- Я
дам вам свой телефончик, если что нужно - звоните. Он сказал не "телефон",
а "телефончик". Но до нее и этот нюанс не дошел. "Она, наверное, фригидна,
- почему-то решил Ярослав, глядя, как Шурочка аккуратненько укладывает в
сумочку блокнотик - в одно отделение, ручку - в другое. - Конечно, можно
бы назначить следующую встречу дома, а не здесь, - подумал Ярослав. -
Девка ничего... Правда, можно влип нуть, а папа там - ого-го?.. Нет, это
все побоку!.. Сейчас есть высшая цель, главное дело жизни подоспело... И,
может быть, - Мюнхен..."
29
Когда город спит, ночные тени кажутся особенно неподвижными. Было
безлунно и тихо. Словно паркет, натертый фосфоресцирующим воском, сияли
под фонарями булыжники. Во тьме как-то плотнее прижались друг к другу
старинные дома на узких улочках в старой части города. И вдруг раздался
медленный ровный стук копыт. Мимо припаркованных на ночь "жигулей",
"москвичей" и "запорожцев" по проезжей части улицы будто проплыла
небольшая кавалькада. Одномастные, глянцево-коричневые лошади ступали по
булыжинам, издавая подковами мерный цокот, словно из чрева ушедшего
времени на тайный праздник вернулись в город его древние обитатели,
которых вызвала полуночная тишина. Это было странное величественное
зрелище - кони и всадники, неспешно двигавшиеся в конец улицы, уходя из
света электрических фонарей, превращались в скользившие тени. А ведь не
так давно, каких-нибудь тридцать пять лет назад город освещали газовые
фонари. Специальные служители каждый вечер обходили улицы, длинным шестом
с крючком открывали заслонку, подносили к горелке, зажженной от спички
фитилек. Итак, от фонаря к фонарю. И вскоре улицу освещало неяркое белое
сияние. В тротуарах были проделаны маленькие контрольные отверстия для
выхода газа, если он скапливался под плитами...
Четкий равномерный перебор копыт, легкое позвякивание удалялись в
сторону цирка. Всадники возвращали после прогулки своих четвероногих
коллег в стойла, где пахло навозом, сеном, опилками и конским потом.
Человек, стоявший у водосточной трубы, под козырьком подъезда,
завороженный этим зрелищем, его звуками, вроде пришедшими из другого
времени, дождался пока они совсем стихли, и осторожно отлепившись от
стены, вошел во двор Армянской церкви. Не шаркая, он ступал по плитам,
приближаясь к двери, ведшей в знакомое подземелье. И лишь притворив дверь
и ступив на холодные каменные ступени, он включил фонарик, спустился,
нащупал лучом вход в отсек и скрылся в нем. Пробыл там недолго, минут
двадцать, потом так же вернулся, у ворот выглянул - направо, налево, - и
убедившись, что улица пуста, двинулся к трамвайной остановке, зажав в
потной ладони приготовленный заранее скомкавшийся билетик...
30
В свою однокомнатную квартиру Ярослав Романец вернулся поздно. По
дороге домой заглянул к приятелю - скульптору в мастерскую. Там ночная
жизнь считалась делом обычным, можно было заявиться почти в любое время
суток, не боясь потревожить чей-то покой. Засиживались до трех-четырех
утра. Народ собирался разный, одни, постоянные визитеры, приводили своих
приятелей, и те, становясь тут своими, потом уже заглядывали, как
завсегдатаи, приводя других новичков.
По углам жилой части мастерской скапливалось немало пустых бутылок от
водки, коньяка, вина, молока и кефира. Раз в месяц хозяин загружал ими
багажник своей "Лады", отвозил домой и отдавал старику-дворнику.
Оттуда, из мастерской, и вернулся Ярослав в четвертом часу ночи.
Хорошо посидели. Было много знакомых, выпили, кто-то принес виски
"Dimple", жарили в тазу со спиртом охотничьи сосиски. Много говорили,
спорили, шутили, что-то под гитару пели. И он расслабился, отпустило
напряжение последних недель. Даже не хотелось уходить. Дом пустой. Год как
расстался с женой. Она теперь жила с ребенком в Ровно у своих родителей,
развод официально не оформляли, и он еще тешил себя надеждой, что уговорит
ее вернуться. Ссориться начали давно, еще в первый год супружества,
заводились с мелочей, а потом все круче и круче, уже забывалось с чего,
собственно, завязался спор, а он все разгорался. И так всякий раз. Сейчас
трудно было установить, кто виноват, но те ма денег, будь они прокляты,
всегда возникала, а вокруг нее наматывалось все остальное: и почему он так
поздно приходит, и почему забыл отнести ее сапоги, чтоб набить
металлические набойки, и почему она не постирала ему голубую сорочку, и
зачем выбросила пузырек с машинным маслом, стоявший в кладовке, что это за
патологическая страсть все вышвыривать не спросясь. Вот они, зубчики,
вертевшие шестерню их отношений. Распалясь и исчерпав тему денег, она
принималась за иное: сколько он будет возиться со своей кандидатской? Вот
другие давно уже... Кандидатская! На нее не остается времени, оно
высасывается, как губкой, повседневной текучкой там, на службе. Этой
отговоркой он отбивался от попреков, желая забыть, сколько часов улетало
без толку на хождение в шахматный клуб, на вечеринки у
приятеля-скульптора, на... на... Теперь надо писать реферат для поез дки в
Мюнхен. Он то садился за него с азартом, то уговаривая себя, что никто в
Мюнхен его не пошлет, заталкивал странички с начатым рефератом подальше в
стол. Сколько было этих самоуговариваний для отлынивания!.. Ах, если бы
поездка состоялась!..
Ярослав погасил свет и не раздеваясь, лег на незастеленную тахту
просто полежать минут пятнадцать, заложив руки за голову, помечтать,
подумать. И незаметно уснул. Ему ничего не снилось, а могло бы, поскольку
он в мечтах видел прекрасные картины: как выходит на трибуну там, в
Мюнхене, как ему громко аплодируют после доклада, жмут руки, как щелкают
фотокамеры корреспондентов, как добиваются у него интервью, как надевают
мантию почетного члена Всемирной ассоциации работников архивов, вручают
диплом и ключи от новенького "мерседеса", подаренного Оргкомите том... Но
ничего из этого не попало в его сон, ибо весь этот сюжет он домечтал до
конца, лежа с еще открытыми глазами...
31
Ни в субботу, ни в воскресенье отдохнуть Сергею Ильичу не удалось. В
субботу утром без предупреждения заявилась двоюродная сестра, прилетевшая
из Краматорска. Со следующего дня у нее путевка в Трускавец. Поскольку
Подгорска ей было не миновать, решила приехать на день раньше, чтоб
повидаться. А не виделись они лет двадцать, отношений не поддерживали.
Сергей Ильич ее недолюбливал за апломб, за то, что напичкана истинами в
последней инстанции, за нетерпимость к чужому мнению и этакую
провинциальную хвастливость. Пришлось принимать, оказывать гостеприимство,
выслушивать сентенции, терпеливо сидеть за столом. В самом деле, не
выгонишь же! Она называла каких-то людей, которых он давным-давно забыл и
не мог вспомнить, и вела себя так, словно она и Сергей Ильич истосковались
друг по другу.
- Где ты работаешь? - спросила она.
Сергей Ильич сказал.
- Я бы никогда не согласилась брать от _н_и_х_ деньги. Кто знает,
какого они происхождения, как нажиты? И вообще это унизительно и
непатриотично. Что мы, нищие? Мы великая держава, зачем нам их доллары?!
Утром следующего дня, проводив сестру на автобусную станцию, Сергей
Ильич возвращался со счастливым облегчением, когда вспомнил, что дочь и
зять, вернувшийся с вахты, приглашены сегодня к приятелям на день рождения
куда-то за город. Значит, подкинут на целый день внука...
Посетителей не было, и в тишине кабинета Сергей Ильич начал
знакомиться с поступившей почтой.
"Центральный Государственный исторический архив. На ваш N_Р-935.
Сообщаем, что населенный пункт Троки является польским названием
современного г.Тракай на территории Литовской ССР. Кроме того, четыре
населенных пункта Троки известны до 1939 года в Вильнюсском и Новогрудском
воеводствах Польши.
Основание: Skorowidz niejscowosci Rzeczypospolitej Polskiej...
Przemysl-Warszawa (1933-1934), 1747.
Директор архива.
Начальник отдела использования и публикаций".
"Инюрколлегии.
Ваш Р-935. Тов. Голенку С.И.
В документах "Кассы социального страхования в Подгорске" за 1934 г.
значатся интересующие вас Радомские:
1. Радомская Анеля, 1882 г.р., работавшая преподавательницей в
"Хозяйственной школе" в Подгорске.
2. Радомский Станислав, ее брат, 1880 г.р., работавший начальником
охраны на оружейной фабрике "Арма".
Директор областного архива..."
Анеля Родомская... Мать наследодателя... Ей сейчас девяносто восемь
лет, - подсчитал Сергей Ильич, - а ее брату, Станиславу - сто. Искать их,
пожалуй, можно только на кладбище...
"Московская городская коллегия адвокатов.
Коллектив адвокатов. Инюрколлегия.
Дело: Майкл Бучински. Ваш Р-935.
От фирмы Стрезера получено сообщение, что в результате опроса лиц,
входивших в окружение наследодателя выяснилось, что в частных разговорах
он неоднократно упоминал своего брата Александра, с которым утратил связь
в 1941 году. Необходимо проверить эту линию..."
"Ничего себе - проверить! - усмехнулся Сергей Ильич. - А кого же я
ищу, если не ближайшую родню наследодателя?! И на этого братца еще ни разу
не наткнулся... Хорошенькая линия!" - Он отложил письма.
Покоя не давала деревня Троки - Тракай. Сергей Ильич достал карту
Польши, развернул, взял лупу. Он водил ею, пересекая квадрат за квадратом,
начинал с воеводческих столиц, затем вправо, влево, вверх и вниз. Нужна
была хоть какая-то система. Опускаясь с запада на восток, почти до
нынешней госграницы с СССР, под Перемышлем, он искал особенно внимательно,
вспомнив слова Богдана Григорьевича: "...под Перемышлем были какие-то
Торки, я учился с парнем оттуда". Привыкший подозрительно относиться к
подобным незначительным перестановкам букв, Сергей Ильич позвонил в
консульское агентство ПНР в Подгорске. С руководителем агентства он был
хорошо знаком, служебные дела сводили их не раз...
- Вас слушают, - отозвался голос в трубке.
- Это Голенок... Здравствуй... Под Перемышлем был населенный пункт
Торки. Не могли ли эти Торки когда-нибудь называться Троки?
- Бог его знает, я же не специалист по этому делу. А почему у тебя
возникла такая мысль?
- Тракай в Литве когда-то по-польски назывался Троки.
- А зачем они тебе?
- Ищу человека, вернее его наследников.
- А какая валюта?
- Самая хорошая.
- Что ж, было бы неплохо, если б наследник оказался у нас... Напиши
нам официальную бумагу, укажи фамилию, я сделаю запрос. Конечно, могу все
и по телефону, но тебе же документ нужен, что б в дело подшить.
- Нужен, - согласился Сергей Ильич...
Разговор с руководителем агентства навел Сергея Ильича и на другую
мысль: вскоре после войны, когда уточнялась госграница, одни территории
отходили к Польше, другие к Украине. Шло переселение. Надо бы запросить
Госкомитет республики по труду.
До обеда Сергей Ильич печатал запросы в Госкомитет УССР по труду с
просьбой проверить, не переселялись ли из населенного пункта Торки (ПНР)
на территорию УССР граждане Бучинские и Радомские, и еще два письма за
пределы республики: в исторические архивы Гродненской области и Литвы.
Сергей Ильич шел на улицу Толбухина, которая до войны называлась
Францисканской. Он мало верил в эту затею, но что б не укорять себя потом
мыслью о какой-то упущенной возможности, отправился искать старожилов в
доме, где некогда проживал Михаил Бучинский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
дам вам свой телефончик, если что нужно - звоните. Он сказал не "телефон",
а "телефончик". Но до нее и этот нюанс не дошел. "Она, наверное, фригидна,
- почему-то решил Ярослав, глядя, как Шурочка аккуратненько укладывает в
сумочку блокнотик - в одно отделение, ручку - в другое. - Конечно, можно
бы назначить следующую встречу дома, а не здесь, - подумал Ярослав. -
Девка ничего... Правда, можно влип нуть, а папа там - ого-го?.. Нет, это
все побоку!.. Сейчас есть высшая цель, главное дело жизни подоспело... И,
может быть, - Мюнхен..."
29
Когда город спит, ночные тени кажутся особенно неподвижными. Было
безлунно и тихо. Словно паркет, натертый фосфоресцирующим воском, сияли
под фонарями булыжники. Во тьме как-то плотнее прижались друг к другу
старинные дома на узких улочках в старой части города. И вдруг раздался
медленный ровный стук копыт. Мимо припаркованных на ночь "жигулей",
"москвичей" и "запорожцев" по проезжей части улицы будто проплыла
небольшая кавалькада. Одномастные, глянцево-коричневые лошади ступали по
булыжинам, издавая подковами мерный цокот, словно из чрева ушедшего
времени на тайный праздник вернулись в город его древние обитатели,
которых вызвала полуночная тишина. Это было странное величественное
зрелище - кони и всадники, неспешно двигавшиеся в конец улицы, уходя из
света электрических фонарей, превращались в скользившие тени. А ведь не
так давно, каких-нибудь тридцать пять лет назад город освещали газовые
фонари. Специальные служители каждый вечер обходили улицы, длинным шестом
с крючком открывали заслонку, подносили к горелке, зажженной от спички
фитилек. Итак, от фонаря к фонарю. И вскоре улицу освещало неяркое белое
сияние. В тротуарах были проделаны маленькие контрольные отверстия для
выхода газа, если он скапливался под плитами...
Четкий равномерный перебор копыт, легкое позвякивание удалялись в
сторону цирка. Всадники возвращали после прогулки своих четвероногих
коллег в стойла, где пахло навозом, сеном, опилками и конским потом.
Человек, стоявший у водосточной трубы, под козырьком подъезда,
завороженный этим зрелищем, его звуками, вроде пришедшими из другого
времени, дождался пока они совсем стихли, и осторожно отлепившись от
стены, вошел во двор Армянской церкви. Не шаркая, он ступал по плитам,
приближаясь к двери, ведшей в знакомое подземелье. И лишь притворив дверь
и ступив на холодные каменные ступени, он включил фонарик, спустился,
нащупал лучом вход в отсек и скрылся в нем. Пробыл там недолго, минут
двадцать, потом так же вернулся, у ворот выглянул - направо, налево, - и
убедившись, что улица пуста, двинулся к трамвайной остановке, зажав в
потной ладони приготовленный заранее скомкавшийся билетик...
30
В свою однокомнатную квартиру Ярослав Романец вернулся поздно. По
дороге домой заглянул к приятелю - скульптору в мастерскую. Там ночная
жизнь считалась делом обычным, можно было заявиться почти в любое время
суток, не боясь потревожить чей-то покой. Засиживались до трех-четырех
утра. Народ собирался разный, одни, постоянные визитеры, приводили своих
приятелей, и те, становясь тут своими, потом уже заглядывали, как
завсегдатаи, приводя других новичков.
По углам жилой части мастерской скапливалось немало пустых бутылок от
водки, коньяка, вина, молока и кефира. Раз в месяц хозяин загружал ими
багажник своей "Лады", отвозил домой и отдавал старику-дворнику.
Оттуда, из мастерской, и вернулся Ярослав в четвертом часу ночи.
Хорошо посидели. Было много знакомых, выпили, кто-то принес виски
"Dimple", жарили в тазу со спиртом охотничьи сосиски. Много говорили,
спорили, шутили, что-то под гитару пели. И он расслабился, отпустило
напряжение последних недель. Даже не хотелось уходить. Дом пустой. Год как
расстался с женой. Она теперь жила с ребенком в Ровно у своих родителей,
развод официально не оформляли, и он еще тешил себя надеждой, что уговорит
ее вернуться. Ссориться начали давно, еще в первый год супружества,
заводились с мелочей, а потом все круче и круче, уже забывалось с чего,
собственно, завязался спор, а он все разгорался. И так всякий раз. Сейчас
трудно было установить, кто виноват, но те ма денег, будь они прокляты,
всегда возникала, а вокруг нее наматывалось все остальное: и почему он так
поздно приходит, и почему забыл отнести ее сапоги, чтоб набить
металлические набойки, и почему она не постирала ему голубую сорочку, и
зачем выбросила пузырек с машинным маслом, стоявший в кладовке, что это за
патологическая страсть все вышвыривать не спросясь. Вот они, зубчики,
вертевшие шестерню их отношений. Распалясь и исчерпав тему денег, она
принималась за иное: сколько он будет возиться со своей кандидатской? Вот
другие давно уже... Кандидатская! На нее не остается времени, оно
высасывается, как губкой, повседневной текучкой там, на службе. Этой
отговоркой он отбивался от попреков, желая забыть, сколько часов улетало
без толку на хождение в шахматный клуб, на вечеринки у
приятеля-скульптора, на... на... Теперь надо писать реферат для поез дки в
Мюнхен. Он то садился за него с азартом, то уговаривая себя, что никто в
Мюнхен его не пошлет, заталкивал странички с начатым рефератом подальше в
стол. Сколько было этих самоуговариваний для отлынивания!.. Ах, если бы
поездка состоялась!..
Ярослав погасил свет и не раздеваясь, лег на незастеленную тахту
просто полежать минут пятнадцать, заложив руки за голову, помечтать,
подумать. И незаметно уснул. Ему ничего не снилось, а могло бы, поскольку
он в мечтах видел прекрасные картины: как выходит на трибуну там, в
Мюнхене, как ему громко аплодируют после доклада, жмут руки, как щелкают
фотокамеры корреспондентов, как добиваются у него интервью, как надевают
мантию почетного члена Всемирной ассоциации работников архивов, вручают
диплом и ключи от новенького "мерседеса", подаренного Оргкомите том... Но
ничего из этого не попало в его сон, ибо весь этот сюжет он домечтал до
конца, лежа с еще открытыми глазами...
31
Ни в субботу, ни в воскресенье отдохнуть Сергею Ильичу не удалось. В
субботу утром без предупреждения заявилась двоюродная сестра, прилетевшая
из Краматорска. Со следующего дня у нее путевка в Трускавец. Поскольку
Подгорска ей было не миновать, решила приехать на день раньше, чтоб
повидаться. А не виделись они лет двадцать, отношений не поддерживали.
Сергей Ильич ее недолюбливал за апломб, за то, что напичкана истинами в
последней инстанции, за нетерпимость к чужому мнению и этакую
провинциальную хвастливость. Пришлось принимать, оказывать гостеприимство,
выслушивать сентенции, терпеливо сидеть за столом. В самом деле, не
выгонишь же! Она называла каких-то людей, которых он давным-давно забыл и
не мог вспомнить, и вела себя так, словно она и Сергей Ильич истосковались
друг по другу.
- Где ты работаешь? - спросила она.
Сергей Ильич сказал.
- Я бы никогда не согласилась брать от _н_и_х_ деньги. Кто знает,
какого они происхождения, как нажиты? И вообще это унизительно и
непатриотично. Что мы, нищие? Мы великая держава, зачем нам их доллары?!
Утром следующего дня, проводив сестру на автобусную станцию, Сергей
Ильич возвращался со счастливым облегчением, когда вспомнил, что дочь и
зять, вернувшийся с вахты, приглашены сегодня к приятелям на день рождения
куда-то за город. Значит, подкинут на целый день внука...
Посетителей не было, и в тишине кабинета Сергей Ильич начал
знакомиться с поступившей почтой.
"Центральный Государственный исторический архив. На ваш N_Р-935.
Сообщаем, что населенный пункт Троки является польским названием
современного г.Тракай на территории Литовской ССР. Кроме того, четыре
населенных пункта Троки известны до 1939 года в Вильнюсском и Новогрудском
воеводствах Польши.
Основание: Skorowidz niejscowosci Rzeczypospolitej Polskiej...
Przemysl-Warszawa (1933-1934), 1747.
Директор архива.
Начальник отдела использования и публикаций".
"Инюрколлегии.
Ваш Р-935. Тов. Голенку С.И.
В документах "Кассы социального страхования в Подгорске" за 1934 г.
значатся интересующие вас Радомские:
1. Радомская Анеля, 1882 г.р., работавшая преподавательницей в
"Хозяйственной школе" в Подгорске.
2. Радомский Станислав, ее брат, 1880 г.р., работавший начальником
охраны на оружейной фабрике "Арма".
Директор областного архива..."
Анеля Родомская... Мать наследодателя... Ей сейчас девяносто восемь
лет, - подсчитал Сергей Ильич, - а ее брату, Станиславу - сто. Искать их,
пожалуй, можно только на кладбище...
"Московская городская коллегия адвокатов.
Коллектив адвокатов. Инюрколлегия.
Дело: Майкл Бучински. Ваш Р-935.
От фирмы Стрезера получено сообщение, что в результате опроса лиц,
входивших в окружение наследодателя выяснилось, что в частных разговорах
он неоднократно упоминал своего брата Александра, с которым утратил связь
в 1941 году. Необходимо проверить эту линию..."
"Ничего себе - проверить! - усмехнулся Сергей Ильич. - А кого же я
ищу, если не ближайшую родню наследодателя?! И на этого братца еще ни разу
не наткнулся... Хорошенькая линия!" - Он отложил письма.
Покоя не давала деревня Троки - Тракай. Сергей Ильич достал карту
Польши, развернул, взял лупу. Он водил ею, пересекая квадрат за квадратом,
начинал с воеводческих столиц, затем вправо, влево, вверх и вниз. Нужна
была хоть какая-то система. Опускаясь с запада на восток, почти до
нынешней госграницы с СССР, под Перемышлем, он искал особенно внимательно,
вспомнив слова Богдана Григорьевича: "...под Перемышлем были какие-то
Торки, я учился с парнем оттуда". Привыкший подозрительно относиться к
подобным незначительным перестановкам букв, Сергей Ильич позвонил в
консульское агентство ПНР в Подгорске. С руководителем агентства он был
хорошо знаком, служебные дела сводили их не раз...
- Вас слушают, - отозвался голос в трубке.
- Это Голенок... Здравствуй... Под Перемышлем был населенный пункт
Торки. Не могли ли эти Торки когда-нибудь называться Троки?
- Бог его знает, я же не специалист по этому делу. А почему у тебя
возникла такая мысль?
- Тракай в Литве когда-то по-польски назывался Троки.
- А зачем они тебе?
- Ищу человека, вернее его наследников.
- А какая валюта?
- Самая хорошая.
- Что ж, было бы неплохо, если б наследник оказался у нас... Напиши
нам официальную бумагу, укажи фамилию, я сделаю запрос. Конечно, могу все
и по телефону, но тебе же документ нужен, что б в дело подшить.
- Нужен, - согласился Сергей Ильич...
Разговор с руководителем агентства навел Сергея Ильича и на другую
мысль: вскоре после войны, когда уточнялась госграница, одни территории
отходили к Польше, другие к Украине. Шло переселение. Надо бы запросить
Госкомитет республики по труду.
До обеда Сергей Ильич печатал запросы в Госкомитет УССР по труду с
просьбой проверить, не переселялись ли из населенного пункта Торки (ПНР)
на территорию УССР граждане Бучинские и Радомские, и еще два письма за
пределы республики: в исторические архивы Гродненской области и Литвы.
Сергей Ильич шел на улицу Толбухина, которая до войны называлась
Францисканской. Он мало верил в эту затею, но что б не укорять себя потом
мыслью о какой-то упущенной возможности, отправился искать старожилов в
доме, где некогда проживал Михаил Бучинский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36