– Ева-Энн, – сказал сэр Мармадьюк, с улыбкой глядя на трость, – успокойся. Не надо бояться, никто не заподозрит тебя. Никто, даже этот мерзавец Дентон! Подожди меня здесь, тебе нельзя возвращаться одной, так что подожди меня, обещаешь?
Она молча кивнула, Мармадьюк резко повернулся и побежал назад по извилистой тропинке, не обращая внимания на ветви шиповника и ежевики, хлеставшие по лицу. Он остановился у распростертого на траве тела, взглянул в остекленевшие глаза, устремленные в ночное небо. Сэр Мармадьюк постоял у бездыханного тела, затем сделал резкое движение рукой и не оглядываясь поспешил назад к Еве. Она сидела все в той же позе, подтянув колени к подбородку и неподвижно глядя перед собой.
– Пойдем же, дитя мое! – он протянул ей обе руки.
Она встала, и они пошли рядом. Ева-Энн все еще крепко сжимала его ладонь, уцепившись за нее обеими руками, словно перепуганный потерявшийся ребенок.
– О, Джон, мой добрый, добрый друг, – вдруг прошептала она, – если бы не ты, я бы погибла. Это Господь послал мне тебя.
– Да, – серьезно ответил сэр Мармадьюк, – я думаю, ты права.
– Куда мы идем, Джон? Где ты хочешь спрятать меня?
– Нигде, – беззаботно ответил он. – В этом нет никакой необходимости.
– Нет… необходимости? – запинаясь, переспросила она.
– Да, дитя мое, совершенно никакой. Я отведу тебя домой, в Монкс-Уоррен.
– Нет! – крикнула девушка, ее снова охватила паника. – Только не домой! Я не могу, не смею… не должна!
– Ева, – мягко сказал он, – Ева-Энн, успокойся. Теперь никто не заподозрит тебя.
– Они заподозрят, Джон! Они будут вынуждены сделать это!
– Вынуждены? Что это значит?
Вместо ответа она выпустила его руку и быстро побежала вперед, словно одержимая какой-то идеей.
– Я отправляюсь в Лондон! – решительно крикнула она своему спутнику. – Да, в Лондон! Табита спрячет меня. Я еду в Лондон!
Наконец они выбрались из угрюмого ночного леса, и, не сговариваясь, обернулись и посмотрели назад. Там, в глубине чащи меж черных теней распростерлось то, что недавно было эсквайром Брендишем, а рядом валялись обломки трости с золотым набалдашником.
Глава IX,
в которой герои пускаются в бегство
Взошла луна и уставилась на путников с безоблачных небес круглым желтым глазом. Ее свет таил в себе угрозу для любого беглеца, призрачно-бледные лучи превращали каждую тень в чудовище, каждое дерево – в укрытие для мстительных рук или внимательных глаз. Жестокая луна. Всевидящая луна. Ее холодный, безжалостный свет позволял сэру Мармадьюку видеть мертвенную бледность щек своей спутницы и ужас, застывший в ее глазах. Девушка время от времени замирала, вглядываясь и вслушиваясь в темноту, затем вновь устремлялась вперед с отчаянием загнанного зверя. Сэр Мармадьюк, прихрамывал, но старался не отставать от Евы-Энн; он почти забыл о тесных сапогах и натруженных конечностях.
– Послушай, дитя мое, – как можно спокойнее обратился он к девушке. – Уверяю, твои опасения напрасны.
– Быстрее! – умоляюще прошептала она в ответ. – Что там за шелест? Вон там, в тени! Вот опять! О Боже, они уже идут!
– Да нет же, это всего лишь ветер. Кусты по ночам всегда полны странных звуков, ты знаешь об этом не хуже меня.
– Но посмотри же, вон из-за тех кустов за нами кто-то наблюдает!
– Только в твоем воображении, дитя мое. Это всего лишь отблеск луны на листьях. Да и к тому же, пойми, милая Ева, если нас даже выследят, никому в голову не придет остановить тебя…
– Они схватят меня, конечно же, схватят! Поэтому я бегу, поэтому я боюсь…
– Бедное мое дитя, ты совсем потеряла рассудок, но это, впрочем, и неудивительно. Но, успокойся же, прошу тебя!
– Хорошо, Джон, я постараюсь, но я ведь всегда была трусихой. Прости меня!
– Дай мне твою руку.
– Ты так ласков и добр, Джон. Если бы не ты, я бы потеряла голову. Я всегда считала себя храброй, но теперь при одной мысли о погоне мне становится так страшно… Мне чудится, что повсюду притаились соглядатаи, что меня вот-вот схватят…
– Если и схватят, то не тебя, милая Ева, – совершенно спокойно ответил джентльмен. – Но помолчи же, успокойся, давай пойдем чуть помедленнее, и я расскажу тебе о Лондоне.
И он принялся описывать невообразимые чудеса этого города. Он рассказывал о жестокости и высокомерии столицы, о ее богатстве и славе, он вспомнил древние легенды, поведал о Лондоне великосветском, о представлениях и предрассудках его обитателей, о бесчисленных праздниках, балах и маскарадах. И, слушая своего спутника, погрузившись мыслями в неведомый и заманчивый мир, Ева-Энн на время забыла о страхах и тревогах.
Но внезапно их мирную беседу прервал странный звук. Они замерли. Откуда-то доносилась музыка – звонкая, светлая, мелодия, словно солнечный луч, пронзивший ночную мглу.
– Скрипач Джеки! – воскликнула Ева. – Но как странно! Почему он здесь в столь поздний час и так далеко от нашего дома?
– От вашего дома?
– Да, от Монкс-Уоррен. Он всегда останавливается у нас, когда бывает в этих краях. Мой дядя знал его еще в те времена, когда Джеки был счастлив и здоров. Дядя любит его и жалеет. Пойдем, я должна поговорить с ним.
Скрипач сидел под деревом, склонив седую голову над своей скрипкой. Он самозабвенно играл, не обращая внимания ни на что вокруг. Ева осторожно коснулась его седых волос. Скрипач поднял голову.
– А, это ты, мой ангел? – ничуть не удивившись, он взял ее руку и поцеловал. – И вы тоже здесь, мой благородный друг! – Он тепло улыбнулся. – Я играл для Господа. Я славил его имя. Благодарил его за оказанные милости, особенно за одну из них, за чудесную, величайшую милость, дарованную мне!
– Дома все в порядке? – тревожно спросила Ева.
– Да, все в полном порядке. – Скрипач кивнул и снова улыбнулся.
– А как… как дядя Иеремия?
– Я буду до скончания века славить Господа за то, что он помогает людям избавить этот мир от зла…
– Что? – Сэр Мармадьюк наклонился к скрипачу и внимательно посмотрел ему в лицо. – Какого зла? Что вы имеете в виду, друг мой?
– Нет, сэр. – Скрипач покачал головой. – Кто я такой, чтобы рассказывать о деяниях всемогущего и всемилостивейшего Творца? Пусть это сделает моя Джиневра. Слушайте же! – Он прижал скрипку к подбородку, взмахнул смычком, но Ева мягко остановила его.
– Милый Джеки, ведь уже совсем поздно, – ласково сказала девушка. – Тебе лучше вернуться домой. И я прощу тебя, Джеки, скажи моим любимым, моим замечательным старикам, что у меня все будет хорошо. Передай им, что Бог не оставит меня, и пусть они молчат, что бы ни случилось. Ты передашь, Джеки, передашь им мои слова?
– Чтобы они молчали ради Господа и тебя, мой ангел? Конечно, передам! – вскричал маленький скрипач, проворно вскакивая на ноги. – Передам! Пускай смеются, пускай поют и хлопают в ладоши, славя Господа, ибо милость его безгранична. Я иду! Я уже иду к ним! – Он подпрыгнул, звонко рассмеялся, и, отвесив поклон, быстро удалился танцующей походкой лесного эльфа. Его волосы серебром сверкнули в лучах луны.
– Интересно, – пробормотал сэр Мармадьюк, задумчиво глядя ему вслед. – Интересно, что он имел в виду.
– Бедный Джеки, – вздохнула Ева-Энн, – в его жизни хватало страданий.
– Ты знаешь его историю, Ева?
– Я знаю лишь, что у него была дочь. Она умерла, и в день ее похорон Джеки сжег свой дом. С тех пор бродит по дорогам Англии. Он помешался. Но он очень добр, я знаю его с детства и очень люблю. Пойдем же, нам пора!
Они снова тронулись в путь. Взглянув на своего спутника, Ева внезапно спросила:
– А где твоя трость, Джон? Твоя замечательная трость с блестящим набалдашником?
– Трость? А, сломалась. Я ее выкинул.
– Жаль, она бы тебе сейчас пригодилась. Ты, наверное, устал.
– Вовсе нет.
– Но ты хромаешь.
– Это все мои сапоги.
– Так сними их.
Сэр Мармадьюк изумленно взглянул на девушку.
– Как так, Ева-Энн?!
– Я вот люблю ходить босиком. Так приятно пройтись по прохладной росе. А ведь как раз сейчас и выпала роса, Джон.
– Да? – подозрительно спросил джентльмен.
– Конечно. Ноги горят, а трава прохладна и свежа…
– И в самом деле, почему бы тебе не скинуть свои туфли и не…
– Как раз это я и собираюсь сделать! Она отошла в сторонку, наклонилась, скинула туфли, и вот уже замелькали изящные лодыжки и маленькие, но сильные ступни.
– А теперь ты, Джон! – приказал Ева, повелительно указав на щегольские сапоги джентльмена.
– Я? – испуганно воскликнул сэр Мармадьюк. – Но это невозможно, дитя мое!
– Почему? Тебе же больно!
– Больно, но я могу потерпеть.
– Это глупо, Джон! Снимай же свои сапоги, и ты увидишь, как приятно ступать по траве босиком.
– Ева-Энн, я никогда в своей жизни не ходил босиком, и мне слишком поздно начинать.
– Глупости, Джон! Попробуй и ты увидишь, как это здорово! Если хочешь, я могу отвернуться.
– Ну, если ты настаиваешь… – Сэр Мармадьюк невольно рассмеялся, уселся на землю и потянул за сапог, но тот не подавался. Сэр Мармадьюк снова потянул, но сапог проявил преступное своенравие. Сэр Мармадьюк горестно вздохнул.
– Мне нужно за что-нибудь зацепиться.
– Давай я помогу. – Ева-Энн бросила на траву свои туфли, опустилась на колени и, схватив сильными руками сапог, потянула. И – о чудо! – сапог безропотно освободил из заточения ногу джентльмена. – Теперь другую! – приказала Ева, и сэр Мармадьюк молча подчинился.
Вскоре и второй сапог сдался.
– Благодарю тебя! – Он с наслаждением вытянул измученные ноги.
– Чулки тоже долой! – велела Ева.
– Но… – попытался было возразить сэр Мармадьюк, но девушка раздраженно топнула.
– Стыдись Джон! Смешно быть таким застенчивым.
Сэр Мармадьюк вновь рассмеялся и без дальнейших пререканий стянул шелковые чулки.
– Так-то лучше! – удовлетворенно воскликнула Ева, когда они снова тронулись в путь. – Разве не чудесно?
– У меня просто нет слов! Так куда мы направляемся?
– В Лондон!
– Хорошо, только вот найдем ли мы сейчас экипаж?
– Здесь вообще нет экипажей, Джон.
– В таком случае сядем в почтовый дилижанс.
– Никаких дилижансов, Джон! На дорогах наверняка выставят наблюдение, так что придется идти лесными тропинками и окольными путями. Пойдем пешком.
– Пешком?! – в непритворном ужасе воскликнул сэр Мармадьюк. – Пешком в Лондон?! Ева-Энн!
– Да, Джон, пешком.
– Но это слишком долгий путь, дитя мое…
– Но я выдержу! Я очень сильная, Джон! – поспешила уверить своего спутника Ева. – Если ты… если ты пойдешь со мной…
– Конечно! – приосанился наш герой.
– Тогда для меня не имеет значения, длинна дорога или нет, с тобой я чувствую себя в полной безопасности, мой добрый друг Джон Гоббс.
Несколько минут они шли в молчании. Сэр Мармадьюк переваривал услышанное. Но вот вдали показались робкие огоньки какой-то деревушки, и он инстинктивно повернул в ту сторону, но девушка остановила его.
– Не туда, Джон.
– Но в деревне, наверняка, есть постоялый двор.
– Да, «Колокольный Звон», но нам не стоит там появляться.
– Тебе нужен ночлег…
– Только не на постоялом дворе!
– Тогда где?
– Я еще совсем не устала, Джон, и совершенно не хочу спать. Давай пойдем дальше.
– Но ты же не можешь идти ночью, Ева!
– Могу, Джон, но если ты устал, то мы можем устроить ночлег в лесу.
– Нет, нет, – поспешно ответил сэр Мармадьюк. – Я могу идти столько, сколько ты пожелаешь, Ева-Энн.
Девушка кивнула и свернула на тропу, ведущую в обход деревни. Она шагала очень быстро, пока деревенские огни совершенно не скрылись из виду.
– И все-таки тебе нужно поспать, – снова начал сэр Мармадьюк.
– Да, пожалуй, – вздохнула она, – но только не на постоялом дворе! Когда мы захотим спать, то найдем какой-нибудь стог или сарай.
– Стог? – недоуменно переспросил сэр Мармадьюк.
– Да, стог, Джон. Разве ты забыл, как сам недавно очень сладко спал на стогу?
– Верно! Но то, что подходит мне, не годится для молодой девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42