- спросил он. Вопрос был задан
просто так, почти риторически, с горькой иронией. Не уловив его смысла,
Надежда Францевна, воспринимавшая все серьезно, тем более в этом кабинете,
сочла необходимым ответить исчерпывающе и определенно:
- При нашей тесноте, при нашем уровне технической обеспеченности,
когда своей пыли хватает, я сама за всем проследила, приказала протереть
каждый ящик...
- Я не сомневался, - с грустной улыбкой он по-своему оценил
аккуратность директорши архива. - Ну что ж, Надежда Францевна, пожалуй, на
сегодня все. Будем искать вашу драгоценную папку.
- Вы никогда не пользовались услугами архива? - Надежда Францевна
поднялись.
- Не приходилось.
- Это заметно. Думаю, специфика вашей работы хоть однажды, но
приведет нас к вам.
- Лучше не надо, - дружелюбно сказал он. Провожая ее, вышел в коридор
и дождавшись, когда она скроется за поворотом, повернулся к двум
недорослям, истомленным страхом и долгим ожидание на жесткой скамье перед
его дверью... - Заходи, - сказал он старшему.
- Взяли вы водку. Так? Чего полезли во второй отсек? - усевшись,
спросил инспектор.
Парень молчал.
- Зачем сломали вторую дверь, вскрыли ящики? Что искали?
- Просто... Думали, может там еще чего.
- Что именно "еще чего"?
- Ну, сгущенка... Конфеты...
- На сладкое потянуло?
Тот пожал плечами.
- Папку зачем взяли? Куда дели?
- Не брали мы... Кому она нужна? - хрипловато, сухим от волнения
голосом ответил паренек. - Честное слово, ничего не брали.
- Ты свое "честное слово" для суда прибереги. Авось разжалобишь, -
постучал инспектор ручкой по бумаге. - Это тебе не школьное сочинение, а
протокол допроса. - Может, кто попросил сделать одолжение, пообещал
заплатить? Или как?
- А может кто-то, кроме нас... Допустим тот, с фона риком...
- Кто такой?
- А мы его не знаем... Витька хотел про него следователю рассказать,
а тот и слушать не стал.
- В лицо видел этого, с фонариком?
- Мало. Один раз он посветил на что-то в руке, наклонился, тогда и
видел... Когда спрятались за углом... Он вошел и стал по лестнице
спускаться.
- Ну-ка, опиши, какой он.
- Обыкновенный.
- Высокий, низкий?
- Не, невысокий.
- Возраст? Твоему отцу сколько лет?
- Сорок.
- Так он старше отца или моложе?
- Не разглядел.
- Брюнет, блондин, лысый, волосатый?!.. Что, по слову из тебя тянуть
надо, описать не можешь? - разозлился инспектор.
- Не нужен он мне был, запоминать его... Вроде такой, как отец у
меня, плотный. Голова с волосами, с темными, - неуверенно ответил парень.
- Как он спускался по лестнице: быстро, медленно?
- Нормально спускался... Сперва фонариком далеко светил, потом
поближе, как под ноги. Потом фонарик взял в другую руку...
- В какую?
- В другую, в левую, а правой за стену придерживался.
- И что дальше?
- Мы за угол убежали... Видели только, что свет долго горел в чулане,
где те ящики.
- Что значит долго? Десять минут, час, два?
- Не. Минут сорок... А может, больше.
- Раньше видел его где-нибудь?
- Не.
- Что еще можешь добавить, вспомни.
- А что добавлять? Ничего я не знаю...
- Ладно, иди, посиди в коридоре. Пусть Лупол войдет.
Второй воришка ростом поменьше, щуплый, робко остановился у двери.
- Заходи, заходи, Виктор Степанович Лупол. Что такой несмелый стал?
Когда водку брал и ящики вскрывал, был, небось, похрабрее... Садись...
пока сюда, - сказал инспектор. - Про водку я уже все знаю, ты мне теперь
расскажи, зачем папку с бумагами унесли? Тоже заработать захотели? От
кого?
- Мы не брали! - отчаянно замотал он головой.
- А зачем ящики распотрошили?
- Не знаю, - едва прошептал.
- Смотри, что получается, Лупол: вы взломали ящики, тут же появляется
человек, потом оказывается, что исчезла одна папка. Очень странное
совпадение. Будто заказал он: вскрывайте, а я подоспею. А, может, не было
никакого человека?
- Был!.. Был!.. Я видел его... Фонариком он светил.
- Описать его можешь?
- Высокий он, сильный...
- Возраст, лет ему сколько по виду?
- Старый, почти без волос...
- Расскажи, как он спускался по лестнице.
- Мы как увидели свет, выглянули... Он сперва посветил далеко, в
конец подвала... Потом ближе, на ступеньки... Шагнул осторожно... И сразу
на руку посветил, нагнулся... Тут я его лицо и запомнил: нос здоровенный и
глаза большие, темные... Потом взял фонарик в левую руку, а правой все за
стенку, как за перила... грохнуться боялся...
Паренек говорил что-то еще, а инспектор невесело думал, что несмотря
на некоторые расхождения в показаниях юных правонарушителях ясно, третий
человек в ту ночь в подвале был. И, похоже, с мальчишками не связан.
Совпало. Они ему о бъективно помогли: вскрыли ящики, он пришел на готовое
- бери. И взял... Видимо то, за чем шел...
Отпустив обоих, инспектор соединил скрепкой протоколы их допросов с
заявлением директора архива и отправился на второй этаж к заместителю
начальника райотдела по оперработе. Он понимал, что архивную эту папку
пацанам, как думалось вначале, теперь не повесишь, придется заводить новое
дело и искать ее. Но где? Кому и зачем она могла понадобиться?..

28
Красный свет, горевший в фотолаборатории, лежал на лобастом лице
Олега. Пинцетом он шевелил контрольные снимки в ванночках, перекладывал из
одной в другую. Прищепленные к натянутой капроновой леске, сушились
несколько рулончиков проявленной пленки. В маленькой комнате было душно,
едко от испарений химикатов. Но Олег к этому привык. Работы поднабралось.
Одну из них - печатание обыкновенных снимков, - он делал с тем равнодушием
и спокойствием профессионала, с такой заученной механической
последовательностью, когда можно, зная заранее результат, од новременно и
разговаривать с кем-нибудь. Другую же работу - проявление и печатание
фотокопий текстов, - он не любил. Тут надо все время следить: сперва, чтоб
не загубить, проявляя, пленки, затем, печатая, выбрать нужную
контрастность. Все это он знал, умел, но всегда почему-то был взвинчен,
раздражителен, и в душе поносил тех, кому взбрело в голову сохранять на
фотобумаге какие-то допотопные записи, к которым, как он полагал, никто
никогда не прикоснется. Но иногда, закончив, разглядывая отпечатанные и
высушенные фотокопии, он любовался своим мастерством и, как бы проверяя
качество, не щурясь, не напрягая зрения, прочитывал тот или иной документ,
с удивлением узнавая из него какую-нибудь забавную подробность.
Сегодня, как и всегда, он закончил сперва печатание фотокопий.
Сначала служебных - архивных, а затем - "левых", они давали приработок,
хоть и небольшой, но он не отказывался и, приступая, проверял: запер ли
дверь на крючок и включил ли наружное табло, освещавшее надпись: "Не
входить!.." Нынче эта предосторожность нужна была особенно, тем более, что
заметил плохое настроение директрисы. Она могла вломиться, потребовать,
чтоб впустил в любую минуту - любила в дурном расположении духа совершать
контрольные обходы всех отделов: кто чем занят.
Поэтому все, что не должно попасться ей на глаза, он убрал в ящик
стола.
Была последняя неделя июля, пора, когда Олег, как он выражался,
"заготавливал корма на зиму" - подоспело много "левых" заказов: памятные
альбомы выпускников школ, пусть через двадцать лет полистают, умилятся,
какими юными, чистыми, пышноволосыми были и поразмыслят, какими стали.
"Десятый "А", средняя школа N_14". Вот девочка с челочкой, милашка, ничего
не скажешь, святые глазки, мама будет пускать слезу, созерцать фото, думая
о будущем чада, восхищаясь чистотой глаз, не зная, что ее дочку уже
тискают в подъезде... Действительно, а какой она станет лет через
двадцать? Прядильщица, мать-одиночка или главврач, близорукая толстуха,
как та задерганная главврачиха из районной поликлиники?.. У нее вечно
перекошены чулки... А этот юнец, нос пуговкой? Кем он будет через двадцать
лет?
Тридцать человек, девушки и ребята, надежды, фантазии. Но у всех все
хорошо не бывает. Вот в чем дело...
Тут ему позвонили по внутреннему телефону. Он узнал голос Романца:
- Олег, тебя по городскому спрашивает какая-то дама. Выйдешь, или
сказать, что тебя нет?
- Пусть подождет, сейчас выйду.
Он внимательно осмотрел рабочий стол, не оставил ли чего ненужного
для чужих глаз и вышел, запер деверь на два оборота, ключ сунул в карман.
Его лаборатория и комната Романца находились рядом, вошел Олег без
стука. У Романца сидела какая-то девица с блокнотиком на коленях. Тот
что-то объяснял ей, она кивала и записывала.
Трубка лежала на столе.
- Слушаю, - сказал Олег.
- Это Маруся, с кладбища, - отозвался издалека голос.
Олег поморщился. Звонившая работала смотрительницей на кладбище, как
раз на том участке, где похоронен был отец Олега. Он платил ей пятерку в
месяц за то, чтоб приглядывала за могилой. Сейчас он задолжал четвертной.
- Я понял, тетя Маруся. К середине августа рассчитаюсь полностью и
наперед дам, - старался он говорить потише и без подробностей, косясь на
Романца, беседовавшего с девицей. - Да-да, разбогатею... Я понял... Вы уж
извините. До свидания, - заторопился закончить, зная словоохотливость
собеседницы. С покойниками на кладбище здорово не разговоришься...
Он пошел к себе. Этот звонок невольно вернул его к не давним мыслям
об умершем несколько лет назад отце. И с какой-то злой веселостью Олег
мысленно произнес: "Ничего, батя! Все идет путем. Скоро я им всем морды
дерьмом намажу!.."

Застенчивая, все время красневшая дипломница из Института культуры,
приоткрыв розовый ротик, внимала Романцу - руководителю дипломной работы,
стараясь успеть записать в блокнот все, что он изрекал. А Романец
втолковывал ей какие-то элементарные понятия, дивясь ее туповатости и
наивности.
- Я же точно обозначил вам хронологические пределы, - говорил он, -
зачем же вы лезете в другие? По ним и материалов нет.
- А у вас, в архиве? - спрашивала девушка.
- Они в спецхране, вас туда не пустят.
- А если я через папу попробую?
- Это тот случай, когда папа не поможет. На тех документах - "табу".
- Почему?
- Они... как бы вам сказать... не вписываются.
- Во что?
- В концепцию, в концепцию, Шурочка!
- Почему?
- О, господи! Ну спросите у вашего папы! Если он у вас все может,
наверно и все знает... Пойдем дальше. Вот эту фразу "...единственно верный
путь..." вы уберите.
- Почему?
- В тех документах, что в спецхране "единственно верным" путем был
назван вовсе другой. Кто знает, не окажется ли через несколько лет
названное вами "единственно верным" тоже ошибочным? Избегайте
категорических оценок... Даже если это цитаты... Чужие истины не
принимайте всерьез, руководствуйтесь своими. Общих истин не существует,
милая Шурочка, - девица надоела ему, ее дипломная работа - сплошные
компиляции и цитаты - никому, кроме нее, не нужна, но всемогущий папа
отдаст команду, чтоб сей научный труд переплели "как следует" и золотом
оттиснули фамилию дипломницы и название. Почти два часа угробил Романец на
просвещение этой Шурочки, хотя своих срочных дел сегодня было невпроворот.
Ему нужен был покой, одиночество, тишина, чтобы все хорошо обдумать.
Поэтому не без некоторого цинизма он поучал ее: - Я тоже руководствуюсь
этими принципами. И вам советую. Это - что касается жизни. А дипломную вам
написать помогу. Будьте умничкой, - без всякой надежды, что такое его
пожелание исполнится, он не удержался и погладил ее чуть выше колена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36