Ни одна ему не подошла. Он их учил английскому языку, и не просто, ас кембриджским произношением, давал им примеры речи из разных районов Англии, но они не могли овладеть. Короче, посылали его к английской королеве. И правильно делали. Я однажды при нем спросила Наташку, как дела с учебой. Она не растерялась;
«Некогда, рот все время занят». Англосакс стал аж бордовым. Самое удивительное, что вселяет серьезные опасения по поводу его головы, — это мини-бар. Он постоянно носит с собой целый склад маленьких бутылочек, которые помещаются в специально сшитом широком поясе. Надевает его поверх брюк и рубашки. Настоящий патронташ. Где ни появится, достает бутылочки: сейчас приготовлю сногсшибательный коктейль «Черная магия в восточном районе Уэльса». Все охреневают. А он мешает подряд содержимое бутылочек. Нужно отдать должное, иногда получалось вкусно. Но редко. Пояс он сшил себе сам, постоянно демонстрировал его. С явной придурью. Я над ним смеялась. Он вечно напускал на себя таинственность, порочность. Намекал, что может делать в постели с женщиной ритуалы из черной магии. Любил рассказывать о всяких убийствах. Его настольной, вернее, прикроватной книгой был том «Сто лет английской криминалистики». Боже, дура я, дура! И Наташка — дура. Он же ненормальный, маньяк. Мы смеялись над ним. Иногда в лицо. Вот он и отомстил. Вбил себе в голову, что не может жить без Наты. Она последние месяцы его на порог не пускала. Он, кстати, любил заявляться ночью. Наташка выпьет, натрахается, а тут откуда ни возьмись это чудо со своей английской любовью. Страшно… Почему раньше в голову не пришло?
Нельзя его было злить. Такие копят в себе обиды. С виду особо не реагируют. Но не прощают. Я всегда удивлялась — чего он терпит? Видит, как к нему относятся, в лицо смеются, и вроде не замечает. Сначала, понятно, Наташка ему давала, и он только мечтал об этом. Но потом, когда она свинтила, продолжал маячить на правах старого друга. Додружились… Какой-то перстень он действительно носил.
Не могу вспомнить, какой. Почему вдруг он должен быть здесь? Наташка не идиотка, чтобы носить мужской перстень. Хотя у этого дурака мог быть и женский.
Нет. Хорошо Помню, когда ночью укусила за палец, зубы скользнули по чему-то широкому. И камень там был какой-то острый. Неужели Англосакс? Брожу по комнате и перебираю Наташкину бижутерию. Среди золота перстня нет, остальное — стекляшки. К тому же, оказывается, я понятия не имею, как выглядит черный агат.
Наташкины драгоценности разбросаны по всем углам. Ни я, ни Пат к ним не прикасались. Нужно будет решить, что ему, что мне. Боже, опять Наташка не идет из головы. Вот колечко с бриллиантом. С ним связана уморительная история.
Однажды пьяную Наташку какой-то товарищ уговорил провести ночь с его другом — негром. Наташка завелась. У нее была одна чувырла, которая трахалась исключительно с неграми. Считала их самыми изысканными, самыми замечательными.
Замуж тоже за негра вышла. Довольно странный брак, особенно глядя на них. Она — такое чучело с мочалкой на голове, пережженные белые волосы, орлиный нос, толстая. А негр тощий, маленький. Она еще на него цыкала громовым голосом.
Наверное, Наташка вспомнила ее россказни и согласилась. Негр снимал комнату в общежитии. Он там не жил. Трахался. Наташка подробно рассказывала. Особенно мужикам. Многим почему-то нравилось про негров слушать. Встретил ее этот кадр.
Очень приличный. С бородкой. Нос, правда, расплющенный, но губы невывернутые.
Как говорила Наташка, выражение морды зверски-комичное. Когда улыбался — забавен, когда чего-то не понимал, становилось страшно от его взгляда исподлобья. Встретил обходительно. Говорил по-русски, но не пил. А Наташка уже приехала кривая, ну и там надралась. Пугало ее то, что в темноте не сможет его разглядеть. И еще интересовало — головка у члена розовая или черная, как нос?
Оказалось — почти черная, или слегка порозовее. Негр, уж как его звали, Наташка и не помнила, оказался чрезмерно нежным. Аж приторным. Поначалу его ласки заводили, потом стали раздражать своей монотонностью. Руки были слишком размягченными и влажными. Но страсть в нем играла. Наташка сравнила его с грузинами по темпераменту. Только в отличие от них был предупредительно корректен. Кстати, я тогда ей сказала, что негры плохо пахнут. Она опровергла.
Ее негр пах мужским горьковатым одеколоном. И вообще был чистюлей. Носил белое белье. Но самое главное — не в этом. Навсегда запомнила про трахание. Наташка сама поразилась, как он долго трахался и все на таком заводе, что сейчас отлетит. Но не кончал, а продолжал с непрекращающимся эмоциональным всплеском.
Когда он переворачивал ее в постели, Наташке казалось, что они танцуют какой-то замысловатый воздушный танец. Она меня уверяла, что в тот момент почувствовала свое тело невесомым. Ну, это, конечно, сказки. А вот про волосы, действительно, смешно. Они такие твердые, упругие, нажимала на них, они поддавались, а потом отталкивали ладонь, как живые. И в темноте оказался он прекрасно виден. И член обычных человеческих размеров. Утром он ей целовал ручки, очень интеллигентно благодарил. Потом подарил этот перстень. Бриллиант, нельзя сказать, что какой-нибудь особенный, но настоящий. Всего за одну ночь. И то спьяну. Не каждой такое везение выпадает. Надеваю колечко. Пату оно ни к чему. А я обязана найти убийцу. Неужели все-таки Англосакс? Раз Наташка с ним несколько месяцев крутилась, значит, что-то ее притягивало. Чего я, дура, ни разу не спросила?
Звоню Англосаксу… Как же его зовут? Тьфу ты! Эрнест! Наверное, сам себе имечко придумал. Вот уж кого совершенно не боюсь. Если он на самом деле окажется убийцей, скрывать и стучать не буду. Возьму его за понтярский пояс и оттащу в ближайшую ментовку собственноручно. Я-то думала — убийца! А тут — таракан англо-говорящий. Ничего, сегодня же и выясню. Почему-то он растерялся, когда я напросилась к нему. Струсил. Но после того, как я пошутила — приду, поищем перстень, — обрадовался.
Англосакс встретил меня в клетчатом шерстяном халате поверх белой рубашки. С коричневым шарфиком на шее. В цвет с халатом. Познакомил со старухой. Она была бабушкой одной из неудавшихся невест. Она Невероятно древняя. Англосакс держит ее в доме за то, что она замечательно говорит по-английски. По вечерам, оказывается, они беседуют. На большее бабушка, думаю, не годится. Тоже питается воздухом. Эрнест объясняет, что английские слова бабушка помнит плохо, но произношение безукоризненное. К счастью, она Уползает в свою комнату. Ну и в квартирку я попала!
Окна заклеены фольгой. Поэтому полутьма. Мебель вроде бы старинная, а возможно, просто подделана под старину, чтобы как в английских замках. Больше всего радует куча напитков. Только бы не смешивал. Но нет. Пьем идиотский коктейль. Эрнест сидит в кресле с деревянными широкими подлокотниками. Закинул ногу на ногу. Чрезвычайно отутюженные брюки. На одном из подлокотников лежит томик Диккенса. Перед тем как пить коктейль, заложил за воротничок крахмальную салфетку. Полный абзац! Пародия на англичанина. Неужели он и вправду считает, что англичане такие? В наше-то время. Когда их на улице, как собак нерезаных. Болтаем ни о чем. Перстень ему нужен позарез. Он его не то чтобы подарил, а врет, что случайно оставил. Когда — не помнит. Я тоже не выдаю себя. Прикидываюсь дурочкой. В постели разберемся. Какая-то между нами странная игра. Говорим, пьем и чего-то ждем. Чего — известно. Как к этому перейти — пока не понятно. Не могу же я, как Наташка, снять трусики и затолкать их ему за воротничок. Он озабочен. Понимает, что я готова, но медлит. Боится разоблачить себя? Почему? Я никаких поводов не даю. Наконец, не выдерживает, предлагает осмотреть спальню. Как у них, у англичан, все с церемониями! Постель довольно странная. Вообще-то просто разложенный диван. Стоит он к стене боком и подпирает огромную деревянную спинку старинной кровати. На какой мусорке он ее выскреб? Красивая. Из разного дерева с узорами и розами, заплетенными в гирлянды. По бокам спинки деревянные подсвечники на три рожка. Правда, несколько рожков обломаны. Но главное в этой постели — белье. Пробую рукой — шелковое. Эрнест испаряется, я сбрасываю с себя шмотье и голая бросаюсь на простыни. Сухому телу бесконечно приятно. Они скользят, мягко обволакивают.
Лежу и каждой клеточкой чувствую, как они льнут ко мне. И еще обдают прохладой свежести. Даже настроение поднимается… Простыни касаются тела, заставляя его трепетать. Розовые, воздушные. Радует каждое соприкосновение с ними мне кажется, я могу скользить по кровати в разные стороны. Такое не ощутишь в воде.
Неземное парение. Будто нечто необыкновенно мягкое, пушистое обнимает тебя со всех сторон. Чувство нежности и наготы переходит в ощущение неги. Мне нравится водить щекой по наволочке, как будто ласкаю себя персиком. Хочется нежиться, валяться одной. Отдаваться собственному чувству. Поворачиваюсь со спины на живот и обратно. Окунаюсь в это белье, в воздушное шелковое одеяло. Вожу пододеяльником по своей груди. Соски тянутся в такт движениям. Никогда не представляла себе более нежного прикосновения. Словно кто-то обнимает тебя, пронизывает своим теплом и вместе с тем полная свобода. Попала в лапы ласкового, трепетного, неприставучего создания. В такой постели возникает желание. Не мужчины, а растет изнутри жажда изнеженного секса, романтического чего-нибудь. Совершенно не думается о конкретном человеке. Мысли колышутся о возвышенно-приятном, уносящем в то необъяснимое состояние, когда еще ничего не началось, но уже в душе, в организме рождается безудержная волна навстречу наслаждению. Полная расслабуха. Тело отдано ощущениям…
Англосакс появляется почему-то совсем не в английских трусах, а в таких семейных, в цветочек. Тощий, с кривыми ногами. Волосатыми. На теле столько веснушек, аж рябит в глазах. Как-то уж сразу ничего не хочется. Вот уж действительно убийца. Неужели в эту дивную постель должен ложиться такой корявый мужик? Спасает чувство неги. Остальное можно делать в полусознательном состоянии. Настраиваю себя не на конкретного Англосакса, а на наличие члена, способного работать. Ласкает он отвратительно. С первого прикосновения ясно — опять ошиблась. Целует мокрыми губами. Белье, от которого испытывала такой кайф, начинает вызывать раздражение. Обслюнявливает мое тело, и к нему сразу прилипает простыня. Хочется вытереться этим шелковым бельем и больше им не пользоваться. Он опускается ниже, ниже и начинает целовать там. С чего же он такой слюнявый? Еще и туда мне слюней напустит. Пытается раздраконить меня языком. Нет. Ладно, расслаблюсь, может, чего-нибудь и выйдет. Сует мне туда пальцы. В какой-то момент становится больно. Начинаю стонать. Он воспринимает это как страстное желание. Черт с ним. Перестаю думать конкретно о нем.
Представляю картинку, чтобы хоть немного возбудиться. Вспоминаю, как Наташка выступала с несколькими мужиками. Я подглядывала из своей комнаты. Один держал ее под руки за грудь сверху, а другой в это время трахал. Потом Наташка села на него сверху, второй пристроился сзади и начал трахать ее в другое место. Как Наташка кричала! Это было восхитительно. Я никогда больше не слышала, чтобы женщина так орала. В этих криках были восторг, страдание, испуг, сумасшествие.
В результате завожусь от воспоминаний и хочу, чтобы он, наконец, конкретно трахнул меня. И забрал свой дурацкий язык. Поворачиваюсь спиной, зарываюсь спиной в теплую послушную подушку. Хочется, чтобы он сам развел мои ноги.
Поэтому специально их сжимаю. Борьба с его руками возбуждает еще больше. И тут чувствую удушливый запах крема и холодное прикосновение его намазанных пальцев.
Обильно мажет кремом все пространство между ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36