Лязгнули замки, дверцы распахнули чьи-то быстрые руки, а на ошеломленных Валерку и Ваню уставились автоматные стволы. Лиц нападавших видно не было — только рукава белых маскировочных курток, вязаные перчатки из белой шерсти да вороночки на пламегасителях «АКС-74у», в любую секунду готовых превратить в решето всех, кто сидел в машине. Ваню и Валерку аж заледенило и бросило в самую настоящую, неуемную, вовсе не метафорическую дрожь.
— Не дури, Таня! — произнес строгий голос из темноты. Вика, не шибко удивившись тому, что ее назвали другим именем, положила пистолет на сиденье справа от себя.
— Выходи, — распорядился тот же голос, — разговор есть…
— Ребят не трогайте, — попросила Вика, — у них оружия нет.
— Будут нормально себя вести — ничего не случится. Выходи!
ТЕТ-А-ТЕТ
Ваня и Валерка остались в машине, под дулами автоматов, а Вика вышла из джипа, заглушив мотор, и удалилась куда-то в темноту, увязая по колено в снегу.
Там, метрах в десяти от дороги, ее дожидался высокий мужчина в белой маскировочной куртке с откинутым капюшоном. Вязаная шапочка чеченского образца была надвинута по самые брови. В принципе, ее обладатель мог бы откатить ее и до шеи, закрыв все лицо.
— Здравствуй, — сказал он вполголоса.
— Живой, значит? — произнесла Вика. — И до сих пор не унялся?
— Не-а, — криво улыбнулся ее знакомый, — Я живее всех живых. Убивают, хоронят, давят, а я живой.
— Знаешь, я догадывалась, что ты появишься. Предчувствие было. А может, нюхом учуяла. По запаху…
— Ну да, естественно, я ж большевик, слуга сатаны, как разные ссучившиеся утверждают, значит должен серой пахнуть. Ты ведь теперь так думаешь, Танюшка? Небось, крестилась уже, а? В Боженьку поверила?
— Ты решил со мной о научном атеизме побеседовать, Сергей?
— Боже упаси! Сейчас не до этого. Практические вопросы заели. Острые и насущные. Например, такой: скурвилась Танька или запуталась только?
— Могу ответить только после того, как ты мне скажешь, кто ты теперь: честный дурак или умный бандит?
— Сразу скажу: ни то ни другое.
— Аналогично и я — ни то ни другое.
— Что-то не верится. Сколько мы не виделись?
— С августа девяносто четвертого.
— Прилично. И все это время под крылом Сергея Сергеевича?
— Других крыльев не было, компаньеро Умберто. Ваш труп, как мне стало известно, обнаружили в городе Грозном, на подступах к бывшему обкому, с зеленой повязкой на голове. В ислам, что ли, перекрестился?
— Так точно. Видишь, Аллах с того света обратно завернул!
— И позывной «Чижик», естественно, не твой?
— Это позывной того дурака, который думал, будто можно повернуть всю эту свалку в нужном направлении.
— А я-то думала, будто это позывной того гада, который своих русских пацанишек в танках жег…
— Не царапай, не разозлишь. Русский — нерусский… А власовцы кто? Для меня эта тряпка в три полоски — вражеский флаг. В тех, кто под ним идет или на рукав его пришил, я стреляю.
— Куда ты полез? Куда? — с болью пробормотала Таня-Вика.
— Я тебе сказал: дурак был Чижик, дурак круглый. Но честный.
— Ты это мамашам пацанов расскажи, «честный»…
— Ладно, это все лирика. Ты лучше скажи, отчего ты, такая истая и честная, поперлась к Чудо-юду?
— Я не поперлась, он меня под уколом вывез. Я только в Центре очухалась.
— Однако теперь ты здесь, и на беспривязном содержании.
— Ты думаешь, что всякую веревочку видно? Я по ниточке хожу, мне шажка в сторону сделать нельзя. Забыл, что ли?
— Нет, слава Богу, не забыл. Блокировка работает. Они нас не слышат.
— Если Сергей Сергеевич поверил в то, что ты отправился Аллаху, то может быть и нет.
— А ты-то поверила?
— Мне было на это наплевать. Ты мне никто. Ты не Толяй, не Андрюха, даже не Димка Баринов. Димка хоть под конец себя повел как человек.
— Это не он себя повел, это я его повел… Правда, не учёл кое-что.
— Можешь не рассказывать. В самолете никакой мины не было, при нажатии на кнопку срабатывал только люк, в который Димка с Ленкой выпрыгнули в тандеме. Без лодки, над океаном, в трехстах милях от ближайшего берега. Он точно погиб?
— У меня его нет. Это могу сказать точно. Если б он где-нибудь объявился, то вся эта возня, которая здесь затевается, стала бы ненужной.
— Здесь много чего затевается, между прочим. Ты в курсе?
— Я знаю. Сейчас мне эта мышиная возня на руку. Хочешь мне помогать?
— В Чечне не вышло, хочешь здесь попробовать? Не надоело?
— Нет, пока не угробили — не надоест. Ты не ответила: будешь помогать?
— Смотря в чем. Заваруху и резню не поддержу.
— А против Чудо-юда поможешь?
— Если ты не на его место метишь, попробую помочь.
— Серьезно?
— Тебе честное комсомольское дать или так поверишь?
— Могу и так, хотя, как я знаю, ты даже в КПСС состояла.
— Но не в НКПР.
— НКПР, извини за грубость, звездой накрылась. Есть группа — «Смерть буржуазии!», и в ней, считая меня, — шесть человек, Военную тайну доверяю!
— Врешь. То, что у тебя было два года назад, так просто не рассасывается.
— Это было не у меня, запомни раз и навсегда. И если это сейчас есть, то я не имею к нему никакого отношения.
— Ладно. Если хочешь, чтоб я помогала, побыстрее о сути дела.
— То, что у вас в «Белой куропатке» появились знакомые лица, ты в курсе?
— Да. Зинаида Баринова, Клара Леопольдовна и Сесар Мен-дес здесь. Мне их не показывали, но их видели ребята.
— Чудо-юдо не появлялся?
— Не видела.
— Скорее всего появится через какое-то время. Мальчишек, как я понял, готовят как экспериментальный материал. Сергей Сергеевич, возможно, и тебя задействует. Будь готова!
— Всегда готова! — усмехнулась Вика-Таня.
— То, что они выдумали на этот раз, — мрачно сказал Сергей, — будет похлеще, чем 329М и 330-й.
— «Зомби-8»?
— Чудо-юдо эту экзотику не любит. 331-й препарат — и все. А последствия намного страшнее, чем у «зомби-7».
— Какие?
— Хотел бы я знать…
— Зачем? — прищурилась Вика-Таня. — Ты же не хочешь перехватить это дело у Сергея Сергеевича? Если ты жаждешь все это прекратить, то я могу уже сегодня вечерком ликвидировать всю шарашку. И «Куропатку» пустить на воздух, если взрывчатку обеспечишь. Зачем тебе знать, что, да как, да почему? А? …
— А ты уверена, что препарат уже здесь? Что он безопасен, если его пары выпустить в атмосферу? Ты представляешь себе принцип его действия?
— Вот в этом-то, товарищ Сорокин, и зарыта собачка. Вам самому препарат нужен. Если вам все это удастся узнать, вы сами захотите оседлать человечество. Не верю я ни Баринову, ни вам.
— Но служишь-то все-таки Баринову. Стало быть, зря ты сказала, будто «ни то и ни другое». Дрянь ты последняя. Сейчас тебе дорогу освободят — и катись к такой-то маме. Уничтожать тебя не буду. Сама застрелишься, когда совесть заест.
Вика не двинулась с места. И уже без издевки сказала:
— Псих ты, Сорокин. Як кажуть у нашому мисци: «З глузду зъихав». Ты псих и фанат. Тебя пристрелить надо, чтоб дурью не мучился.
— На. — Сорокин подал ей автомат прикладом вперед. — Хоть от одного оператора отвяжешься.
— Патронов жалко. Вас надо из рогатки убивать. Сами бунтуете и других баламутите.
— Это не мы такие, жизнь такая. Дай лапу!
— На. Но запомни: я верю тебе настолько, насколько ты сам перед собой искренен. Ты уже столько раз финты выкидывал, что мне самой удивительно, отчего я за тобой в очередной раз тащусь. Если б ты мне хоть любовником был, еще можно понять. Но ведь никто ты мне, даже другом не назовешь…
— Мне твое личное отношение к моей персоне — по фигу, — доверительно сообщил Сергей. — Тем более что я его давно знаю. А вот с вашим непосредственным начальником, господином Фроловым Валентином Сергеевичем по кличке Фрол, я бы хотел установить контакт. Знаю я его подольше, чем тебя, мы вместе срочную служили когда-то — ужас, как давно. Однако, чем он нынче живет и дышит, осведомлен слабо. Пожалуй, первой твоей задачей будет наведение этого мостика. Сумеешь?
— Надо попробовать. Связь, как обычно, через голову?
— Само собой. Осторожнее на выходе: Зинаида наверняка получила задачу тебя контролировать. Пароли и коды прежние, кроме одного. Узнаешь при первой встрече. Ты научилась высовываться, но сейчас этого лучше не делать. Жди с 23 до нуля. А сейчас тебе пора.
— Бревна уберите.
— Обязательно.
Валерка с Ваней, все это время просидевшие под прицелом автоматчиков, еще не успели поверить в то, что с ними ничего не случится, когда ситуация опять резко изменилась. Автоматчики исчезли бесшумно и быстро, будто испарились, а Вика спокойно села на свое место за баранку джипа. Где-то в стороне от дороги разом заурчали моторы двух снегоходов, которые не без усилий утянули за собой бревно, лежавшее перед капотом машины.
Вика тут же завела не успевший остыть мотор и рванула машину с места.
— Напугались, малыши? — спросила она, не оборачиваясь.
— Что это было? — не очень уверенно ворочая языком, пробормотал Валерка.
— Маленькая шутка старых друзей, — небрежно ответила Вика. — Не берите в голову.
Уже через двадцать минут джип вкатил в ворота «оптовой базы», и все страхи остались позади.
— Смотри-ка, — заметил Ваня, — на офис спутниковую антенну поставили. Небось, Фрол решил мир по телеку смотреть…
— «Кросна», однако! — процитировал Валерка давнишнюю телерекламу. — Может, и нам чего интересного покажут?
— Похоже, что покажут, и очень скоро… — вздохнула Вика.
АТАМАН КОЧЕТКОВ
Октябрьский рынок, представлявший собой полгектара территории, обнесенной деревянным забором ядовито-зеленого Цвета, и состоявший из продолговатого грязно-желтого строения, именуемого торговым залом, трех десятков разномастных коммерческих палаток и трех продуваемых ветром навесов с прилавками, проживал очередной вполне обычный день. Покупатели проходили мимо палаток, загруженных разноцветными бутылками и банками, «сникерсами» и «марсами», всякими там «тампаксами» — «памперсами», «мальборами» и «беломорами». Один-другой, может, чего-то и брал. Рядом с палатками стояли бабки. Перед каждой по перевернутому ящику с бутылкой пива ц небольшим вяленым лещом, позади — ящик с бутылками и мешок с рыбой. Подальше какие-то бабенки помоложе, расставив вместо прилавка раскладной столик из голубого пластика и установив некую металлоконструкцию, сваренную из водопроводных труб, поразвесили на ней плечики с куртками, юбками, кофтами и прочим разномастным тряпьем. Под навесами народу было немного. Март как-никак. Во-первых, холодно, а во-вторых, прошлогодние овощи почти кончились, а новые еще не начались. Лишь несколько смуглых граждан в кожаных куртках И кепках, разложив в аккуратные пирамидки марокканские апельсины и лимоны, не то кипрский, не то турецкий виноград и эквадорские бананы, мерзли и перебрасывались гортанными фразами. Покупатели подходили, глядели, облизывались…
Из ворот рынка в это время выезжал «УАЗ-469» с необычными эмблемами на дверцах. Вместо трехцветного «шарика» с буквами «ВС» — «Вооруженные Силы» или желто-красной бляшки «ВВ» красовались две скрещенные шашки, поверх которых был намалеван белый Георгиевский крест, а вокруг, по черно-желтым лентам, алым шрифтом, стилизованным под славянскую вязь тянулась надпись: «Береговское казачье войско». Продавцы марокканских, кипрских и эквадорских фруктов проводили его взглядом и дружно испустили вздох облегчения. Атаман Береговского казачьего войска Алексей Сергеевич Кочетков покидал подконтрольную территорию.
Сегодня войсковой атаман был в повседневно-полевой форме, то есть в камуфляжной куртке и штанах десантного образца, заправленных в хромовые сапоги со шпорами, и с плетеной нагайкой за голенищем. Правый рукав украшала все та же эмблема войска, но уже не рисованная, а вышитая. Левый — бело-сине-красный шеврон, над которым виднелась нашивка (скорее всего переделанная из матросского погончика) с вышитым перначом и надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Не дури, Таня! — произнес строгий голос из темноты. Вика, не шибко удивившись тому, что ее назвали другим именем, положила пистолет на сиденье справа от себя.
— Выходи, — распорядился тот же голос, — разговор есть…
— Ребят не трогайте, — попросила Вика, — у них оружия нет.
— Будут нормально себя вести — ничего не случится. Выходи!
ТЕТ-А-ТЕТ
Ваня и Валерка остались в машине, под дулами автоматов, а Вика вышла из джипа, заглушив мотор, и удалилась куда-то в темноту, увязая по колено в снегу.
Там, метрах в десяти от дороги, ее дожидался высокий мужчина в белой маскировочной куртке с откинутым капюшоном. Вязаная шапочка чеченского образца была надвинута по самые брови. В принципе, ее обладатель мог бы откатить ее и до шеи, закрыв все лицо.
— Здравствуй, — сказал он вполголоса.
— Живой, значит? — произнесла Вика. — И до сих пор не унялся?
— Не-а, — криво улыбнулся ее знакомый, — Я живее всех живых. Убивают, хоронят, давят, а я живой.
— Знаешь, я догадывалась, что ты появишься. Предчувствие было. А может, нюхом учуяла. По запаху…
— Ну да, естественно, я ж большевик, слуга сатаны, как разные ссучившиеся утверждают, значит должен серой пахнуть. Ты ведь теперь так думаешь, Танюшка? Небось, крестилась уже, а? В Боженьку поверила?
— Ты решил со мной о научном атеизме побеседовать, Сергей?
— Боже упаси! Сейчас не до этого. Практические вопросы заели. Острые и насущные. Например, такой: скурвилась Танька или запуталась только?
— Могу ответить только после того, как ты мне скажешь, кто ты теперь: честный дурак или умный бандит?
— Сразу скажу: ни то ни другое.
— Аналогично и я — ни то ни другое.
— Что-то не верится. Сколько мы не виделись?
— С августа девяносто четвертого.
— Прилично. И все это время под крылом Сергея Сергеевича?
— Других крыльев не было, компаньеро Умберто. Ваш труп, как мне стало известно, обнаружили в городе Грозном, на подступах к бывшему обкому, с зеленой повязкой на голове. В ислам, что ли, перекрестился?
— Так точно. Видишь, Аллах с того света обратно завернул!
— И позывной «Чижик», естественно, не твой?
— Это позывной того дурака, который думал, будто можно повернуть всю эту свалку в нужном направлении.
— А я-то думала, будто это позывной того гада, который своих русских пацанишек в танках жег…
— Не царапай, не разозлишь. Русский — нерусский… А власовцы кто? Для меня эта тряпка в три полоски — вражеский флаг. В тех, кто под ним идет или на рукав его пришил, я стреляю.
— Куда ты полез? Куда? — с болью пробормотала Таня-Вика.
— Я тебе сказал: дурак был Чижик, дурак круглый. Но честный.
— Ты это мамашам пацанов расскажи, «честный»…
— Ладно, это все лирика. Ты лучше скажи, отчего ты, такая истая и честная, поперлась к Чудо-юду?
— Я не поперлась, он меня под уколом вывез. Я только в Центре очухалась.
— Однако теперь ты здесь, и на беспривязном содержании.
— Ты думаешь, что всякую веревочку видно? Я по ниточке хожу, мне шажка в сторону сделать нельзя. Забыл, что ли?
— Нет, слава Богу, не забыл. Блокировка работает. Они нас не слышат.
— Если Сергей Сергеевич поверил в то, что ты отправился Аллаху, то может быть и нет.
— А ты-то поверила?
— Мне было на это наплевать. Ты мне никто. Ты не Толяй, не Андрюха, даже не Димка Баринов. Димка хоть под конец себя повел как человек.
— Это не он себя повел, это я его повел… Правда, не учёл кое-что.
— Можешь не рассказывать. В самолете никакой мины не было, при нажатии на кнопку срабатывал только люк, в который Димка с Ленкой выпрыгнули в тандеме. Без лодки, над океаном, в трехстах милях от ближайшего берега. Он точно погиб?
— У меня его нет. Это могу сказать точно. Если б он где-нибудь объявился, то вся эта возня, которая здесь затевается, стала бы ненужной.
— Здесь много чего затевается, между прочим. Ты в курсе?
— Я знаю. Сейчас мне эта мышиная возня на руку. Хочешь мне помогать?
— В Чечне не вышло, хочешь здесь попробовать? Не надоело?
— Нет, пока не угробили — не надоест. Ты не ответила: будешь помогать?
— Смотря в чем. Заваруху и резню не поддержу.
— А против Чудо-юда поможешь?
— Если ты не на его место метишь, попробую помочь.
— Серьезно?
— Тебе честное комсомольское дать или так поверишь?
— Могу и так, хотя, как я знаю, ты даже в КПСС состояла.
— Но не в НКПР.
— НКПР, извини за грубость, звездой накрылась. Есть группа — «Смерть буржуазии!», и в ней, считая меня, — шесть человек, Военную тайну доверяю!
— Врешь. То, что у тебя было два года назад, так просто не рассасывается.
— Это было не у меня, запомни раз и навсегда. И если это сейчас есть, то я не имею к нему никакого отношения.
— Ладно. Если хочешь, чтоб я помогала, побыстрее о сути дела.
— То, что у вас в «Белой куропатке» появились знакомые лица, ты в курсе?
— Да. Зинаида Баринова, Клара Леопольдовна и Сесар Мен-дес здесь. Мне их не показывали, но их видели ребята.
— Чудо-юдо не появлялся?
— Не видела.
— Скорее всего появится через какое-то время. Мальчишек, как я понял, готовят как экспериментальный материал. Сергей Сергеевич, возможно, и тебя задействует. Будь готова!
— Всегда готова! — усмехнулась Вика-Таня.
— То, что они выдумали на этот раз, — мрачно сказал Сергей, — будет похлеще, чем 329М и 330-й.
— «Зомби-8»?
— Чудо-юдо эту экзотику не любит. 331-й препарат — и все. А последствия намного страшнее, чем у «зомби-7».
— Какие?
— Хотел бы я знать…
— Зачем? — прищурилась Вика-Таня. — Ты же не хочешь перехватить это дело у Сергея Сергеевича? Если ты жаждешь все это прекратить, то я могу уже сегодня вечерком ликвидировать всю шарашку. И «Куропатку» пустить на воздух, если взрывчатку обеспечишь. Зачем тебе знать, что, да как, да почему? А? …
— А ты уверена, что препарат уже здесь? Что он безопасен, если его пары выпустить в атмосферу? Ты представляешь себе принцип его действия?
— Вот в этом-то, товарищ Сорокин, и зарыта собачка. Вам самому препарат нужен. Если вам все это удастся узнать, вы сами захотите оседлать человечество. Не верю я ни Баринову, ни вам.
— Но служишь-то все-таки Баринову. Стало быть, зря ты сказала, будто «ни то и ни другое». Дрянь ты последняя. Сейчас тебе дорогу освободят — и катись к такой-то маме. Уничтожать тебя не буду. Сама застрелишься, когда совесть заест.
Вика не двинулась с места. И уже без издевки сказала:
— Псих ты, Сорокин. Як кажуть у нашому мисци: «З глузду зъихав». Ты псих и фанат. Тебя пристрелить надо, чтоб дурью не мучился.
— На. — Сорокин подал ей автомат прикладом вперед. — Хоть от одного оператора отвяжешься.
— Патронов жалко. Вас надо из рогатки убивать. Сами бунтуете и других баламутите.
— Это не мы такие, жизнь такая. Дай лапу!
— На. Но запомни: я верю тебе настолько, насколько ты сам перед собой искренен. Ты уже столько раз финты выкидывал, что мне самой удивительно, отчего я за тобой в очередной раз тащусь. Если б ты мне хоть любовником был, еще можно понять. Но ведь никто ты мне, даже другом не назовешь…
— Мне твое личное отношение к моей персоне — по фигу, — доверительно сообщил Сергей. — Тем более что я его давно знаю. А вот с вашим непосредственным начальником, господином Фроловым Валентином Сергеевичем по кличке Фрол, я бы хотел установить контакт. Знаю я его подольше, чем тебя, мы вместе срочную служили когда-то — ужас, как давно. Однако, чем он нынче живет и дышит, осведомлен слабо. Пожалуй, первой твоей задачей будет наведение этого мостика. Сумеешь?
— Надо попробовать. Связь, как обычно, через голову?
— Само собой. Осторожнее на выходе: Зинаида наверняка получила задачу тебя контролировать. Пароли и коды прежние, кроме одного. Узнаешь при первой встрече. Ты научилась высовываться, но сейчас этого лучше не делать. Жди с 23 до нуля. А сейчас тебе пора.
— Бревна уберите.
— Обязательно.
Валерка с Ваней, все это время просидевшие под прицелом автоматчиков, еще не успели поверить в то, что с ними ничего не случится, когда ситуация опять резко изменилась. Автоматчики исчезли бесшумно и быстро, будто испарились, а Вика спокойно села на свое место за баранку джипа. Где-то в стороне от дороги разом заурчали моторы двух снегоходов, которые не без усилий утянули за собой бревно, лежавшее перед капотом машины.
Вика тут же завела не успевший остыть мотор и рванула машину с места.
— Напугались, малыши? — спросила она, не оборачиваясь.
— Что это было? — не очень уверенно ворочая языком, пробормотал Валерка.
— Маленькая шутка старых друзей, — небрежно ответила Вика. — Не берите в голову.
Уже через двадцать минут джип вкатил в ворота «оптовой базы», и все страхи остались позади.
— Смотри-ка, — заметил Ваня, — на офис спутниковую антенну поставили. Небось, Фрол решил мир по телеку смотреть…
— «Кросна», однако! — процитировал Валерка давнишнюю телерекламу. — Может, и нам чего интересного покажут?
— Похоже, что покажут, и очень скоро… — вздохнула Вика.
АТАМАН КОЧЕТКОВ
Октябрьский рынок, представлявший собой полгектара территории, обнесенной деревянным забором ядовито-зеленого Цвета, и состоявший из продолговатого грязно-желтого строения, именуемого торговым залом, трех десятков разномастных коммерческих палаток и трех продуваемых ветром навесов с прилавками, проживал очередной вполне обычный день. Покупатели проходили мимо палаток, загруженных разноцветными бутылками и банками, «сникерсами» и «марсами», всякими там «тампаксами» — «памперсами», «мальборами» и «беломорами». Один-другой, может, чего-то и брал. Рядом с палатками стояли бабки. Перед каждой по перевернутому ящику с бутылкой пива ц небольшим вяленым лещом, позади — ящик с бутылками и мешок с рыбой. Подальше какие-то бабенки помоложе, расставив вместо прилавка раскладной столик из голубого пластика и установив некую металлоконструкцию, сваренную из водопроводных труб, поразвесили на ней плечики с куртками, юбками, кофтами и прочим разномастным тряпьем. Под навесами народу было немного. Март как-никак. Во-первых, холодно, а во-вторых, прошлогодние овощи почти кончились, а новые еще не начались. Лишь несколько смуглых граждан в кожаных куртках И кепках, разложив в аккуратные пирамидки марокканские апельсины и лимоны, не то кипрский, не то турецкий виноград и эквадорские бананы, мерзли и перебрасывались гортанными фразами. Покупатели подходили, глядели, облизывались…
Из ворот рынка в это время выезжал «УАЗ-469» с необычными эмблемами на дверцах. Вместо трехцветного «шарика» с буквами «ВС» — «Вооруженные Силы» или желто-красной бляшки «ВВ» красовались две скрещенные шашки, поверх которых был намалеван белый Георгиевский крест, а вокруг, по черно-желтым лентам, алым шрифтом, стилизованным под славянскую вязь тянулась надпись: «Береговское казачье войско». Продавцы марокканских, кипрских и эквадорских фруктов проводили его взглядом и дружно испустили вздох облегчения. Атаман Береговского казачьего войска Алексей Сергеевич Кочетков покидал подконтрольную территорию.
Сегодня войсковой атаман был в повседневно-полевой форме, то есть в камуфляжной куртке и штанах десантного образца, заправленных в хромовые сапоги со шпорами, и с плетеной нагайкой за голенищем. Правый рукав украшала все та же эмблема войска, но уже не рисованная, а вышитая. Левый — бело-сине-красный шеврон, над которым виднелась нашивка (скорее всего переделанная из матросского погончика) с вышитым перначом и надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84