Так что положение крайне опасное и угрожающее. И все-таки наш герой нисколько не жалел о своем дон-кихотском поступке. Его жизнь так резко изменилась, она вдруг обрела смысл, и, окажись сэр Мармадьюк в подобных обстоятельствах еще раз, он не задумываясь поступил бы точно также.
Теперь, сидя в приятной тени, он прислонился к дереву и, насвистывая, открыл блокнот и записал следующее:
Примерное расстояние до Лондона – около 60 миль.
Время, необходимое на преодоление этого пути пешком – от 4 до 40 дней (принимая во внимание погоду, обстоятельства и Еву-Энн).
Следует купить:
котелок;
приправы;
еще одну пару прочных туфлей для Евы;
то же самое для себя;
крепкую, но легкую трость с железным наконечником;
кровать, матрац и т.п. для Евы;
то же самое для себя;
легкую палатку (для Евы);
складной табурет (для Евы);
ведро;
чайник;
топор;
сильную лошадь или пони.
Он удовлетворенно перечитал список, припоминая, что еще может пригодиться в дороге. Но тут послышался шелест, и сэр Мармадьюк поднял взгляд.
– Ева! – воскликнул он. – Ева-Энн!
Она застенчиво взглянула на него из-под полей новой шляпки. Девушка выглядела просто прелестно, изящное платье лишь подчеркивало достоинства ее фигуры, от которой исходила энергия юной женственности. Встретившись с его восхищенным взглядом, Ева отвернулась и спрятала лицо в ладонях.
– О, Джон, – прошептала она, – почему ты так смотришь на меня?
– Прости, дитя мое, – он не мог отвести от нее глаз, – но это такое чудесное превращение!
– Правда, Джон?
– Без сомнений!
– В самом деле, – вздохнула она, – я чувствую себя в этом наряде такой грешницей! Я знаю, мне не следует забываться, но эти вещи так прекрасны, что… Они мне нравятся, Джон, увы! Я тщеславна! Как ты думаешь эта изысканная одежда способна изменить сердце и душу вместе с внешностью?
– Иногда такое случается, Ева, но это не твой случай.
– А теперь скажи мне правду, Джон, мне идет этот наряд?
– Да, – с улыбкой ответил он. – Конечно, да.
Она наклонила голову и робко осмотрела себя, сэр Мармадьюк с восхищением любовался, как кокетливость шляпки и платья оттеняют природную скромность девушки. – Мне все кажется, что это не я, Джон, – тихо прошептала Ева-Энн, – а какая-то важная дама, которая сроду не доила коров и не знает, как выглядит сбивалка для масла. Мне кажется, что изменилась не только я, но весь мир вокруг, даже ты, Джон! – Потому что я глазею на тебя? Прости меня.
Сэр Мармадьюк как-то странно рассмеялся и отвернулся. – Я полагаю, ваша милость проголодалась? – спросил он подобострастно. – Присаживайтесь. – На траву?! – испуганно воскликнула девушка. – Но я ведь испачкаю это чудесное платье! – На мое пальто, сударыня. Если ты нарежешь хлеб, я… Ох! Я забыл про соль и перец! Старый дурак! – Зато не забыл про зеркало, Джон! Да и зачем соль тому, кто действительно голоден?
Они принялись за еду, и она им показалась восхитительной даже без соли и перца. А пока они ели, между ними произошел следующий разговор.
Ева. Интересно, скоро ли мы доберемся до Лондона?
Сэр Мармадьюк. Меня этот вопрос тоже занимает. Хочешь еще говядины?
Ева. Нет спасибо. А далеко до Лондона?
Сэр Мармадьюк. Довольно прилично.
Ева (мечтательно). Ты там часто бываешь, Джон?
Сэр Мармадьюк (весьма решительно). Нет!
Ева. Но почему?
Сэр Мармадьюк. Я предпочитаю сельское уединение. Однако, если мы постараемся, то доберемся до Лондона за четыре-пять дней.
Ева (тихо). О! Так скоро!
Сэр Мармадьюк. Я сказал, если постараемся… Нельзя ли попросить тебя отрезать еще один кусочек этого замечательного хлеба?
Ева (склонившись над караваем). Я не могу идти все время в этом прекрасном платье, Джон.
Сэр Мармадьюк. Ерунда, Ева. Так тебе очень хочется поскорее попасть в Лондон?
Ева. Нет, Джон, уже не очень.
Сэр Мармадьюк. А как же Воксхолл?
Ева. Не такое уж это и счастье – увидеть Воксхолл.
Сэр Мармадьюк. Отчего такая перемена, дитя мое?
Ева. Я… я поняла, что, как и ты, предпочитаю сельское уединение.
Сэр Мармадьюк. Так значит, ты будешь не против, если мы вдвоем побродим по безлюдным сельским краям?
Ева (подняв на него сияющие глаза). Нет, Джон!
Сэр Мармадьюк. Тогда нам следует поскорее раздобыть лошадь.
Ева (изумленно). Лошадь?
Сэр Мармадьюк. Она понесет твою палатку, дитя мое.
Ева. Но у нас нет никакой палатки, Джон.
Сэр Мармадьюк. Именно поэтому ее необходимо немедленно приобрести. А кроме того нам нужны котелок и еще целая куча других крайне необходимых в дороге вещей. Поэтому нам и пригодится лошадь.
Девушка внезапно расхохоталась и столь же внезапно опять посерьезнела.
– Ах, Джон, – вздохнула она, – мой добрый друг Джон, ты так внимателен и добр ко мне.
– Ева-Энн, – беспечно откликнулся наш герой, – истина состоит в том, что я ненавижу таскать на себе тяжелую поклажу, такую, как, например, этот мешок.
– Его могу понести я, Джон. И палатка мне совсем не нужна.
– Может и так, но с ней все же будет гораздо удобнее.
– Ты самый настоящий друг, Джон, если бы я была твоей…
– Ты бы понесла мой мешок?
– Я бы получше узнала тебя, Джон, мне так хочется делить с тобой все твои тревоги и радости. Твой взгляд часто бывает так печален, и меня это очень огорчает. Что тебя печалит, Джон?
– Я сам.
– Ах, Джон, не смейся надо мной.
– Боже упаси! Я и есть основная причина собственного беспокойства, дитя мое. Я привык винить всех и вся вокруг: обстоятельства, друзей, врагов, всех, кроме самого себя, но эта черта вообще свойственна людям.
– Может, ты влюблен, Джон? И любовь твоя безответна?
– Нет-нет, от этой беды я, к счастью, избавлен.
– А ты когда-нибудь любил, Джон?
Сэр Мармадьюк вздрогнул, бросил хмурый взгляд на нож, пальцы его судорожно сжали рукоятку, но в следующее мгновение он поднял глаза и прочел во взгляде девушки такую нежность, что на какое-то время привычная холодная сдержанность покинула его.
– Да, однажды. Это было много лет назад, я был молод, а она еще моложе, совсем девочка. Мы собирались пожениться, но в день свадьбы она сбежала с тем, кого я считал своим лучшим другом. На том все и кончилось.
– О, как это жестоко и подло! – воскликнула девушка, ее серые глаза сверкнули неистовым огнем. – Бессердечное, жестокое создание!
– Скорее бедное и несчастное! – покачал головой сэр Мармадьюк. – Ее счастье длилось недолго, она умерла через год, в одиночестве и крайней нужде.
– А что случилось с тем, кто повинен в этом зле?
– Он жив и здоров. Я не смог его разыскать, хотя потратил на поиски долгие годы.
– Он заслуживает смерти! – процедила Ева сквозь зубы.
– Наверное, дитя мое.
– И все же хорошо, что ты не нашел его, ведь возмездие – это дело Бога. Быть может, человек этот раскаялся в своем грехе.
– Быть может, дитя мое.
– И больше ты никогда не любил, Джон?
– Нет, и никогда никого уже не полюблю. Сердце мое холодно, оно умерло двадцать лет назад.
– Ты так уверен, Джон?
– Абсолютно!
– Разве может сердце умереть? Нет, я не верю!
– В этом я уверен, как ни в чем другом, дитя мое. А теперь, поскольку я доел последнюю корку, нам пора отправляться в путь.
Глава XIII,
в которой речь пойдет о деревянном сарае и ночных страхах
Ночь застигла путников в дикой и пустынной местности. Они устало поднимались по нескончаемому склону, лишенному какой-либо растительности, которая могла бы послужить укрытием. В лицо бил яростный ветер, а проливной дождь хлестал из бушующей тьмы так сильно, что в какой-то момент наши герои, не сговариваясь, остановились и, переводя дыхание, повернулись спиной к злобным ударам дождя и ветра.
– Ох, – выдохнула Ева, съежившись и дрожа всем телом, – это совершенно невыносимо, Джон!
– Да, довольно неприятно, – согласился тот.
– Этот дождь испортит мое чудесное платье!
– Этот дождь означает постоялый двор, дитя мое!
– Нет-нет, Джон, только не это!
– Как хочешь, Ева-Энн, но мокрая трава – не самое лучшее ложе, а дождь и ветер вряд ли послужат нам одеялом.
– Надо найти тот сарай, о котором я тебе рассказывала.
– Отличная мысль! – сэр Мармадьюк с тоской вгляделся в темноту, бушующую ветром и дождем.
– Но здесь так темно и… о Джон, я заблудилась!
– Безусловно, дитя мое. У меня давно возникло подобное подозрение. Если бы мы час назад вышли на ту дорогу, если бы ты послушалась меня…
– Но мы же не вышли! – возразила Ева.
– А могли бы, Ева-Энн, и теперь бы уже грелись у уютного камина на каком-нибудь постоялом дворе..
– Но мы же не греемся! – раздраженно воскликнула девушка.
– Мне тоже так кажется, дитя мое. Будь неладен этот ветер!
– Дождь еще хуже, Джон. Так жаль мое чудесное платье.
– Ты, наверное, очень устала, Ева-Энн?
– Нет, честное слово, нет!
– Твой голос свидетельствует о другом, дитя мое. Да и я притомился.
– А я к тому же сбилась с пути! – обреченно прошептала девушка. – Заблудилась и…
– И я тоже заблудился, дитя мое. Ей-богу, я до сих пор не нашел своей дороги, да и не имею такого желания, ну так что ж? Будь у нас палатка…
– Но у нас ее нет, Джон!
– Как ты догадлива, дитя мое. Что ж, тогда нам ничего не остается, как идти вперед. Брось свою поклажу и держись за меня.
– Бросить?! Джон, не требуй от меня этого! Там же ложки, вилки, полфунта масла…
– Брось их, мы купим еще.
– Ни за что, Джон, это грех!
– Грех? Ты все-таки ухватись за меня покрепче, Ева-Энн.
– Джон, твой сюртук насквозь промок.
– И твое платье, Ева! И ноги, наверное, тоже?
– Конечно, Джон, как и твои. Больше всего мне жаль моих прекрасных чулок, они уж точно пропадут.
– Купим другие.
– Боюсь, Джон, ты слишком расточителен. Но до сих пор я никогда не носила шелковых чулок. Они так приятны на ощупь. Конечно, это греховное тщеславие, но все равно они мне так нравятся, и мне по-настоящему жаль… Какой дождь!
– Адская ночь! – Сэр Мармадьюк съежился под очередным порывом ветра и дождя. – Такая ночь способна убить всякую романтику, погасить пыл юности и привести человека средних лет в самое удрученное состояние. Да и кто, скажите на милость, способен сохранить веру в свою судьбу, когда холодные струи стекают по спине, а в сапогах вода так и хлюпает? Никто! И уж, конечно же, не одинокий холостяк сорока пяти лет.
– Но ты вовсе не одинок, Джон, ведь я с тобой! – Она сжала его руку. – Ты рад этому, Джон? Ответь мне!
– Да, Ева… да и в то же время нет.
– Я понимаю, что приношу тебе лишь одно беспокойство, – вздохнула она. – Заставляю тебе делить со мной мои страхи и тревоги…
– Как раз этому-то я и рад, дитя мое. Помогая тебе, я забываю о собственной никчемности. Но…
– Свет! Я вижу свет! – вскричала девушка. – Смотри, вон там!
Сэр Мармадьюк поднял голову. Вдали, пробиваясь сквозь ветер, дождь и тьму, мерцал робкий желтый луч. И путники поспешили к этому приветливому сиянию, превратившемуся вскоре в окно большого сарая.
Сэр Мармадьюк изо всех сил забарабанил в дверь.
– Эй, кто там? Это ты, Том? – откликнулся на стук пронзительный голос.
– Это путники, сбившиеся с пути.
– Кто-нибудь другой посоветовал бы вам попытаться найти то, что вы так опрометчиво потеряли, но вам повезло – вы встретили истинно великодушного человека. А уж если вы и приплатите… Я даже собаку не смог бы выгнать в такую ночь. Эй, перестаньте дергать дверь!
– Тогда откройте ее!
– Я так и сделаю, если ты наберешься терпения, приятель.
Послышалась возня, и дверь широко распахнулась. Взгляду наших путников открылись просторная комната, освещенная ярким светом потрескивающего очага, и маленький человечек с орлиным носом, изумленно уставившийся на них.
– Женщина! – воскликнул он и внимательно оглядел девушку, закутавшуюся в плащ.
– Да, леди, – кивнул сэр Мармадьюк.
– Прошу вас. Входите! – Человек потер руки и поклонился. – Приветствую вас в Зале Истинной Свободы, и поверьте, для сарая здесь не так уж и плохо, господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Теперь, сидя в приятной тени, он прислонился к дереву и, насвистывая, открыл блокнот и записал следующее:
Примерное расстояние до Лондона – около 60 миль.
Время, необходимое на преодоление этого пути пешком – от 4 до 40 дней (принимая во внимание погоду, обстоятельства и Еву-Энн).
Следует купить:
котелок;
приправы;
еще одну пару прочных туфлей для Евы;
то же самое для себя;
крепкую, но легкую трость с железным наконечником;
кровать, матрац и т.п. для Евы;
то же самое для себя;
легкую палатку (для Евы);
складной табурет (для Евы);
ведро;
чайник;
топор;
сильную лошадь или пони.
Он удовлетворенно перечитал список, припоминая, что еще может пригодиться в дороге. Но тут послышался шелест, и сэр Мармадьюк поднял взгляд.
– Ева! – воскликнул он. – Ева-Энн!
Она застенчиво взглянула на него из-под полей новой шляпки. Девушка выглядела просто прелестно, изящное платье лишь подчеркивало достоинства ее фигуры, от которой исходила энергия юной женственности. Встретившись с его восхищенным взглядом, Ева отвернулась и спрятала лицо в ладонях.
– О, Джон, – прошептала она, – почему ты так смотришь на меня?
– Прости, дитя мое, – он не мог отвести от нее глаз, – но это такое чудесное превращение!
– Правда, Джон?
– Без сомнений!
– В самом деле, – вздохнула она, – я чувствую себя в этом наряде такой грешницей! Я знаю, мне не следует забываться, но эти вещи так прекрасны, что… Они мне нравятся, Джон, увы! Я тщеславна! Как ты думаешь эта изысканная одежда способна изменить сердце и душу вместе с внешностью?
– Иногда такое случается, Ева, но это не твой случай.
– А теперь скажи мне правду, Джон, мне идет этот наряд?
– Да, – с улыбкой ответил он. – Конечно, да.
Она наклонила голову и робко осмотрела себя, сэр Мармадьюк с восхищением любовался, как кокетливость шляпки и платья оттеняют природную скромность девушки. – Мне все кажется, что это не я, Джон, – тихо прошептала Ева-Энн, – а какая-то важная дама, которая сроду не доила коров и не знает, как выглядит сбивалка для масла. Мне кажется, что изменилась не только я, но весь мир вокруг, даже ты, Джон! – Потому что я глазею на тебя? Прости меня.
Сэр Мармадьюк как-то странно рассмеялся и отвернулся. – Я полагаю, ваша милость проголодалась? – спросил он подобострастно. – Присаживайтесь. – На траву?! – испуганно воскликнула девушка. – Но я ведь испачкаю это чудесное платье! – На мое пальто, сударыня. Если ты нарежешь хлеб, я… Ох! Я забыл про соль и перец! Старый дурак! – Зато не забыл про зеркало, Джон! Да и зачем соль тому, кто действительно голоден?
Они принялись за еду, и она им показалась восхитительной даже без соли и перца. А пока они ели, между ними произошел следующий разговор.
Ева. Интересно, скоро ли мы доберемся до Лондона?
Сэр Мармадьюк. Меня этот вопрос тоже занимает. Хочешь еще говядины?
Ева. Нет спасибо. А далеко до Лондона?
Сэр Мармадьюк. Довольно прилично.
Ева (мечтательно). Ты там часто бываешь, Джон?
Сэр Мармадьюк (весьма решительно). Нет!
Ева. Но почему?
Сэр Мармадьюк. Я предпочитаю сельское уединение. Однако, если мы постараемся, то доберемся до Лондона за четыре-пять дней.
Ева (тихо). О! Так скоро!
Сэр Мармадьюк. Я сказал, если постараемся… Нельзя ли попросить тебя отрезать еще один кусочек этого замечательного хлеба?
Ева (склонившись над караваем). Я не могу идти все время в этом прекрасном платье, Джон.
Сэр Мармадьюк. Ерунда, Ева. Так тебе очень хочется поскорее попасть в Лондон?
Ева. Нет, Джон, уже не очень.
Сэр Мармадьюк. А как же Воксхолл?
Ева. Не такое уж это и счастье – увидеть Воксхолл.
Сэр Мармадьюк. Отчего такая перемена, дитя мое?
Ева. Я… я поняла, что, как и ты, предпочитаю сельское уединение.
Сэр Мармадьюк. Так значит, ты будешь не против, если мы вдвоем побродим по безлюдным сельским краям?
Ева (подняв на него сияющие глаза). Нет, Джон!
Сэр Мармадьюк. Тогда нам следует поскорее раздобыть лошадь.
Ева (изумленно). Лошадь?
Сэр Мармадьюк. Она понесет твою палатку, дитя мое.
Ева. Но у нас нет никакой палатки, Джон.
Сэр Мармадьюк. Именно поэтому ее необходимо немедленно приобрести. А кроме того нам нужны котелок и еще целая куча других крайне необходимых в дороге вещей. Поэтому нам и пригодится лошадь.
Девушка внезапно расхохоталась и столь же внезапно опять посерьезнела.
– Ах, Джон, – вздохнула она, – мой добрый друг Джон, ты так внимателен и добр ко мне.
– Ева-Энн, – беспечно откликнулся наш герой, – истина состоит в том, что я ненавижу таскать на себе тяжелую поклажу, такую, как, например, этот мешок.
– Его могу понести я, Джон. И палатка мне совсем не нужна.
– Может и так, но с ней все же будет гораздо удобнее.
– Ты самый настоящий друг, Джон, если бы я была твоей…
– Ты бы понесла мой мешок?
– Я бы получше узнала тебя, Джон, мне так хочется делить с тобой все твои тревоги и радости. Твой взгляд часто бывает так печален, и меня это очень огорчает. Что тебя печалит, Джон?
– Я сам.
– Ах, Джон, не смейся надо мной.
– Боже упаси! Я и есть основная причина собственного беспокойства, дитя мое. Я привык винить всех и вся вокруг: обстоятельства, друзей, врагов, всех, кроме самого себя, но эта черта вообще свойственна людям.
– Может, ты влюблен, Джон? И любовь твоя безответна?
– Нет-нет, от этой беды я, к счастью, избавлен.
– А ты когда-нибудь любил, Джон?
Сэр Мармадьюк вздрогнул, бросил хмурый взгляд на нож, пальцы его судорожно сжали рукоятку, но в следующее мгновение он поднял глаза и прочел во взгляде девушки такую нежность, что на какое-то время привычная холодная сдержанность покинула его.
– Да, однажды. Это было много лет назад, я был молод, а она еще моложе, совсем девочка. Мы собирались пожениться, но в день свадьбы она сбежала с тем, кого я считал своим лучшим другом. На том все и кончилось.
– О, как это жестоко и подло! – воскликнула девушка, ее серые глаза сверкнули неистовым огнем. – Бессердечное, жестокое создание!
– Скорее бедное и несчастное! – покачал головой сэр Мармадьюк. – Ее счастье длилось недолго, она умерла через год, в одиночестве и крайней нужде.
– А что случилось с тем, кто повинен в этом зле?
– Он жив и здоров. Я не смог его разыскать, хотя потратил на поиски долгие годы.
– Он заслуживает смерти! – процедила Ева сквозь зубы.
– Наверное, дитя мое.
– И все же хорошо, что ты не нашел его, ведь возмездие – это дело Бога. Быть может, человек этот раскаялся в своем грехе.
– Быть может, дитя мое.
– И больше ты никогда не любил, Джон?
– Нет, и никогда никого уже не полюблю. Сердце мое холодно, оно умерло двадцать лет назад.
– Ты так уверен, Джон?
– Абсолютно!
– Разве может сердце умереть? Нет, я не верю!
– В этом я уверен, как ни в чем другом, дитя мое. А теперь, поскольку я доел последнюю корку, нам пора отправляться в путь.
Глава XIII,
в которой речь пойдет о деревянном сарае и ночных страхах
Ночь застигла путников в дикой и пустынной местности. Они устало поднимались по нескончаемому склону, лишенному какой-либо растительности, которая могла бы послужить укрытием. В лицо бил яростный ветер, а проливной дождь хлестал из бушующей тьмы так сильно, что в какой-то момент наши герои, не сговариваясь, остановились и, переводя дыхание, повернулись спиной к злобным ударам дождя и ветра.
– Ох, – выдохнула Ева, съежившись и дрожа всем телом, – это совершенно невыносимо, Джон!
– Да, довольно неприятно, – согласился тот.
– Этот дождь испортит мое чудесное платье!
– Этот дождь означает постоялый двор, дитя мое!
– Нет-нет, Джон, только не это!
– Как хочешь, Ева-Энн, но мокрая трава – не самое лучшее ложе, а дождь и ветер вряд ли послужат нам одеялом.
– Надо найти тот сарай, о котором я тебе рассказывала.
– Отличная мысль! – сэр Мармадьюк с тоской вгляделся в темноту, бушующую ветром и дождем.
– Но здесь так темно и… о Джон, я заблудилась!
– Безусловно, дитя мое. У меня давно возникло подобное подозрение. Если бы мы час назад вышли на ту дорогу, если бы ты послушалась меня…
– Но мы же не вышли! – возразила Ева.
– А могли бы, Ева-Энн, и теперь бы уже грелись у уютного камина на каком-нибудь постоялом дворе..
– Но мы же не греемся! – раздраженно воскликнула девушка.
– Мне тоже так кажется, дитя мое. Будь неладен этот ветер!
– Дождь еще хуже, Джон. Так жаль мое чудесное платье.
– Ты, наверное, очень устала, Ева-Энн?
– Нет, честное слово, нет!
– Твой голос свидетельствует о другом, дитя мое. Да и я притомился.
– А я к тому же сбилась с пути! – обреченно прошептала девушка. – Заблудилась и…
– И я тоже заблудился, дитя мое. Ей-богу, я до сих пор не нашел своей дороги, да и не имею такого желания, ну так что ж? Будь у нас палатка…
– Но у нас ее нет, Джон!
– Как ты догадлива, дитя мое. Что ж, тогда нам ничего не остается, как идти вперед. Брось свою поклажу и держись за меня.
– Бросить?! Джон, не требуй от меня этого! Там же ложки, вилки, полфунта масла…
– Брось их, мы купим еще.
– Ни за что, Джон, это грех!
– Грех? Ты все-таки ухватись за меня покрепче, Ева-Энн.
– Джон, твой сюртук насквозь промок.
– И твое платье, Ева! И ноги, наверное, тоже?
– Конечно, Джон, как и твои. Больше всего мне жаль моих прекрасных чулок, они уж точно пропадут.
– Купим другие.
– Боюсь, Джон, ты слишком расточителен. Но до сих пор я никогда не носила шелковых чулок. Они так приятны на ощупь. Конечно, это греховное тщеславие, но все равно они мне так нравятся, и мне по-настоящему жаль… Какой дождь!
– Адская ночь! – Сэр Мармадьюк съежился под очередным порывом ветра и дождя. – Такая ночь способна убить всякую романтику, погасить пыл юности и привести человека средних лет в самое удрученное состояние. Да и кто, скажите на милость, способен сохранить веру в свою судьбу, когда холодные струи стекают по спине, а в сапогах вода так и хлюпает? Никто! И уж, конечно же, не одинокий холостяк сорока пяти лет.
– Но ты вовсе не одинок, Джон, ведь я с тобой! – Она сжала его руку. – Ты рад этому, Джон? Ответь мне!
– Да, Ева… да и в то же время нет.
– Я понимаю, что приношу тебе лишь одно беспокойство, – вздохнула она. – Заставляю тебе делить со мной мои страхи и тревоги…
– Как раз этому-то я и рад, дитя мое. Помогая тебе, я забываю о собственной никчемности. Но…
– Свет! Я вижу свет! – вскричала девушка. – Смотри, вон там!
Сэр Мармадьюк поднял голову. Вдали, пробиваясь сквозь ветер, дождь и тьму, мерцал робкий желтый луч. И путники поспешили к этому приветливому сиянию, превратившемуся вскоре в окно большого сарая.
Сэр Мармадьюк изо всех сил забарабанил в дверь.
– Эй, кто там? Это ты, Том? – откликнулся на стук пронзительный голос.
– Это путники, сбившиеся с пути.
– Кто-нибудь другой посоветовал бы вам попытаться найти то, что вы так опрометчиво потеряли, но вам повезло – вы встретили истинно великодушного человека. А уж если вы и приплатите… Я даже собаку не смог бы выгнать в такую ночь. Эй, перестаньте дергать дверь!
– Тогда откройте ее!
– Я так и сделаю, если ты наберешься терпения, приятель.
Послышалась возня, и дверь широко распахнулась. Взгляду наших путников открылись просторная комната, освещенная ярким светом потрескивающего очага, и маленький человечек с орлиным носом, изумленно уставившийся на них.
– Женщина! – воскликнул он и внимательно оглядел девушку, закутавшуюся в плащ.
– Да, леди, – кивнул сэр Мармадьюк.
– Прошу вас. Входите! – Человек потер руки и поклонился. – Приветствую вас в Зале Истинной Свободы, и поверьте, для сарая здесь не так уж и плохо, господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42