Проехав с километр по улице, свернули в проходной двор, сунули в мусорный контейнер пальто и платок, и, оставив машину в двух кварталах от станции метро, домой вернулись городским транспортом.
Уже удирая с места преступления, почуяли страх. Дома помалкивали, косились друг на друга. Ожидали, что их вот-вот поймают и посадят. А через день прочли заметку в газете, где говорилось об убийстве генерального директора такой-то фирмы, совершенном в подъезде…
Еще через день пришел Сусик и передал им пять тысяч баксов. Сказал, что от Зои. Позже, правда, выяснилось, что убитый фирмач ей никогда мужем не был, да и вообще дело было не семейной размолвкой, а разборкой по денежному интересу.
С этого времени они и занялись этим делом. Сперва работали для Гроба, а потом, когда его, в свою очередь, тюкнули в каком-то веселом доме, контора перешла к Олегу. Стали исполнять не только московские заказы, но и в другие города выезжать, и даже в страны СНГ.
Так шло до прошлого лета, когда после двух лет удачной, без проколов, работы не нарвались на неприятность, стоившую Соне жизни. Любе, тоже имевшей немало шансов перейти в спокойную категорию, повезло. Выкрутилась, хотя Олег, узнав, что они прокололись, готов был ее на куски разорвать. Буквально через день ее услуги понадобились, и, сделав, как говорится, «на общественных началах» еще пару заказов, Люба купила себе жизнь.
Но тут из многолетнего небытия возник Равалпинди…
ВСТРЕЧА В «РУССКОМ ВЕПРЕ»
Не столь уж далеко от засыпанных снегом Марфуток, где находилась Люба, в «охотничьем домике» (строго говоря, вполне приличном особняке), принадлежащем фирме «Русский вепрь», за столом попивали чай господа Иванцов, Тихонов и Соловьев. Сидели уже второй час. В течение первого Антон Борисович при небольшой поддержке Эдуарда Сергеевича излагал суть дела, а Виктор Семенович задумчиво кивал и изредка задавал вопросы. Наконец когда все, что желал сообщить прокурору взволнованный отец блудного сына (Иванцов все нюансы уже давно знал, но делал вид, будто первый раз слышит), было рассказано, страж законности задумчиво сказал:
— Да, господин Соловьев, что и говорить, ситуация непростая. Я понимаю, почему вы не обратились в прокуратуру по официальным каналам, и, почему в милицию не пошли, тоже понимаю. По-человечески, нравственно, так сказать. Военная прокуратура гарнизона, где служил ваш сын, уже сейчас вправе возбудить против него дело по статье 246, пункт «а» — самовольное оставление части военнослужащим срочной службы. Гуляет он, так сказать, уже более трех суток. Конечно, если не будет доказано, что он был насильно уведен под угрозой оружия в качестве заложника. Такой момент просматривается, если учесть, что против рядового Русакова военные уже возбуждают дело по статье 102, пункты «в» и «з» в дополнение к статье 247 «а» — дезертирство. Но ведь, как я понял, и над вашим сыном 102-я «з» висит?
— Да, вы правильно поняли, Виктор Семенович, — мрачно произнес Соловьев-старший.
— Дела о преступлениях, совершенных военнослужащими, это, строго говоря, не моя епархия, — заметил Иванцов.
— Это я понимаю, — кивнул Антон Борисович, — но все-таки Эдуард Сергеевич почему-то адресовал меня к вам. Наверно, ему, как человеку местному, виднее…
— Допустим, — усмехнулся Иванцов, — что это так. Но хотелось бы знать, насколько вы, господин Соловьев, готовы пойти навстречу, условно говоря, «похитителям» вашего сына? Ну, допустим, запросят они миллион долларов. Вы сможете заплатить? А если два или три?
— Вы так говорите, Виктор Семенович, — нахмурился Соловьев, — будто эти самые похитители уполномочили вас проверить мою платежеспособность. Как ни странно, они пока цены не назначали.
— И не назначат, — улыбнулся Иванцов. — Зачем им это делать? Они ведь вашего парня вовсе не насильно удерживают. Ваш Иван сам к ним напросился, если уж совсем откровенно. А потому инициатива, если на то пошло, должна быть ваша.
— То есть я сперва цену предложу, а они посмотрят, согласиться или нет?
— Ну, не совсем так. Во-первых, вы еще не знаете, кому предлагать. Контакта с бандитами у вас нет. А во-вторых, если вы начнете их как-то искать самостоятельно — неважно с какими целями, — то можете нажить крупные неприятности и от них непосредственно, и от наших правоохранителей. Во всяком случае, сыну можете повредить.
— Понятно. Значит, я прав, вы навязываете мне свое посредничество? С комиссионными, естественно?
— Ну, знаете, — возмутился Иванцов, — в таком тоне у нас разговора не получится. Не знаю, может, вы у себя в Москве привыкли подобным образом беседовать с руководящими работниками, но здесь, извините, я этого допускать не намерен. Конечно, гостей гнать не принято; но и задерживаться я вас не попрошу…
Соловьев резко сдал назад. Соображалка у него работала.
— Извините, Виктор Семенович, это я сгоряча сказал. Я сейчас, видите, в очень нервном состоянии…
— Это я могу понять. Но вы уясните себе четко: ваш сын, мягко говоря, подозревается в совершении преступлений. Минимум два убийства. На него, это я вам в частном порядке говорю, материала предостаточно. Вполне можно выписывать постановление об аресте. И если вы сунетесь в обход меня, то при самом благоприятном исходе дела ваш Ваня попадет в тюрьму. А там ему, если вы чем-то бандитов рассердите, придется плохо. Поэтому первое и главное условие моего участия и помощи — все через меня. Предупреждение единственное, первое и последнее.
Если обнаружу, что играете по своим правилам, — все контакты с вами прекращу. А дальше все пойдет законным порядком. Принимаете такой порядок работы?
— Приходится принимать… — вздохнул Соловьев-старший. — Мне сын нужен живой. И свободный, как ни странно.
— Если будете свои эмоции с разумом согласовывать, не торопиться, не пытаться перехитрить, ручаюсь, что все будет нормально. Но придется проявить терпение и выдержку. Наверно, и кое-какие материальные издержки понадобятся.
— Вам лично сейчас ничего не нужно? — спросил Соловьев без особых церемоний.
— Мне лично — ничего. А вот области нашей спонсорская поддержка пригодилась бы. И вложения бизнесменов, даже отечественных, у нас приветствуются. Кстати сказать, могу бесплатно проконсультировать. И организовать небольшую встречу с нашим Главой. Очень полезную и взаимовыгодную.
— Но все-таки издержки будут?
— Вы, когда приобретаете товар, деньги платите? Платите. Это издержки или нет?
— Смотря как удастся реализовать…
— Правильно. Сможете все распродать по умеренной цене, пусть и с небольшим наваром — покроете издержки и будете с плюсом. Погонитесь за деньгой, завысите цену — прогорите. Примерно так и в нашем случае. Так что все будет от вас зависеть.
— А полюбопытствовать, во что вкладывать деньги придется, случайно нельзя?
— Я думаю, пока этот вопрос обсуждать не к спеху.
— Вы про выдержку и спокойствие говорили… — произнес Антон Борисович. — Я чувствую, что мне их очень много потребуется. Мне ведь обычно быстро работать приходится. А у вас, как я понял, все не спеша, по-провинциальному решается.
— Поспешность нужна при ловле блох. Нам надо кое-что обдумать, прежде чем предложить что-то конкретное. Навести кое-какие дополнительные справки, кое-что уточнить и взвесить.
— Учтите, я не могу у вас тут ждать неограниченное время. У меня ведь дело все-таки.
— Ждать здесь необязательно. Вполне можете вернуться в Москву, успокоить супругу, сказать, что с Ваней все в порядке. Когда мы здесь у себя согласуем все вопросы, утрясем все нюансы, пригласим вас. Ручаюсь, что с вашим Ваней ничего за это время не произойдет.
— И сколько мне придется дожидаться вашего приглашения?
— Неделю, максимум — две.
— За это время можно слетать на Луну и обратно, — заметил Соловьев.
— Если у вас есть средства, — пожал плечами Иванцов. — Главное, чтоб мы могли с вами связаться вовремя. И само собой, чтоб уровень конфиденциальности соблюдался. Тем самым вы гарантируете своему сыну неприкосновенность.
— А все-таки ускорить процесс можно?
— Я уже сказал, Антон Борисович, при каких обстоятельствах нужна поспешность. Давайте расстанемся спокойно и без темных подозрений в неискренности.
— Вы прямо-таки за горло берете, Виктор Семенович. Абсолютно все на ваших условиях.
— Ничего не поделаешь. Все получилось неожиданно для нас. Надо, как говорится, лучше воспитывать подрастающее поколение. Если б ваш сынок вел себя так, как надо, то не вляпался бы . во всю эту пакость и не подставил бы вас. Хотя, скажем прямо, в контактах с вами у нас заинтересованность появилась намного раньше. Мы восхищались тем размахом, который приняло ваше дело, и тем, какие хорошие отношения сложились у вас с московскими чиновниками. Вообще говоря, очень интересная тема для разработки ФСБ.
— Это, по-моему, элементарный блеф. У вас ничего по этой теме нет.
— Могу напомнить пару имен, чтобы вы не считали мое заявление голословным. Граждане США Сноукрофт и Резник, которые в прошлом году побывали у нас в области и даже здесь, в этом домике, останавливались, в декабре прошлого года опять побывали в России и, как ни странно, с вами встречались. У них в нашей области есть целый спектр интересов. А вы, как ни странно, сидя в Москве, не очень хорошо зная нашу местную конъюнктуру, начали им помогать и тем самым вызвали в определенных кругах нашей области серьезное недовольство. Причем, по агентурным данным, вас занесли в список на «спецмероприятие». Разумеется, составленный негосударственной организацией, но, уверяю вас, очень неприятный. И что особенно неприятно — четко реализуемый. Это у обладминистрации, к сожалению, далеко не все мероприятия реализуются, а у тех все идет по плану. Пока мы с вами будем договариваться, все нежелательные действия в отношении вас со стороны нашего здешнего криминала постараемся приостанавливать. У нас такая возможность есть. Но, конечно, если наше соглашение не состоится, то этот аспект сотрудничества тоже отпадет.
— В общем, обложили… — пробурчал Соловьев.
— Ну зачем ты так? — вмешался Эдуард Сергеевич.
— Я ведь советовал: экономьте эмоции, — напомнил Иванцов. — Да, если подходить эмоционально, а не в деловом стиле, то слово «обложили» вполне употребимо. Но вы-то, Антон Борисович, человек деловой. Подберите для оценки более нейтральное и осторожное слово. Например, «создали условия». Очень красиво и убедительно.
— Да, это, пожалуй, и поточнее будет. Условия создали. Но под такое веселье с меня можно сколько угодно сорвать и тянуть вообще постоянно. До тех пор, например, пока я вам все до копеечки не высыплю.
— Антон Борисович, если б мы были экспроприаторы экспроприаторов, то так бы сразу и сказали. Но у нас, к сожалению, задачи посложнее. Нам надо сделать все так, чтоб и народ немного поликовал, и не устраивать при этом никаких экспроприации. А на такое дело нужно много денег, но, в отличие от большевиков, нам, к сожалению, нельзя резать тех куриц, которые несут золотые яйца. У нас другие интересы.
— Это какие же, если не секрет?
— Пока — секрет, — невозмутимо ответил Иванцов, — хотя, если вы внимательно поразмыслите над общей обстановкой в стране, над тем, что может произойти в июне, можете сами прикинуть, что и как. Аналитическим путем. Но выводы, если вы их сумеете сделать, лучше не выносить на всенародное обсуждение. Потому что тогда у вас очень много недругов появится, контролировать которых уже никто не сможет.
— Запугали вы меня совсем, — поежился Соловьев.
— Это не запугивание, — поправил Иванцов, — это предупреждение. Вы сами должны продумать свое поведение, а наше дело — указать вам на то, что может повредить нашему сотрудничеству. И вашему сыну.
— Ладно, — вздохнул Антон Борисович, — постараюсь в течение указанного вами срока не предпринимать ничего, что противоречило бы вашим правилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84