- Это справочник медслужб и приватных врачей. С 1941 по 1944, -
сказал он, листая. - Так, пожалуйста: Бучинский М.С., санэпидстанция,
помощник врача. Теперь заглянем сюда, - раскрыл он папку и стал рыться. -
Здесь нет... Посмотрим в другой.
Таких папок, заметил Сергей Ильич, ведя взглядом по полке, имелось с
десяток, на корешке каждой фломастером были написаны по одной-две буквы в
порядке алфавита - от "А" до "Я".
- Вот тебе, - Богдан Григорьевич весело, с каким-то превосходством
метнул к рукам Сергея Ильича темно-зеленую карточку.
Сергей Ильич взял ее, она была двойная, раскрывалась, как паспорт. Он
стал читать. Это оказалась "Рабочая карточка", заведенная 29 октября 1942
года, номер 24599. Надписи на двух языках - немецком и украинском:
"Фамилия, имя, отчество - Бучинский Михаил С."
"Число, месяц и год рождения - 8 апреля 1918"
"Профессия - врач"
"Нынешняя должность - помощник врача"
"Количество иждивенцев - прочерк"
"Адрес - Бауэр-штрассе, 11-а"
"Городской комиссар - подпись"
"Биржа труда - подпись".
Венчала все это круглая печать, как и полагалось, с орлом и
свастикой.
Через весь внутренний разворот указывалось: "Каждая истекшая неделя
работы должна быть засвидетельствована приложением печати предприятия
(организации, части)". Обе стороны разворота были разграфлены на сорок
клеточек - сорок недель с датами начала и конца каждой. Последний штемпель
"Городская главная касса" стоял в клеточке, завершающей недели марта.
- Все правильно, - сказал Сергей Ильич. - В апреле 1943 года
Бучинского уже арестовали. - Откуда она у вас? - удивленно спросил Сергей
Ильич, возвращая карточку Богдану Григорьевичу.
- У меня их несколько тысяч, - Богдан Григорьевич у лыбнулся темными
лукавыми глазами, долил в кружку пива. - Откуда именно эта - не помню.
Собирал, где угодно. Сразу после войны их на свалках полно валялось с
прочими бумажками периода оккупации... Я не брезговал, рылся, где только
можно... Видишь, даже разложил по алфавиту.
- В общем, с Михаилом Бучинским все ясно. Но он покойник. Он мне уже
как бы ни к чему, - засмеялся Сергей Ильич. - Мне бы найти, кому отдать
эти триста тысяч... Вполне возможно, что он и Бачинский-Бучинский, живший
на Кинги, 5, не однофамильцы, а состояли в родстве. В какой степени?
Родственники, родственники мне нужны, Богдан Григорьевич.
- Тем более, запроси, чтобы выяснить, где село Троки. По-моему, под
Перемышлем были какие-то Торки, не Троки, а Торки. Я учился с одним парнем
оттуда.
- Мой Бучинский жил, по вашим данным, на Бауэр-штрассе, 11-а, в
прошлом Францисканской. Как она теперь называется?
- Маршала Толбухина.
- Поищу там старожилов. А вдруг кто-нибудь вспомнит какого-нибудь
Бучинского или Бучинскую из этого корня...
- О твоей Ульяне Васильевне Бабич из Ужвы я не забыл. Занимаюсь ею...
Ты вот что еще сделай: выясни-ка официально, не были ли родители
Бучинского землевладельцами. Обычно о такой категории людей в прошлом
имелись довольно подробные данные, даже их родственные связи. А я у себя
поищу.
- Это хорошая мысль, - кивнул Сергей Ильич.
- Пивка еще хочешь?
- Нет, спасибо.
- Тогда я бутылочку приберегу на утро.
- Бога ради... Да, я узнал: домик ваш, возможно, не пойдет под снос.
Хотя этот вопрос еще не решен. Но Дворец пионеров тут собираются строить.
Правда, неизвестно когда. Не переживайте, у нас пока расчухаются, пока
решат, утвердят, внесут в титульный список!
- На это и буду уповать. Иногда и от бюрократии есть польза... Как
там профсоюзный лидер?
- Кухарь? Руководит, блюдет наши права. Служит истине.
- А может ему не столь истина важна, как сам процесс служения ей? -
подмигнул Богдан Григорьевич. - А Миня что поделывает?
- В отпуск укатил...
Они продолжали беседовать. Сергей Ильич ходил вдоль полок, забитых
книгами и папками, скользил по ним взглядом, иногда останавливался и,
склонив голову набок, читал надпись на корешке...
26
За пивом Теодозия Петровна успела сбегать перед самым закрытием
магазина, вернулась быстро, и проходя мимо двери Богдана Григорьевича, по
привычке посмотрела на порог, где обычно стоит его обувь. Туфель не было.
Она поняла, что сосед ее куда-то отбыл. Он не очень посвящал ее в свои
дела, но, случалось, накануне все же говорил: "Завтра меня не будет целый
день", или: "Мы с вами не увидимся, приду поздно".
Сегодня Теодозия Петровна сожалела, что Богдан Григорьевич не
предупредил ее, когда вернется. Дело в том, что знакомая достала Теодозии
Петровне палочку дрожжей, свежих, пахучих, она очень любила их запах с
детства, когда, бывало, незаметно от матери отщипнет кусочек и с
удовольствием сжует. Получив нынче такой подарок, Теодозия Петровна сразу
же решила испечь кулич с изюмом и орехами. Его в их доме пекли когда-то по
большим праздникам. На Пасху и Рождество обязательно...
Теперь же отсутствующие туфли Богдана Григорьевича повергли ее в
раздумья, она была даже раздражена: опару развела, хотела порадовать
Богдана Григорьевича, он ценил ее кулинарные способности. Даже купила для
него две бутылки пива, заранее предвкушая его похвалы и, главное, умные
беседы с ним, до которых была очень охоча; хотя не все в них понимала, все
же слушала с интересом, поскольку они всегда касались Христа и выглядели
как забавные приключения, отличались от того, что говорил священник в
церкви... И вот - на тебе, ушел, не сказал, в каком часу явится. Что с
тестом делать? Когда сажать?..
Кто-то у него вчера был, долго они там говорили, смеялись. Теодозия
Петровна слышала голоса, пытаясь ревниво различить слова. И сейчас в душе
кляла того человека, почему-то уверенная, что именно вчерашний гость
повинен в сегодняшнем исчезновении Богдана Григорьевича. Вообще-то редко
кто к нему захаживал... Теодозия Петровна переключила телевизор на Варшаву
- по первой программе был объ явлен фильм "Королевские сны". В самом
названии ощущалось что-то загадочное, а это оставалось главным для Теодо
зии Петровны. Все, что происходило за стенами ее квартиры - на улицах, в
магазинах, на рынке, даже в храме Божьем, - было для Теодозии Петровны
реальностью, а все, что приходило к ней с телеэкрана, услаждало эту
реальность, и являлось для нее тем, что для иных чтение книги.
Разложив один из пасьянсов, Теодозия Петровна пила чай с сухариками,
смотрела на светящийся экран и время от времени прислушивалась, надеясь
уловить момент, когда Богдан Григорьевич своим ключом отопрет входную
дверь, в прихожей щелкнет выключателем и шаркающим шагом пройдет к двери в
свою незапирающуюся никогда комнату.
Так прошло около часа. За окнами уже стояла темень, лишь на
противоположной стороне, у конечной трамвайной остановки горел фонарь.
И тут раздался звонок в дверь. Удивленная, Теодозия Петровна,
нащупала под столом сброшенные шлепанцы и пошла выяснять, кто так поздно
заявился.
- Кто там? - испуганно спросила она, пытаясь через "глазок"
разглядеть звонившего.
- Я, я, Теодозия Петровна, - отозвался голос Богдана Григорьевича.
- Что с вами? Что это вы? - растерянно спросила она, еще недоверчиво
гадая, он ли, или кто-то его голосом говорит. Но все же дверь отворила.
- Вы уж извините за беспокойство, - входя, развел руками Богдан
Григорьевич. - Где-то ключ потерял.
Она кивнула, подозрительно поглядывая на него и осторожно потягивая
носом. Похоже, трезв. Хотела спросить, где он так поздно был, но
воздержалась, быстро стрельнула взглядом вниз - на его туфли: в каких он -
в обычных каждодневных или в своих единственных для выхода. Так она
высчитывала степень важности его отлучек, не любила, когда он уходил в
этих единственных, что-то ревниво-злобное шевелилось тогда в ее душе. На
сей раз Богдан Григорьевич был именно в них.
- Устал, - сказал он, понимая весь ход ее мыслей, и чтобы увести
возможный разговор в более благоприятное русло, с улыбочкой спросил: -
Какой у вас сегодня пасьянс?
- Пасьянс вам нужен! - хмыкнула она, тоже разгадав хитрость. И как бы
обиженно поведя плечом, повернулась к нему спиной, чтоб удалиться.
- Спокойной ночи, - поспешил сказать Богдан Григорьевич, подошел к
своей двери, снял туфли и оставив их за порогом, влез в шлепанцы и вошел к
себе.
27
Инспектор уголовного розыска был зол. Сейф полон незаконченных дел:
разбой, квартирные кражи, четыре угона автомашин, этапирован рецидивист,
заявивший уже в колонии, что три давних нераскрытых грабежа совершил он,
хотя сел по другим делам, а когда этапировали сюда, выяснилось, что это -
самооговор. Есть любители прогуляться в родной город хоть таким путем. И
тут на тебе - опять возникли мальчишки, упершие водку! Вроде закончил с
ними, все ясно, передал следователю, тот написал уже обвинительное
заключение, а все придется притормозить: заявление из облархива об
исчезновении какой-то папки с бумагами. Мальчишек надо будет опять
допрашивать. Отпущенные до суда под личное поручительство родителей, они
сейчас сидели в коридоре, испуганно гадая, что произошло, почему милиция
вновь заинтересовалась ими.
Надежда Францевна впервые посещала милицию. Поразило убожество
кабинета, цвет и обшарпанность стен в коридоре, слишком громкие голоса в
дежурке, грохот сапог по грязному полу, смешавшиеся запахи хлорки,
табачного дыма, пота. Сидевший напротив нее человек в штатском, которому
на вид можно было дать лет сорок, то ли уставшим, то ли безразличным
взглядом еще раз прочитал заявление, напечатанное Надеждой Францевной на
бланке, перевернул его зачем-то, хотя на обороте бумага была совершенно
чистой, и опять лицевой стороной положил перед собой.
- Что находилось в этой папке? - спросил он.
- Документы.
- Я понимаю, что не конфетные фантики, - усмехнулся он.
- Штабные документы партизанского отряда "Месть". Оригиналы. Я их не
видела, но так значится в описи.
- Надо полагать, что для нынешних времен никакой военной тайны они не
составляют?
- Думаю, нет.
- Кому же эта папка могла понадобиться?
- Это уж выясните, пожалуйста, вы, - Надежда Францевна поджала губы и
осторожно, двумя пальцами прикоснулась к своим буклям, чуть подкрашенным в
лиловый цвет.
- Кто мог знать, что именно хранится в этих ящиках?
- Кто угодно. Достаточно заглянуть в опись.
- Кто мог видеть опись?
- Любой наш сотрудник. Она не секретна. Но вряд ли у кого-нибудь
возникло желание читать ее. Кроме, разумеется, тех, кому положено или
того, кто, как видите, проявил к ней личный интерес. А так, - Надежда
Францевна пожала плечами, - у каждого своих дел хватает.
- Кто работал с нею?
- Она размножена для всех отделов. Каждый выбирал то, что попадет в
его отдел из вновь поступивших фондов.
- Куда вы собираетесь убрать ящики из собора?
- Мы уже перевезли их. Потеснились в одном хранилище и временно там
разместили.
- Зачем вы поторопились? Хотя бы с нами посоветовались, - поморщился
инспектор и подумал: "Там теперь столько "пальцев"! В одном городе ящики
заполняли, заколачивали, грузили в машину, затем в вагон, здесь
разгружали, перевозили, вносили в подвал, теперь опять грузили,
перевозили, вновь разгружали, складировали... Какое количество людей к ним
прикасалось, кроме мальчишек и того, кто взял папку!.. И где гарантия, что
тот, кто взял, оставил свои пальцы? - Вы, наверное, и пыль с ящиков
смахнули, когда завезли на новое место?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36