А потом, прихватив с собой большую чашку с томатным соком, опять засел за опостылевшую статью, которая, несмотря на разболтанное состояние автора, упорно продвигалась к финалу.
Требовалась забойная концовка. Статья обязана начинаться и кончаться броской фразой, тогда больше шансов, что она отложится в памяти читателя.
— Ну что, мы все окружены марсианами?
Нет, это была не последняя забойная фраза. Это была фраза, которую он услышал, подняв телефонную трубку. Хотя вполне годилась для концовки.
Звонила Наташа. И эти слова заменили ей «здрасьте».
— Привет, — произнес он, мысленно чертыхнувшись. — Это ты о чем?
— Читаю твою статью в последней газете. Зайчик, ты талант.
— Спасибо, — мрачно произнес он.
— Но пишешь чаще то, в чем ни хрена не петришь. Надо тебя все же прихватить в катакомбы.
— Мы уже обсуждали этот вопрос.
— Боишься, лысенький.
— Не называй меня лысеньким! — взорвался он. Ему давно хотелось поставить ее хотя бы в этом вопросе на место. Понимал, что переговорить эту девку, переболтать тяжело — рискуешь вызвать шквал насмешек. Но терпение не безграничное.
— А ты что, с прошлой встречи оброс? Поздравляю, волосатенький.
— Слушай, ты начинаешь действовать на нервы!
— Только начинаю?
— О Боже, — вздохнул он.
Он понял, что состояние у сатанистки злобно-циничное. И она чем-то удручена.
— Зайчик, ты собираешься указание редактора выполнять?
— Какое указание?
— О работе со мной.
— Ну?
— Антилопа гну… Обойдемся без подземных капищ. Подъезжай сейчас ко мне. Не пожалеешь.
— Зачем?
— Сюрприз… Да не бойся ты так. А то по проводам твоя дрожь передается.
— Чего мне бояться?
— Чего? — Голос стал ниже. — Например, что тебе перережут горло. От уха до уха.
— Бред какой-то.
— Или ты перережешь… Ладно, — сатанистка замолчала. Потом произнесла бодро:
— В общем, не трясись. Кое-что тебе покажу.
Валдаев поморщился. Ехать ему никуда не хотелось страшенно. Тем более не хотелось видеть сейчас Наташу. И, надо признать, эти разговоры о перерезанных от уха до уха горлах, несмотря на их очевидную абсурдность, достаточно сильно нервировали его. Но редактор сожрет с потрохами, если узнает, что сорвался «сенсационный материал».
— А завтра нельзя? — слабо попытался возразить Валдаев
— Не на рынке. Не обвесят… Жду. Ни здравствуй, ни до свидания. Сатанистка просто бросила трубку.
— Хамье, — удрученно отметил Валдаев и стал собираться в дорогу.
Близился час «пик». И в метро плескалось обычное всеобщее раздражение, усталость после рабочего дня, истерия от всеобщей суеты.
Перрон. На линии, похоже, были опять неполадки — они теперь случаются аккурат раз в три дня. И вновь поезда шли с большими интервалами, отсюда народу толпилось немерено. Главное — проникнуть в поезд. Народ при появлении поезда напрягся, как напрягаются бегуны перед хлопком стартового пистолета. Сначала в темени замаячили бледные отблески огней, постепенно превращаясь в горящие глаза длинного железного червяка — жителя тоннелей. С угрожающим громыханием поезд вынырнул и стал тормозить у перрона. Казалось, он не остановится, но, подчиненный ниспосланному ему свыше распорядку, поезд послушно, как прирученное животное, замер и распахнул свои бока, из которых хлынули пассажиры.
Следующий поток — входящие. Валдаев хотел попасть в самое начало потока, чтобы проникнуть ближе к середине вагона, — там попросторнее и не наступают на ноги. Но хотел он этого не один, и по своей природе оказался не только в числе последних, но вообще рисковал не попасть в вагон.
— А ну-ка, наддай! — Толстый, пахнущий машинным маслом битюг надавил всей массой, и Валдаев почувствовал себя пастой, которую хотят загнать обратно в тюбик. Толстому это удалось.
— Ух, — Валдаев перевел дыхание.
Валдаев пристроился в центре вагона и смотрел на пробегающие за окном огни и перроны. Что-то завораживающее было в их мерцании. Особенно во внезапно возникающих и уходящих незнамо куда боковых тоннелях. Он вдруг передернул плечами. Ему всегда казалось, что эти тоннели идут куда-то в жутковатую, будоражащую неизвестность.
А сейчас в голову пришла дурацкая идея — а вдруг они закручиваются и выводят куда-то далеко. К тем самым черным капищам, о которых говорят…
Он на миг будто выпал из мерной череды событий. Все заволокло туманом. Ему представился исходящий откуда-то свет. Он качнулся, удержавшись на ногах… И, к изумлению своему, понял, что проехал свою остановку. Опять выпало время. И он ощутил липкий пот, который покрыл его
— Вы выходите… Ой, извините.. Пропустите… — с этими словами он протолкался к выходу.
Выйти, возвратиться на одну остановку. Подняться наверх. Перевести дух.
— Купите газету, — предложила ему старушка, держащая перед собой «МК» и еще несколько газетенок. — Новый «Мегаполис».
Валдаев остановился, рассеянно посмотрел на газету и тут с удовлетворением отметил, что его статья, которую редактор отдела «Мегаполиса» обещал запустить в ближайшем номере, действительно вышла. Да еще вынесена аршинными буквами на первую полосу: «Призрак пришел за пенсией».
Теперь пешком. И вот Валдаев уже перед дверью сатанистки.
Он надавил на кнопку звонка. Нажиматься она не хотела. Пришлось вдавить сильнее, и только после этого звонок отозвался грубой трелью. За дверью никто не ответил.
— Сильнее жми. Они там все музыку слухают, — послышался сзади трескучий старческий голос.
Валдаев обернулся и увидел крепкую старуху, которая с неодобрительным любопытством выглядывала из-за двери и хмуро изучала незнакомца цепкими глазами.
— Музыка — дом трясется. Вот и глохнут. Что им твой звонок коротенький.
Старуха засмеялась как-то неприятно, дребезжаще и захлопнула свою деревянную, без «глазка» дверь. Валдаев надавил еще раз на кнопку. За дверью звякнуло. Дверь распахнулась.
Валдаев остановился на пороге. Шагнул вперед. Запах духов. Неуловимый, такой, что непонятно — приятен он или нет. Сладостная отрешенность была в этом запахе. Он был будто не от мира сего…
Воздух будто зазвенел. Валдаев качнулся, схватился за косяк, напрягся и шагнул за порог…
Тонкий звон.
Валдаев врос в голубую холодную звенящую глыбу льда. Звон становился все сильнее. Глыба вибрировала, дрожала. И дрожь пробирала до последней частички все существо человека.
Дрожь становилась все сильнее. Душа Валдаева рвалась куда-то и не могла вырваться из глыбы льда.
А потом лед начал колоться. И Валдаев с ужасом понял, что душа его сейчас устремится наружу. С одной стороны, это было освобождение, с другой — возвращения уже не будет.
Он собрал воедино все свои слабые силы…
И очнулся.
Голова была ясная. Пустая. И мир вокруг тонко звенел, как недавно звенела глыба льда, в которую он был закован.
Некоторое время ему понадобилось, чтобы понять, кто он, где он.
Он сидел на полу в коридорчике рядом с закрытыми дверьми ванной и туалета. У него ничего не болело. Вообще он ощущал себя человеком, здоровым на двести процентов. Во всяком случае, физически здоровым.
Он оглянулся. И содрогнулся, увидев рядом со своей правой рукой нож с кривым серым лезвием.
В этом ноже было что-то от ятагана. Что-то подводящее черту. Ручка была мокрая и ржавая.
— Черт, — Валдаев скривился, увидев, что на правой его руке тоже ржавчина, будто он только что орудовал этим ножом.
Валдаев поморщился, ухватился за стену, поднялся на ноги. Сделал осторожный шаг. Его качнуло, но чувство равновесия тут же восстановилось. Он уже бодрее направило к ванной. Теперь он понял, откуда идет тонкий звон. Это из ванной слышится звук падающей из крана струйки воды Что-то у него не то со слухом, вот и воспринимает этот звук как звон.
Он толкнул дверь в ванную комнату.
И застыл оторопело…
«Перережут горло. От уха до уха», — вдруг будто наяву зазвучали в голове слова сатанистки.
Кто-то и перерезал Наташе горло. Именно так — от уха до уха.
Лицо у Наташи было спокойное. Ее крепкое обнаженное тело никак не казалось мертвым.
Что-то непроходимое было между этими двумя фактами, будто высокая дамба. Только что разговаривавшая с ним по телефону Наташа — пусть не самое достойное на свете существо, но жаждущая чего-то, полная планов, устремлений, чувств, своих радостей. И вдруг — это бездвижное тело в теплой воде.
Сознание не охватывало всего происходящего. Валдаеву казалось, что это просто в ванной, полной пара, лежит похожая на Наташу кукла, которой какой-то капризный ребенок чуток надорвал голову. Рана была чистая и ровная. будто и не живую плоть взрезали, а пластмассу. Вот только вода была розовая. Не сильно — слишком много крови вытекло через верхний сток, когда вода стала сливаться в него.
Валдаев провел ладонью по подбородку. И судорожно всхлипнул. Он прислонился спиной к влажному кафелю и сполз на пол, так что колени уперлись в ванную. Обхватил голову руками. Застыл. Ему не хотелось шевелиться и менять хрупкое равновесие. Хотелось заморозить мгновение, чтобы ничего не решать.
Но решать надо было. Вздохнув плотный от пара, теплый воздух, Валдаев поднялся. Опять застонал.
Все. Нечего терзать себя. Факт есть факт. Наташа мертва. И теперь главное — что сейчас делать именно ему?
Первое побуждение было — бежать. Подальше. Побыстрее. Напиться. Забыться. Уколоться. Все, что угодно, лишь бы вытравить из сознания эту страшную картину.
Постепенно он обрел вдруг способность мыслить ясно и четко. Шок немного проходил. А приходило понимание — любая ошибка сейчас может стать роковой.
Он вспомнил старуху, которая советовала звонить ему второй раз. Такие старушки старой энкавэдэшной закалки всех видят, всех могут опознать. И опознает ведь, старая. Потом он представил, сколько он оставил отпечатков пальцев. Потом прикинул, что не так трудно будет пройтись по связям Наташи и выяснить, кто тот прилично одетый молодой человек, который заглядывал в квартиру и после визита которого остался труп. И вот тогда оправдаться будет куда труднее. А сейчас? Может он оправдаться сейчас? Может. Должен. Он не виноват. Не виноват — и баста…
Валдаев еще раз поглядел на труп. Подавил подступившую к горлу тошноту. И направился в комнату к телефонному аппарату.
По «02» он дозвонился только с третьего раза и на двенадцатом звонке. Ему вдруг пришла в голову мысль — если что-то случилось, человека могут убить и закопать, прежде чем на милицейском пульте барышня соизволит поднять трубку.
— Милиция, — прозвучал формально вежливый, но со скрытой неприязнью женский голос.
— У меня… — Он запнулся.
— Говорите.
Вдруг его горло пересохло. Он понял, что сказать ничего не может. Не в состоянии. Он потерял способность производить горлом звуки. Он судорожно вздохнул и бросил трубку. Просидел в оцепенении несколько минут. Легче ему не стало. Но он все равно предпринял вторую попытку.
Ему ответил другой женский голос. Несколько иной тональности, но тоже скрыто недоброжелательный. Или ему почудилась эта обвинительная недоброжелательность?
— Милиция. Лапина. Здравствуйте.
— Не знаю… Не знаю, как сказать.
— Что у вас произошло?
— Моя знакомая…
— Что ваша знакомая?
— Ее… Ее убили.
— Говорите адрес.
— Адрес… — Валдаев задумался, припоминая, где же живет сатанистка. — Адрес, — тупо повторил он. И тут вдруг он вспомнил его, выложил без сучка и задоринки.
— Ждите. Сейчас будут. Постарайтесь ничего не трогать на месте.
— Я понимаю… Да, я понимаю.
Он повесил трубку и уселся на пуфик перед телефонным аппаратом. Он подумал, что еще может успеть исчезнуть. Но это была бы непростительная глупость.
Он скосил глаз и увидел на столике для телефона газету. На первой полосе были подчеркнуты красным фломастером две строчки из статьи: «Вырывающий сердца маньяк через несколько дней выйдет на охоту…»
Милицейская машина появилась на удивление быстро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35