонтный цех, гараж или склад. Брок остановил свой выбор на воротах с цифрой 8 и прикрепленном к ним куске фанеры с обнадеживающей надписью: «УЕХАЛ В ИСПАНИЮ. ПОШЛИ ВСЕ НА ХЕР». Нажал на кнопку звонка, на вопрос, кто пожаловал, ответил, что он брат Альфа и пришел справиться насчет «Астон-Мартина». В воротах открылась дверца, Брок попал на склад, заваленный автомобильными агрегатами, старыми печами, номерными знаками. По скрипучей деревянной лестнице поднялся к новенькой стальной двери, которую, дабы она не выделялась на фоне обшарпанного интерьера, предусмотрительно разукрасили граффити. Там он постоял, дожидаясь, пока затемнится «глазок». После того как это произошло, дверь открыл худющий мужчина в синих джинсах, ботинках на толстой ребристой подошве, рубашке в клетку и с наплечной кожаной кобурой, из которой торчала обернутая липким пластырем, словно где-то порезалась, рукоятка автоматического пистолета «смит-вессон» калибра 9 мм. Брок переступил порог, дверь захлопнулась.
— Как он себя ведет, мистер Мейс? — полюбопытствовал Брок. В голосе чувствовалось нервное напряжение.
— Все зависит от того, что вас интересует, сэр, — тихим голосом ответил Мейс. — Читает, когда может сосредоточиться. Играет в шахматы, это кстати. В остальное время решает кроссворды, самые сложные.
— По-прежнему испуган?
— До потери пульсации, сэр.
Брок двинулся по коридору, миновал крохотную кухню, комнатку с двумя койками, ванную и лицом к лицу столкнулся со вторым мужчиной, коренастым, с длинными волосами, забранными в хвост на затылке. У него кобура была парусиновая и висела на шее, как детский слюнявчик.
— Все хорошо, мистер Картер?
— Очень хорошо, благодарю вас, сэр. Только что сыграли партию в вист.
— Кто выиграл?
— Плутон, сэр. Он жульничает.
Мейс и Картер — на время проведения операции, потому что Айден Белл своей властью назвал их по фамилиям археологов, нашедших могилу Тутанхамона. А Плутон получил свою кличку в честь правителя подземного царства. Толкнув деревянную дверь, Брок вошел в длинную, чердачную комнату с окнами под крышей, забранными металлическими решетками. У печки стояли два кресла, обитые рубчатым плисом, между ними — ящик, на котором лежали газеты и игральные карты. Одно кресло пустовало, во втором сидел достопочтенный Ранулф, для простоты — Рэнди Массингхэм, он же Плутон, не в столь уж далеком прошлом сотрудник Форин оффис и других уважаемых учреждений, одетый в синий на «молнии» кардиган из магазина «Маркс энд Спенсер», а привычные кожаные туфли заменивший оранжевыми шлепанцами, отделанными полосками искусственной замши. Он было подался вперед, схватившись за подлокотники, но, увидев Брока, расслабился и откинулся на спинку кресла, заложив руки под голову и скрестив ноги на ящике, чтобы продемонстрировать полное отсутствие волнения, тревоги и тем паче страха.
— Опять дядюшка Нэт, — промурлыкал он. — Послушайте, вы принесли мне освобождение от тюремной повинности? Если нет, не тратьте понапрасну своего времени.
Брок всем своим видом показывал, что находит вопрос весьма забавным.
— Будьте благоразумны, сэр. В душе мы оба государственные служащие. Когда министры подписывали сертификат о неприкосновенности в уик-энды? Если я проявлю большую активность, на меня начнут злиться. Кто такой доктор Мирски? — спросил он, исходя из принципа, что лучшими вопросами для следователя являются те, на которые он уже знает ответ.
— Никогда о нем не слышал, — надувшись, ответил Массингхэм. — И мне нужна более приличная одежда из моего дома. Я могу дать вам ключ. Уильям за городом. Останется там, пока я не скажу. Только не приходите по вторникам и четвергам, когда миссис Амброуз прибирается по дому.
Брок покачал головой:
— Боюсь, это абсолютно невозможно, сэр, в сложившейся ситуации. Они могут наблюдать за домом. И меньше всего мне хотелось бы привести их за собой сюда, увольте. — То была маленькая ложь. В панике Массингхэм сдался на милость Службы так быстро, что не успел прихватить с собой какие-либо вещи. Брок, зная, что его подопечный питает слабость к красивой одежде, воспользовался возможностью одеть его в бесформенный кардиган и шерстяные брюки с резинкой на талии. — Перейдем к делу, сэр, — Брок сел, раскрыл записную книжку, достал ручку Лайлы. — Маленькая птичка чирикнула мне на ухо, что в прошлом ноябре вы и вышеупомянутый доктор Мирски играли в шахматы в «Соловьях».
— Ваша птичка вам солгала, — отрезал Массингхэм.
— При этом обменивались фривольными шутками, вы и доктор Мирски, как мне сказали. Он же не вашей ориентации, не так ли?
— Никогда не встречался с ним, никогда не слышал о нем, никогда не играл с ним в шахматы. И он не моей ориентации, раз уж вы спросили. Он совсем другой, — ответил Массингхэм. Подхватил с ящика последний номер «Спектейтора», развернул журнал, сдедал вид, что читает. — И мне здесь очень нравится. Парни — просто душки, еда — пальчики оближешь, район — прекрасный. Я даже думаю, а не купить ли мне этот дом.
— Видите ли, сэр, главная проблема предоставления неприкосновенности заключается в том, — пока еще дружелюбным тоном объяснял Брок, — что министр и его окружение должны знать, от чего они предоставляют человеку неприкосновенность, и в этом зарыта собака.
— Я уже слышал эту проповедь.
— Тогда, если я ее повторю, вы, возможно, будете знать слова наизусть. Нет никакого смысла, и вы, безусловно, это понимаете, снимать телефонную трубку и звонить какому-нибудь высокопоставленному лицу, которого вы знаете в Форин оффис или где-то еще, и говорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
«Потому что я был безумно счастливым отцом, а Кармен родилась лишь тремя днями раньше, — подумал он. — Потому что я любил свою дочь и предположил, что ты тоже будешь ее любить».
Она сидела на стуле, сжимая в руках чашку с остывшим чаем.
— Мама!
— Нет, дорогой. Хватит.
— Если за аэропортами следили, а у него была только дорожная сумка и он решил улететь из страны, чтобы противостоять врагам, как он собирался это сделать? К примеру, чьим паспортом он заменил свой?
— Ничьим, дорогой. Ты опять все драматизируешь.
— Почему ты говоришь — ничьим? Раз он решил не пользоваться своим паспортом, значит, позаимствовал его у кого-то другого?
— Заткнись, Олли. Думаешь, что ты такой же великий барристер, как твой отец? Уверяю тебя, что нет.
— Чей у него паспорт, мама? Я не смогу помочь ему, если не узнаю, какую он использует фамилию, понимаешь?
Она тяжело вздохнула. Покачала головой, отчего из глаз вновь покатились слезы, взяла себя в руки.
— Спроси Массингхэма. Тайгер слишком уж доверяет своим подчиненным. А потом получает от них удары в спину, как от тебя.
— Это английский паспорт?
— Паспорт настоящий, это все, что он мне сказал. Не поддельный. Принадлежит живому человеку, который в нем не нуждается. Он не сказал, какой страны, а я не спрашивала.
— Он показывал тебе паспорт?
— Нет. Только хвалился, что паспорт у него есть.
— Когда? Не в этот раз, не так ли? Нынче ему не до хвастовства.
— В марте прошлого года… — Даты она ненавидела. — Он по каким-то делам собирался в Россию или куда-то еще и не хотел, чтобы люди знали, кто он. Поэтому и раздобыл себе этот паспорт. Рэнди все устроил. Вместе со свидетельством о рождении. Согласно которому Тайгер помолодел на пять лет. Он еще шутил, что получил пятилетнее освобождение от великого небесного налоговика. — Голос ее стал ледяным, как и у Оливера. — Это все, что я знаю, Олли. Все, что я буду знать. До последнего слова. Ты нас погубил. Как всегда.
Оливер медленно шагал по дороге. Серое пальто-шинель нес на руке. На ходу накинул его на себя, сунул в рукав одну руку, потом другую, прибавил шагу. Ворота он уже пробежал. Минивэн электриков стоял на том же месте, только складная лестница лежала внутри, а мужчина и женщина сидели в кабине. Он продолжал бежать, пока не достиг развилки. Фары «Форда» дружески мигнули ему навстречу, из-за руля Агги помахала рукой. Дверца со стороны пассажирского сиденья распахнулась.
— Сможешь ты отсюда связаться с Броком? — прокричал он.
Она уже протягивала ему телефон.
* * *
— Значит, он никогда не был в Австралии. — Хитер горько улыбнулась пустому углу комнаты. — Австралия — тоже ложь.
— Скажем так, легенда, использованная для прикрытия, — поправил ее Брок.
Для подобных случаев он приберегал тон священника. И всем своим видом демонстрировал глубокую озабоченность. «Когда ты вербуешь агента, ты берешь на себя все его проблемы», — проповедовал он новообращенным. Ты не Макиавелли, ты не Джеймс Бонд, ты — переутомленный сотрудник системы социального обеспечения, который должен помогать каждому во всех его бедах, иначе у кого-то может поехать крыша.
Они сидели в маленьком полицейском участке в Нортхемптоншире, Брок — по одну сторону стола, Хитер — по другую, голова покоилась на ее же руке, а взгляд широко раскрытых глаз изучал тени в темном углу комнаты для допросов. Был вечер, комната тускло освещалась одной лампочкой. Со стены за ними наблюдали фотографии разыскиваемых преступников и пропавших детей. Через тонкую перегородку доносились крики пьяного, сидящего в обезьяннике, монотонное гудение радио, настроенного на полицейскую волну, удары дротиков, впивающихся в доску: свободные от вызовов полицейские коротали время, играя в дартс. Брок задался вопросом, а что бы сказала о ней Лайла. Имея дело с женщинами, он всегда пытался взглянуть на них ее глазами. «Милая девушка, Нэт, — сказала бы она. — В ней нет недостатков, которые хороший муж не исправил бы за неделю». Лайла полагала, что всем нужен хороший муж. Так уж она ему льстила.
— Он даже рассказывал мне о моллюсках, которых едят в Сиднее. — Хитер покачала головой. — Говорил, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал. Говорил, что когда-нибудь мы поедем туда. Посетим все рестораны, в которых он работал официантом.
— Я не думаю, что он когда-либо работал официантом, — заметил Брок.
— Однако он был официантом для вас, не так ли? Им и остается.
Брок пропустил шпильку мимо ушей.
— Ему не нравится то, что он делает, Хитер. Он видит в этом свой долг. Он должен знать, что мы на его стороне. Все мы. Особенно Кармен. Она для него все. Он хочет, чтобы она знала, что он — хороший человек. Он надеется, что вас не затруднит время от времени замолвить за него доброе слово, пока она будет расти. Он не хочет, чтобы она думала, будто он просто встал и ушел без всякой на то причины.
— «Твой отец ложью прокрался в мою жизнь, но вообще-то он — человек хороший»… Что-нибудь в этом роде?
— Хотелось бы услышать что-нибудь получше.
— Так расскажите мне эту жалостливую историю.
— Я не думаю, что это жалостливая история, Хитер. Я думаю, что вам надо улыбаться, рассказывая о нем. Чтобы она видела в нем отца, каким он мечтал стать.
Глава 12
В тот же вечер, готовясь к посещению Конуры Плутона, конспиративной квартиры, известной лишь пяти-шести членам команды «Гидра», Брок предпринял исключительные даже по его высоким стандартам меры предосторожности. Сначала подземкой добрался до южного берега Темзы, потом на автобусе поехал на восток. Достаточно долго простоял в сандвич-баре, из которого открывался прекрасный вид на улицу. Сев во второй автобус, вышел из него двумя остановками раньше, устроил себе неспешную пешеходную прогулку, любуясь портовым ландшафтом: ржавыми кранами, полузатонувшей баржей, горой старых покрышек. Наконец поравнялся с чередой кирпичных арок, отдаленно напоминавших виадук. Ворота в каждой вели в ремонтный цех, гараж или склад. Брок остановил свой выбор на воротах с цифрой 8 и прикрепленном к ним куске фанеры с обнадеживающей надписью: «УЕХАЛ В ИСПАНИЮ. ПОШЛИ ВСЕ НА ХЕР». Нажал на кнопку звонка, на вопрос, кто пожаловал, ответил, что он брат Альфа и пришел справиться насчет «Астон-Мартина». В воротах открылась дверца, Брок попал на склад, заваленный автомобильными агрегатами, старыми печами, номерными знаками. По скрипучей деревянной лестнице поднялся к новенькой стальной двери, которую, дабы она не выделялась на фоне обшарпанного интерьера, предусмотрительно разукрасили граффити. Там он постоял, дожидаясь, пока затемнится «глазок». После того как это произошло, дверь открыл худющий мужчина в синих джинсах, ботинках на толстой ребристой подошве, рубашке в клетку и с наплечной кожаной кобурой, из которой торчала обернутая липким пластырем, словно где-то порезалась, рукоятка автоматического пистолета «смит-вессон» калибра 9 мм. Брок переступил порог, дверь захлопнулась.
— Как он себя ведет, мистер Мейс? — полюбопытствовал Брок. В голосе чувствовалось нервное напряжение.
— Все зависит от того, что вас интересует, сэр, — тихим голосом ответил Мейс. — Читает, когда может сосредоточиться. Играет в шахматы, это кстати. В остальное время решает кроссворды, самые сложные.
— По-прежнему испуган?
— До потери пульсации, сэр.
Брок двинулся по коридору, миновал крохотную кухню, комнатку с двумя койками, ванную и лицом к лицу столкнулся со вторым мужчиной, коренастым, с длинными волосами, забранными в хвост на затылке. У него кобура была парусиновая и висела на шее, как детский слюнявчик.
— Все хорошо, мистер Картер?
— Очень хорошо, благодарю вас, сэр. Только что сыграли партию в вист.
— Кто выиграл?
— Плутон, сэр. Он жульничает.
Мейс и Картер — на время проведения операции, потому что Айден Белл своей властью назвал их по фамилиям археологов, нашедших могилу Тутанхамона. А Плутон получил свою кличку в честь правителя подземного царства. Толкнув деревянную дверь, Брок вошел в длинную, чердачную комнату с окнами под крышей, забранными металлическими решетками. У печки стояли два кресла, обитые рубчатым плисом, между ними — ящик, на котором лежали газеты и игральные карты. Одно кресло пустовало, во втором сидел достопочтенный Ранулф, для простоты — Рэнди Массингхэм, он же Плутон, не в столь уж далеком прошлом сотрудник Форин оффис и других уважаемых учреждений, одетый в синий на «молнии» кардиган из магазина «Маркс энд Спенсер», а привычные кожаные туфли заменивший оранжевыми шлепанцами, отделанными полосками искусственной замши. Он было подался вперед, схватившись за подлокотники, но, увидев Брока, расслабился и откинулся на спинку кресла, заложив руки под голову и скрестив ноги на ящике, чтобы продемонстрировать полное отсутствие волнения, тревоги и тем паче страха.
— Опять дядюшка Нэт, — промурлыкал он. — Послушайте, вы принесли мне освобождение от тюремной повинности? Если нет, не тратьте понапрасну своего времени.
Брок всем своим видом показывал, что находит вопрос весьма забавным.
— Будьте благоразумны, сэр. В душе мы оба государственные служащие. Когда министры подписывали сертификат о неприкосновенности в уик-энды? Если я проявлю большую активность, на меня начнут злиться. Кто такой доктор Мирски? — спросил он, исходя из принципа, что лучшими вопросами для следователя являются те, на которые он уже знает ответ.
— Никогда о нем не слышал, — надувшись, ответил Массингхэм. — И мне нужна более приличная одежда из моего дома. Я могу дать вам ключ. Уильям за городом. Останется там, пока я не скажу. Только не приходите по вторникам и четвергам, когда миссис Амброуз прибирается по дому.
Брок покачал головой:
— Боюсь, это абсолютно невозможно, сэр, в сложившейся ситуации. Они могут наблюдать за домом. И меньше всего мне хотелось бы привести их за собой сюда, увольте. — То была маленькая ложь. В панике Массингхэм сдался на милость Службы так быстро, что не успел прихватить с собой какие-либо вещи. Брок, зная, что его подопечный питает слабость к красивой одежде, воспользовался возможностью одеть его в бесформенный кардиган и шерстяные брюки с резинкой на талии. — Перейдем к делу, сэр, — Брок сел, раскрыл записную книжку, достал ручку Лайлы. — Маленькая птичка чирикнула мне на ухо, что в прошлом ноябре вы и вышеупомянутый доктор Мирски играли в шахматы в «Соловьях».
— Ваша птичка вам солгала, — отрезал Массингхэм.
— При этом обменивались фривольными шутками, вы и доктор Мирски, как мне сказали. Он же не вашей ориентации, не так ли?
— Никогда не встречался с ним, никогда не слышал о нем, никогда не играл с ним в шахматы. И он не моей ориентации, раз уж вы спросили. Он совсем другой, — ответил Массингхэм. Подхватил с ящика последний номер «Спектейтора», развернул журнал, сдедал вид, что читает. — И мне здесь очень нравится. Парни — просто душки, еда — пальчики оближешь, район — прекрасный. Я даже думаю, а не купить ли мне этот дом.
— Видите ли, сэр, главная проблема предоставления неприкосновенности заключается в том, — пока еще дружелюбным тоном объяснял Брок, — что министр и его окружение должны знать, от чего они предоставляют человеку неприкосновенность, и в этом зарыта собака.
— Я уже слышал эту проповедь.
— Тогда, если я ее повторю, вы, возможно, будете знать слова наизусть. Нет никакого смысла, и вы, безусловно, это понимаете, снимать телефонную трубку и звонить какому-нибудь высокопоставленному лицу, которого вы знаете в Форин оффис или где-то еще, и говорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55