В Ванино оконце просматривался город, ярусами разместившийся на высоком речном берегу: со старинными двухэтажными особнячками, деревянными домишками, серыми пятиэтажками и девятиэтажками, тускловато поблескивали позолотой купола каких-то церквей — день был пасмурный.
Насыпь постепенно перешла в выемку, и теперь с обеих сторон были видны снежные откосы, испещренные собачьими и птичьими следами, а наверху — заборы, сараюшки, гаражики. Промелькнуло несколько надписей типа: «Витя Цой, ты всегда с нами!», «Смерть масонам!», «Спартак» — чемпион!», украшавших заборы. Какая-то бабка с тазиком снимала белье с веревки, а ее извалянный в снегу внучонок в это время гонял по двору некую мелкую псину, пытаясь огреть ее пластмассовой лопаткой.
Потом проехали под гудящим от автомобилей мостом. Дальше выемка стала глубже, по краям ее появились бетонные заборы, поэтому, кроме полосы серого, закутанного низкими тяжелыми облаками неба, ничего не просматривалось.
Миновали еще один мост — пешеходный. Мимо окошка, в которое глядел Валерка, пролетела шкурка от банана и шлепнулась куда-то на откос выемки. Русакову и до армии эти бананы довелось пробовать не часто. Надо же, ходят тут, среди зимы бананами швыряются! Остро захотелось этого самого тропического фрукта, запах которого навевал мысли о разных там жарких странах, океанах, обезьянах… До которых, само собой, в этом вагоне не доедешь.
Выемка постепенно стала помельче, а заборы — повыше. К тому же они заметно приблизились к железнодорожной ветке, по которой катился вагон. За заборами теперь просматривались деревья, одетые в голубовато-серый иней, похожие на какие-то огромные морские кораллы. Валерка кораллы видел только по телеку или в кино, а вот у Вани дома целая ветка кораллов была. Ее им с отцом во время круиза по Средиземке продали. Не то в Тунисе, не то в Александрии, кажется. Два года назад дело было.
Полчаса примерно ехали мимо этих заборов и деревьев, за которыми просматривались то жилые дома, то какие-то заводские здания, а потом город как-то неожиданно закончился.
Заборы с обеих сторон исчезли, выемка превратилась в небольшую насыпь, а вагон с толкающим его тепловозом оказались в открытом поле. Путь постепенно стал заворачивать вправо, удаляясь от городских окраин, обрамленных заводами. Одновременно он заметно пошел под уклон и вскоре опять спустился в выемку. На сей раз выемка, расширившись, привела в карьер. Заснеженный, похожий на какое-то горное ущелье. Давно уже, должно быть, закрытый. Однако там, где ветка кончалась тупиком, стояло несколько вагончиков-балков и старая, еще времен войны, теплушка, снятая с рельсов и поставленная на фундамент. Здесь же, метрах в десяти от тупика, по левую сторону от рельсов их прибытия ожидал небольшой грузовик.
Тепловоз затормозил и встал. Из теплушки, в которой, судя по дымку из трубы, топилась «буржуйка», вышли двое и направились к тепловозу. Из грузовика тоже вылез парень, пошел к вагону, а сам грузовик начал задом подкатывать к вагону.
— Ну, все! — пробормотал Валерка, чувствуя, как сердце начинает колотиться в груди. — Сейчас откроют…
Он взял автомат на изготовку и снял с предохранителя. Ваня дернул и отпустил затвор. Теперь и у его автомата был патрон в патроннике. Валерка, несмотря на всю свою угрюмую решимость, надеялся, что стрелять не придется. У тех, кто приблизился к вагону, никакого оружия в руках не было. Да и вообще, с чего это они с Ванькой взяли, будто это бандиты? Сами ведь придумали, на ходу… Может, самые обычные работяги… Пришли вагон разгружать, а им оттуда — два ствола в морду! Могут и в штаны напустить с перепугу.
Тепловоз отцепился и быстро покатил обратно, оставив вагон в карьере. Когда гул его удалился, стали слышны голоса,
— Ну как там, нормально сошло? — по-видимому, это спрашивали у тех, кто ходил к тепловозу. — Машинист не волновался?
— Само собой. Ему без разницы — получил две с Франклином и упилил.
— А он ничего лишнего не усек?
— Даже если и усек, то не дурак, чтоб вякать. Его дело возить, а наше — разгружать.
— Степа говорил, что с ним постоянные люди контачили. Ясно, что он хотя бы Фролу позвонит, чтоб успокоиться.
— Он же не идиот, Юрик. Если Фрол когда-нибудь узнает, что он вагон оставил не тем людям, то кишки ему вынет. Нет, машинистик этот звонить не будет. Даже когда Фрол до него доберется, то до последнего будет врать, будто оставлял вагон Тяте. Но все равно торопиться надо.
У левой, до сих пор не открывавшейся, двери завозились. Там то ли замок был, то ли пломба, то ли еще что-то. Валерка и Ваня, наведя автоматы на дверь, затаили дыхание…
Лязгнуло, дверь откатилась вбок. Те, что собирались перегружать коробки из вагона, подогнали автомобиль почти впритык к вагону, поэтому все первые впечатления пришлись на душу находившихся в машине. Двое стоявших перед откинутым бортом в кузове крытого грузовичка оторопело выпучили глаза.. Автоматов и двух солдат в пятнистых бушлатах они увидеть не ожидали.
— Засада! — взвизгнул кто-то. — Вэвэшники!
— Газуй! — Грузовик дернулся резко, мужики чуть не вылетели из него, едва уцепившись за дуги тента.
— Куда, падла? — заорал тот, что приказывал открывать вагон.
— Огонь! — скомандовал Валерка главным образом сам себе, но и Ваня принял команду, как руководство к действию. Правда, отчего-то зажмурившись при первом нажатии на спусковой крючок. Валерка не жмурился. От первой же его длинной очереди — грузовик всего на пяток метров успел отъехать — те, двое в кузове, попадали. Один крутанулся, схватился за живот и, скорчившись, боком выпал из кузова на снег. Второй подскочил будто от пинка в зад и плашмя рухнул на спину. Но из кузова не выпал, только ноги свесились за открытый борт. Что-то случилось и с самим грузовиком. Вместо того, чтобы вывернуть вправо и выехать на накатанную снежную дорогу, он покатился влево, тюкнулся бампером в теплушку и остановился.
Ваня, открыв глаза после первой очереди, пущенной вслепую, увидел трех мужиков, удирающих прочь от вагона. Причем один из них не бежал, а ковылял — Ваня случайно зацепил его ногу. Вот оно, время себя попробовать! Ваня за пару секунд собрался, четко, как учили, поймал на мушку силуэт того, кто еле ковылял, стреканул короткую, на два патрона, и с восторгом увидел, как тот ничком ткнулся в снег. Восторг был у Вани тот же, как на первой охоте, когда от его выстрела наконец-то упала в болото сбитая утка. Теперь он взял на прицел того, что бежал впереди и уже вот-вот мог юркнуть за угол балка. Его развернуло и спиной бросило на снег. Третий остановился лишь на секунду, выдернул пистолет и несколько раз пальнул в сторону вагона. Но в это время ему досталась очередь от Валерки, пистолет упал в снег, а стрелявший безжизненно завалился на бок.
Было бы совсем тихо, если б машина не урчала мотором на холостом ходу.
— Н-ни хрена себе! — запыхавшись, как от быстрого бега, пробормотал Ваня. — Ну, мы и дали…
— Д-да… — пробормотал Валерка. — Чего ж мы наделали-то?
— Как в кино… — выдавил Соловьев, ощущая, что охотничий восторг проходит, а на его место в душу забираются страх и жуткая растерянность. Это ведь не уточки, это люди лежат.
— Смотри, дырка! — Валерке на глаза попалась косая пробоина в стенке вагона, совсем неподалеку от Ваниной головы.
Другая была заметно повыше, а третья — в полуметре от двери. Еще одна пуля наискось пробила стенку вагона и пронизала навылет одну из тех таинственных коробок.
Ваня посмотрел на пробоину, что располагалась всего в пятнадцати сантиметрах от его ушанки, скорее с любопытством, чем со страхом. Конечно, по-настоящему он еще не понял, что ему угрожало, но какие-то смутные холодки уже вовсю пошли гулять по спине.
Тем временем Русаков приглядывался к распростертым на снегу телам. Ему очень хотелось выскочить из вагона и бежать отсюда, куда глаза глядят. Точно так же, как после стрельбы в казарме. Но, в отличие от вчерашнего, кроме панического страха, в его сознании присутствовал и страх разумный, рациональный. Тот, что призывал к осторожности и осмотрительности. Валерке вовсе не хотелось, чтобы кто-то, отсидевшись в одном из балков или в теплушке, расстрелял их в тот момент, когда они выпрыгнут из вагона. Мог оказаться опасным и кто-нибудь из тех, кто лежал на снегу.
Наиболее безопасно выглядел тот, что выпал из кузова. Он лежал всего в пяти метрах от вагона, посреди темно-красного пятна, проплавленного в снегу кровищей. Руки с растопыренными и скрюченными пальцами были откинуты к ушам, голова с оскаленным ртом запрокинута и свалена набок. Одна нога подогнута в колене и отвалена вбок, вторая вытянута в струнку. Должно быть, он перед смертью какое-то время дергался, бороздил снег попеременно то одной, то другой ногой, пока не застыл в такой неудобной позе, которую живому человеку долго не выдержать. Пар ото рта уже не шел…
Мужик, чьи ноги свисали из кузова грузовичка, тоже не вызывал серьезных опасений. Полог тента был поднят, кузов хорошо просматривался. Только йог, да и то достигший определенной степени совершенства, мог бы лежать не шевелясь, когда ноги согнуты в коленях, а на связки давят обрезы досок.
Ближний из тех троих, что были срезаны на бегу, глубоко уткнулся лицом в снег, растопырил ноги, как лягушка, а согнутыми локтями, падая, пропорол наст впереди головы. Ладони торчали вверх, как бы упираясь во что-то. Шапка слетела, а по соломенного цвета волосам протекла узкая струйка уже примерзшей крови. Около бедра на снегу крови было больше, но ее явно не прибывало. За этого молодца тоже можно не беспокоиться.
Единственный, успевший ответить на огонь и продырявивший в четырех местах вагон, тоже лежал на боку без движения. В полуметре от него синела ямка — туда провалился упавший на снег пистолет. Было бы поморознее, посолнечнее, выдыхаемый парок было бы видно и с двадцати метров. А так — черт его знает! Может, и дышит.
Крайний, подстреленный у самого балка, несомненно, был жив и не пытался этого скрыть. Он елозил по снегу, дергался, но подняться, видимо, не мог и даже ползти был не в состоянии.
Самыми подозрительными местами оставались балки, теплушка и грузовик. Валерка присмотрелся и сузил круг подозрений. Вокруг балков были нетоптанные сугробы, за исключением свежей цепочки следов, которую оставил корчившийся в снегу раненый. Там никого быть не могло. Но вот в теплушке и особенно в грузовике кто-то боеспособный вполне мог остаться.
Грузовичок — это был «ГАЗ-66» — конечно, давно укатил, если б что-то не случилось с водителем. Валерка прикинул, что пули, пущенные по тем двоим, находившимся в кузове, могли зацепить и водителя. Зацепить могли и наверняка зацепили если машина ткнулась бампером в теплушку. Но раненый, не способный вести машину, как представлялось Валерке, все-таки может пальнуть.
Теплушку тоже со счета сбрасывать не стоило. Сквозь маленькое застекленное оконце разглядеть, что там внутри, было никак нельзя. Между тем именно оттуда вышли двое из тех троих, которых свалили последними. Третий присоединился к ним после того, как вылез из кабины грузовика еще задолго до начала стрельбы. В маленькой кабине «газона» троим разместиться трудно. Тем более таким крупным дядям, как те, что сейчас лежали на снегу. Значит, в кабине к началу перестрелки был только водитель. Это уже лучше.
Пока Валерка, стараясь особо не высовываться из двери вагона, проводил свою «рекогносцировку», Ваня копошился в углу у коробок. Точнее, у той, что была пробита пулей.
— Не лезь ты туда! — скорее посоветовал, чем запретил, Валерка. — Не суйся!
— Да чего уж, и посмотреть нельзя?! — обиделся Ваня.
— Ну, и чего ты там увидел? — краем глаза поглядывая на теплушку, спросил Русаков.
— Не знаю. Порошок какой-то высыпался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84