Восьмилетний Павел, пытающийся вспомнить далекую встречу с безумным монстром, которого звали Почтальон, в те дни, когда дедушка и бабушка жили в замке посреди леса недалеко от Москвы и имели мотоцикл, на котором газовал Почтальон, пока мама прижимала его к груди и закрывала ухо рукой».
Согнувшись вдвое, Оливер наклонился вперед и подобрал с пола альбом для рисования и ножницы, потом, заручившись кивком Павла, вырвал из середины альбома двойную страницу. Сложил ее несколько раз, ловко поработал ножницами и превратил бумагу в череду радостных кроликов, идущих друг за другом.
— Но это же фантастика! — воскликнула миссис Мирски, к которой первой вернулся дар речи. — У вас есть дети, мистер Уэст? Но если у вас нет детей, как вам удалось все это проделать? Вы — гений! Пол и Фрайди, что вы должны сказать мистеру Уэсту?
Но Оливера в гораздо большей степени волновало другое: что мистер Уэст скажет доктору Мирски? И что он скажет Зое и Хобэну, когда те заедут за своим маленьким сыном? А пока он строил аэропланы, которые, ко всеобщей радости, действительно летали. Один опустился на воду, за ним пришлось посылать спасательный самолет. И вытаскивать оба на сушу с помощью палки. Он сделал птичку, и Фрайди не позволила отправлять ее в полет, потому что птичка ей очень понравилась. Он вытащил монету в пять швейцарских франков из уха Фрайди и уже собирался достать вторую из-за шиворота Пола, когда два автомобильных гудка и радостный вопль Фрайди: «Папа!» — возвестили о прибытии домой доброго доктора.
По двору забегали слуги, захлопали автомобильные дверцы, радостно заурчали овчарки, послышались польские приветствия, и молодой, энергичный черноволосый мужчина ворвался во внутренний дворик, на ходу срывая галстук, пиджак, туфли, потом все остальное, и с восторженным ревом прыгнул в бассейн, проплыв две его трети под водой. Огромным медведем поднявшись на бортик, надел многоцветный банный халат, поданный боксером, поцеловал жену, дочь, поздоровался с мальчиком: «Привет, Павлик!» — еще раз чмокнул жену и лишь после этого с явным неудовольствием повернулся к Оливеру.
— Мне очень жаль нарушать такую идиллию, — Оливер ослепительно улыбнулся. — Я давний друг Евгения, а доктор Конрад шлет вам наилучшие пожелания.
Ответа не последовало, лишь суровый взгляд на несколько столетий старше взгляда Павла сверлил его из-под полуопущенных век.
— Если можно, я бы хотел поговорить с вами наедине.
Оливер последовал за многоцветной спиной и голыми пятками доктора Мирски. Боксер в черном костюме замкнул процессию. Они прошли коридором, поднялись на несколько ступенек, оказались в кабинете с тонированными окнами, выходящими на пыльный склон, переливающийся огнями. Боксер закрыл дверь и привалился к ней спиной, одной рукой поглаживая бицепс второй.
— Итак, какого хрена тебе нужно? — Голос Мирски гремел, словно артиллерийская канонада.
— Я Оливер, сын Тайгера Сингла. Я младший партнер фирмы «Сингл и Сингл» с Керзон-стрит, и я ищу моего отца.
Мирски что-то рявкнул по-польски. Боксер сунул руки под мышки Оливера, ощупал грудь, талию. Развернул Оливера лицом к себе, но, вместо того чтобы поцеловать или уложить на кровать, как Зоя, коснулся промежности, как Кэт, потом коленей, лодыжек. Достал бумажник Оливера и протянул Мирски, потом паспорт на фамилию Уэст, наконец остальное, что лежало в карманах. Мирски выложил все на стол, надел очки с затемненными стеклами. Пара тысяч швейцарских франков, деньги остались в чемодане, несколько монет, фотография Кармен, сидящей на ослике, вырезанная страничка из еженедельника «Абракадабра» со статьей, еще не прочитанной, о новых фокусах, чистый носовой платок, навязанный ему Агги. Мирски поднес паспорт к свету.
— Где ты его взял?
— Через Массингхэма. — Он вспомнил, что говорила Надя в «Соловьях», и ему захотелось разом перенестись туда.
— Ты друг Массингхэма?
— Мы коллеги.
— Массингхэм послал тебя сюда?
— Нет.
— Британская полиция послала тебя?
— Я пришел сам, чтобы найти отца.
Мирски вновь что-то сказал по-польски. Боксер ответил. Вроде бы обсуждалось прибытие Оливера, потом боксера отправили за дверь.
— От тебя исходит опасность моей жене и детям, это понятно? Ты не имел права приходить сюда, понимаешь?
— Я вас слышу.
— Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома. Прямо сейчас. А если вернешься, да поможет тебе бог. Забирай это дерьмо. Мне оно не нужно. Кто тебя сюда привез?
— Такси.
— С каких это пор в Стамбуле появились женщины-таксисты?
Бдительность охраны произвела на Оливера впечатление.
— Мне дали ее люди, занимающиеся прокатом автомобилей в аэропорту. Нам потребовался час, чтобы найти дом. У нее были другие дела, а в машине закончился бензин.
Мирски с отвращением наблюдал, как Оливер рассовывает по карманам свои вещи.
— Я должен его найти. — Он убрал бумажник во внутренний карман пиджака.
— Если вы не знаете, где он, назовите того, кто знает. У него помутилось в голове. Мне надо ему помочь. Он — мой отец.
Со двора доносилось веселое щебетание миссис Мирски. Она передавала детей няньке, чтобы та уложила их в постель. Боксер вернулся и, похоже, доложил о выполнении поручения. С видимой неохотой Мирски дал ему еще одно. Боксер начал возражать, но Мирски осадил его криком. Боксер опять ушел и вернулся с джинсами, клетчатой рубашкой и сандалиями. Мирски сбросил халат, какое-то время стоял голым, надевая джинсы и рубашку, сунул ноги в сандалии, вздохнул: «Господи Иисусе», и в том же порядке — Мирски впереди, Оливер посередине, боксер сзади — другим коридором они вышли к серебристому «Мерседесу», который стоял перед закрытыми воротами. Водитель сидел за. рулем. Мирски открыл дверцу, вытащил его из салона, рыкнул, отдавая очередной приказ. Боксер достал пистолет из наплечной кобуры, протянул Мирски. Тот, недовольно качая головой, сунул пистолет за пояс. Боксер отвел Оливера к дверце пассажирского сиденья, придерживая рукой за предплечье. Оливер сел рядом с Мирски. Ворота открылись. Мирски выехал на дорогу и покатил вниз по склону к городским огням. Оливер хотел обернуться и посмотреть, следует ли за ними Агги, но не решился.
— Ты — близкий друг Массингхэма?
— Он подонок, — ответил Оливер, решив, что на полуправду времени уже нет.
— И что? Мы все подонки. А некоторые подонки еще и не играют в шахматы.
Мирски резко нажал на педаль тормоза, остановив «Мерседес» посреди дороги, опустил стекло. Подождал. Справа узкая дорога зигзагом уходила к вершине холма, утыканной антеннами. Небо обсыпало звездами, яркая луна поднялась из-за гор, под ними поблескивал Босфор. Мирски ждал, поглядывая в зеркало заднего обзора, но Агги не появлялась. Выругавшись, Мирски свернул на узкую дорогу, проехал ярдов пятьсот по траве и гравию и остановился на площадке, невидимой с шоссе. Вокруг поднимались высокие деревья. Оливер вспомнил свой тайный уголок в Абботс-Ки и подумал, что они приехали в тайный уголок Мирски.
— Я не знаю, где твой гребаный отец, понимаешь? — прорычал Мирски. — Это правда. Я говорю тебе правду, а потом ты убираешься из моей жизни, держишься подальше от моего дома, моей жены, моих детей, возвращаешься в свою гребаную Англию, мне плевать, куда ты поедешь. Я семейный человек. Я верю в семейные ценности. Мне нравился твой отец, понимаешь? Жаль, что он мертв, понимаешь? Очень жаль. Так что отправляйся домой, создай новую семью и забудь, что когда-то знал его. Я респектабельный адвокат. И хочу быть им дальше. Я больше не преступник, теперь это мне ни к чему.
— Кто его убил?
— Может, они его не убили пока. Может, убьют завтра, сегодня, какая разница? Ты его найдешь, но мертвым. А потом убьют и тебя.
— Кто его убьет?
— Они все. Вся семья. Евгений, Тинатин, Хобэн, каждый кузен, дядя, племянник, откуда мне знать, кто его убьет? Евгений призвал к кровной мести, объявил войну всему человечеству без исключений. Все должны заплатить. Тайгер, сын Тайгера, собака его сына, гребаная канарейка.
— И все из-за «Свободного Таллина»?
— «Свободный Таллин» все порушил. До Рождества мы могли что-то сделать, Массингхэм, я, Хобэн. Нам надоело исправлять чьи-то ошибки, мы решили, что пришла пора реорганизовать бизнес, повысить безопасность, перейти на современные рельсы.
— Избавиться от стариков, — предположил Оливер. — Стать во главе.
— Естественно, — согласился Мирски. — Послать их ко всем чертям. Это бизнес, что тут нового? Мы пытались совершить переворот. Бескровный путч. Почему нет? Исключительно мирными средствами. Я — мирный человек. Я прошел длинный путь. Завшивленный мальчишка из Львова прилежно учится, чтобы стать хорошим коммунистом, к четырнадцати годам говорит на четырех языках, с отличием заканчивает юридический факультет, становится крупным партийным функционером, все идет как надо, влияние растет как на дрожжах, он ходит в церковь, принимает крещение, устраивает по этому поводу большой прием с шампанским, вступает в «Солидарность», но это не помогает, новые хозяева жизни думают, что меня надо сажать в тюрьму, вот я и переехал в Турцию. Здесь я счастлив, у меня новые клиенты, я женился на богине. Возможно, я даже устал от Святой Троицы. Возможно, со временем приму ислам. Я человек гибкий, мирный, — повторил он. — Сегодня жить мирно — единственно возможный способ существования, до тех пор пока какой-нибудь безумный русский не решит, что пора начинать Третью мировую войну.
— Куда они его увезли?
— Куда они его увезли? Откуда мне знать? Где Евгений? Там, куда они увезли труп. Где Аликс? Там, где Евгений. Где Тайгер? Там, куда его увез Аликс.
— Какой труп?
— Гребаный труп Михаила! А чей, по-твоему? Михаила, брата Евгения. У тебя в голове опилки или что? Михаила, которого убили на «Свободном Таллине». С чего иначе Евгений решил начать новую войну? Он хотел получить тело. Заплатил за него целое состояние. «Привезите мне тело моего брата. В стальном гробу, со льдом. А потом я уничтожу мир».
До этого момента Оливер все подмечал. А тут что-то случилось со зрением: позитив сменился негативом, и несколько мгновений черная луна светила на белом небе. А потом он вдруг ушел под воду, потеряв возможность говорить и слышать. Агги тянулась к нему, но он все равно тонул. Когда же к нему вернулись дар речи и слух, Мирски вновь говорил о Массингхэме:
— Аликс рассказывает Рэнди о грузе, тот ставит в известность своих прежних работодателей. Они связываются с Москвой. Москва отправляет в море русский флот, там устраивают новый Перл-Харбор, убивают четырех человек, захватывают корабль, три тонны героина высочайшей очистки возвращаются в Одессу, чтобы таможенники могли заработать кучу денег. У Евгения едет крыша, Уинзеру вышибают мозги. Это для начала. А теперь они берутся за дело по-настоящему.
Оливер заговорил, глядя прямо перед собой на огни города, виднеющиеся сквозь листву.
— Что Михаил делал на «Свободном Таллине», когда корабль захватили русские?
— Плыл с грузом. Охранял его. Оказывал брату услугу. Мы несли большие потери. Слишком много допускалось ошибок, слишком много счетов замораживалось, слишком много денег шло псу под хвост. Все злились. Все обвиняли друг друга. Михаил хочет совершить для брата героический поступок, поэтому идет на корабль, берет с собой автомат Калашникова. Русская морская пехота поднимается на борт, Михаил убивает двоих, портит настроение остальным. Его убивают, поэтому всем приходится платить. Это логично.
— Тайгер приехал сюда, чтобы повидаться с вами, — как автомат, пробубнил Оливер.
— Черта с два.
— Он приехал в Стамбул несколько дней тому назад.
— Может, приехал, может, нет. Он мне звонил. На работу. Это все, что я знаю. Говорил как-то странно. Что-то странное. Словно с луковицей во рту. Возможно, это был пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Согнувшись вдвое, Оливер наклонился вперед и подобрал с пола альбом для рисования и ножницы, потом, заручившись кивком Павла, вырвал из середины альбома двойную страницу. Сложил ее несколько раз, ловко поработал ножницами и превратил бумагу в череду радостных кроликов, идущих друг за другом.
— Но это же фантастика! — воскликнула миссис Мирски, к которой первой вернулся дар речи. — У вас есть дети, мистер Уэст? Но если у вас нет детей, как вам удалось все это проделать? Вы — гений! Пол и Фрайди, что вы должны сказать мистеру Уэсту?
Но Оливера в гораздо большей степени волновало другое: что мистер Уэст скажет доктору Мирски? И что он скажет Зое и Хобэну, когда те заедут за своим маленьким сыном? А пока он строил аэропланы, которые, ко всеобщей радости, действительно летали. Один опустился на воду, за ним пришлось посылать спасательный самолет. И вытаскивать оба на сушу с помощью палки. Он сделал птичку, и Фрайди не позволила отправлять ее в полет, потому что птичка ей очень понравилась. Он вытащил монету в пять швейцарских франков из уха Фрайди и уже собирался достать вторую из-за шиворота Пола, когда два автомобильных гудка и радостный вопль Фрайди: «Папа!» — возвестили о прибытии домой доброго доктора.
По двору забегали слуги, захлопали автомобильные дверцы, радостно заурчали овчарки, послышались польские приветствия, и молодой, энергичный черноволосый мужчина ворвался во внутренний дворик, на ходу срывая галстук, пиджак, туфли, потом все остальное, и с восторженным ревом прыгнул в бассейн, проплыв две его трети под водой. Огромным медведем поднявшись на бортик, надел многоцветный банный халат, поданный боксером, поцеловал жену, дочь, поздоровался с мальчиком: «Привет, Павлик!» — еще раз чмокнул жену и лишь после этого с явным неудовольствием повернулся к Оливеру.
— Мне очень жаль нарушать такую идиллию, — Оливер ослепительно улыбнулся. — Я давний друг Евгения, а доктор Конрад шлет вам наилучшие пожелания.
Ответа не последовало, лишь суровый взгляд на несколько столетий старше взгляда Павла сверлил его из-под полуопущенных век.
— Если можно, я бы хотел поговорить с вами наедине.
Оливер последовал за многоцветной спиной и голыми пятками доктора Мирски. Боксер в черном костюме замкнул процессию. Они прошли коридором, поднялись на несколько ступенек, оказались в кабинете с тонированными окнами, выходящими на пыльный склон, переливающийся огнями. Боксер закрыл дверь и привалился к ней спиной, одной рукой поглаживая бицепс второй.
— Итак, какого хрена тебе нужно? — Голос Мирски гремел, словно артиллерийская канонада.
— Я Оливер, сын Тайгера Сингла. Я младший партнер фирмы «Сингл и Сингл» с Керзон-стрит, и я ищу моего отца.
Мирски что-то рявкнул по-польски. Боксер сунул руки под мышки Оливера, ощупал грудь, талию. Развернул Оливера лицом к себе, но, вместо того чтобы поцеловать или уложить на кровать, как Зоя, коснулся промежности, как Кэт, потом коленей, лодыжек. Достал бумажник Оливера и протянул Мирски, потом паспорт на фамилию Уэст, наконец остальное, что лежало в карманах. Мирски выложил все на стол, надел очки с затемненными стеклами. Пара тысяч швейцарских франков, деньги остались в чемодане, несколько монет, фотография Кармен, сидящей на ослике, вырезанная страничка из еженедельника «Абракадабра» со статьей, еще не прочитанной, о новых фокусах, чистый носовой платок, навязанный ему Агги. Мирски поднес паспорт к свету.
— Где ты его взял?
— Через Массингхэма. — Он вспомнил, что говорила Надя в «Соловьях», и ему захотелось разом перенестись туда.
— Ты друг Массингхэма?
— Мы коллеги.
— Массингхэм послал тебя сюда?
— Нет.
— Британская полиция послала тебя?
— Я пришел сам, чтобы найти отца.
Мирски вновь что-то сказал по-польски. Боксер ответил. Вроде бы обсуждалось прибытие Оливера, потом боксера отправили за дверь.
— От тебя исходит опасность моей жене и детям, это понятно? Ты не имел права приходить сюда, понимаешь?
— Я вас слышу.
— Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома. Прямо сейчас. А если вернешься, да поможет тебе бог. Забирай это дерьмо. Мне оно не нужно. Кто тебя сюда привез?
— Такси.
— С каких это пор в Стамбуле появились женщины-таксисты?
Бдительность охраны произвела на Оливера впечатление.
— Мне дали ее люди, занимающиеся прокатом автомобилей в аэропорту. Нам потребовался час, чтобы найти дом. У нее были другие дела, а в машине закончился бензин.
Мирски с отвращением наблюдал, как Оливер рассовывает по карманам свои вещи.
— Я должен его найти. — Он убрал бумажник во внутренний карман пиджака.
— Если вы не знаете, где он, назовите того, кто знает. У него помутилось в голове. Мне надо ему помочь. Он — мой отец.
Со двора доносилось веселое щебетание миссис Мирски. Она передавала детей няньке, чтобы та уложила их в постель. Боксер вернулся и, похоже, доложил о выполнении поручения. С видимой неохотой Мирски дал ему еще одно. Боксер начал возражать, но Мирски осадил его криком. Боксер опять ушел и вернулся с джинсами, клетчатой рубашкой и сандалиями. Мирски сбросил халат, какое-то время стоял голым, надевая джинсы и рубашку, сунул ноги в сандалии, вздохнул: «Господи Иисусе», и в том же порядке — Мирски впереди, Оливер посередине, боксер сзади — другим коридором они вышли к серебристому «Мерседесу», который стоял перед закрытыми воротами. Водитель сидел за. рулем. Мирски открыл дверцу, вытащил его из салона, рыкнул, отдавая очередной приказ. Боксер достал пистолет из наплечной кобуры, протянул Мирски. Тот, недовольно качая головой, сунул пистолет за пояс. Боксер отвел Оливера к дверце пассажирского сиденья, придерживая рукой за предплечье. Оливер сел рядом с Мирски. Ворота открылись. Мирски выехал на дорогу и покатил вниз по склону к городским огням. Оливер хотел обернуться и посмотреть, следует ли за ними Агги, но не решился.
— Ты — близкий друг Массингхэма?
— Он подонок, — ответил Оливер, решив, что на полуправду времени уже нет.
— И что? Мы все подонки. А некоторые подонки еще и не играют в шахматы.
Мирски резко нажал на педаль тормоза, остановив «Мерседес» посреди дороги, опустил стекло. Подождал. Справа узкая дорога зигзагом уходила к вершине холма, утыканной антеннами. Небо обсыпало звездами, яркая луна поднялась из-за гор, под ними поблескивал Босфор. Мирски ждал, поглядывая в зеркало заднего обзора, но Агги не появлялась. Выругавшись, Мирски свернул на узкую дорогу, проехал ярдов пятьсот по траве и гравию и остановился на площадке, невидимой с шоссе. Вокруг поднимались высокие деревья. Оливер вспомнил свой тайный уголок в Абботс-Ки и подумал, что они приехали в тайный уголок Мирски.
— Я не знаю, где твой гребаный отец, понимаешь? — прорычал Мирски. — Это правда. Я говорю тебе правду, а потом ты убираешься из моей жизни, держишься подальше от моего дома, моей жены, моих детей, возвращаешься в свою гребаную Англию, мне плевать, куда ты поедешь. Я семейный человек. Я верю в семейные ценности. Мне нравился твой отец, понимаешь? Жаль, что он мертв, понимаешь? Очень жаль. Так что отправляйся домой, создай новую семью и забудь, что когда-то знал его. Я респектабельный адвокат. И хочу быть им дальше. Я больше не преступник, теперь это мне ни к чему.
— Кто его убил?
— Может, они его не убили пока. Может, убьют завтра, сегодня, какая разница? Ты его найдешь, но мертвым. А потом убьют и тебя.
— Кто его убьет?
— Они все. Вся семья. Евгений, Тинатин, Хобэн, каждый кузен, дядя, племянник, откуда мне знать, кто его убьет? Евгений призвал к кровной мести, объявил войну всему человечеству без исключений. Все должны заплатить. Тайгер, сын Тайгера, собака его сына, гребаная канарейка.
— И все из-за «Свободного Таллина»?
— «Свободный Таллин» все порушил. До Рождества мы могли что-то сделать, Массингхэм, я, Хобэн. Нам надоело исправлять чьи-то ошибки, мы решили, что пришла пора реорганизовать бизнес, повысить безопасность, перейти на современные рельсы.
— Избавиться от стариков, — предположил Оливер. — Стать во главе.
— Естественно, — согласился Мирски. — Послать их ко всем чертям. Это бизнес, что тут нового? Мы пытались совершить переворот. Бескровный путч. Почему нет? Исключительно мирными средствами. Я — мирный человек. Я прошел длинный путь. Завшивленный мальчишка из Львова прилежно учится, чтобы стать хорошим коммунистом, к четырнадцати годам говорит на четырех языках, с отличием заканчивает юридический факультет, становится крупным партийным функционером, все идет как надо, влияние растет как на дрожжах, он ходит в церковь, принимает крещение, устраивает по этому поводу большой прием с шампанским, вступает в «Солидарность», но это не помогает, новые хозяева жизни думают, что меня надо сажать в тюрьму, вот я и переехал в Турцию. Здесь я счастлив, у меня новые клиенты, я женился на богине. Возможно, я даже устал от Святой Троицы. Возможно, со временем приму ислам. Я человек гибкий, мирный, — повторил он. — Сегодня жить мирно — единственно возможный способ существования, до тех пор пока какой-нибудь безумный русский не решит, что пора начинать Третью мировую войну.
— Куда они его увезли?
— Куда они его увезли? Откуда мне знать? Где Евгений? Там, куда они увезли труп. Где Аликс? Там, где Евгений. Где Тайгер? Там, куда его увез Аликс.
— Какой труп?
— Гребаный труп Михаила! А чей, по-твоему? Михаила, брата Евгения. У тебя в голове опилки или что? Михаила, которого убили на «Свободном Таллине». С чего иначе Евгений решил начать новую войну? Он хотел получить тело. Заплатил за него целое состояние. «Привезите мне тело моего брата. В стальном гробу, со льдом. А потом я уничтожу мир».
До этого момента Оливер все подмечал. А тут что-то случилось со зрением: позитив сменился негативом, и несколько мгновений черная луна светила на белом небе. А потом он вдруг ушел под воду, потеряв возможность говорить и слышать. Агги тянулась к нему, но он все равно тонул. Когда же к нему вернулись дар речи и слух, Мирски вновь говорил о Массингхэме:
— Аликс рассказывает Рэнди о грузе, тот ставит в известность своих прежних работодателей. Они связываются с Москвой. Москва отправляет в море русский флот, там устраивают новый Перл-Харбор, убивают четырех человек, захватывают корабль, три тонны героина высочайшей очистки возвращаются в Одессу, чтобы таможенники могли заработать кучу денег. У Евгения едет крыша, Уинзеру вышибают мозги. Это для начала. А теперь они берутся за дело по-настоящему.
Оливер заговорил, глядя прямо перед собой на огни города, виднеющиеся сквозь листву.
— Что Михаил делал на «Свободном Таллине», когда корабль захватили русские?
— Плыл с грузом. Охранял его. Оказывал брату услугу. Мы несли большие потери. Слишком много допускалось ошибок, слишком много счетов замораживалось, слишком много денег шло псу под хвост. Все злились. Все обвиняли друг друга. Михаил хочет совершить для брата героический поступок, поэтому идет на корабль, берет с собой автомат Калашникова. Русская морская пехота поднимается на борт, Михаил убивает двоих, портит настроение остальным. Его убивают, поэтому всем приходится платить. Это логично.
— Тайгер приехал сюда, чтобы повидаться с вами, — как автомат, пробубнил Оливер.
— Черта с два.
— Он приехал в Стамбул несколько дней тому назад.
— Может, приехал, может, нет. Он мне звонил. На работу. Это все, что я знаю. Говорил как-то странно. Что-то странное. Словно с луковицей во рту. Возможно, это был пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55