— Куда вы лезете?
Валдаев сгорбился еще сильнее, обернулся. Увидел своего спасителя — мужчину лет сорока в зеленой рабочей робе.
— Спасибо… Я случайно… Правда, случайно… — пробормотал Валдаев. Ему хотелось оправдаться перед этим человеком. Но тот, улыбнувшись, отправился дальше.
— Случайно, — прошептал Валдаев.
Мир вдруг заиндевел. Стал еще менее реальным.
Валдаев на автомате добрался до дома. Он автоматически опускал жетоны в зев метро. Автоматом ломился в автобус. Спроси его, он вряд ли бы вспомнил хоть эпизодик из этой поездки. Он и раньше был изрядно рассеян, нередко думал о чем-то своем в потоке людей и забывался. Но сейчас он не думал ни о чем. Он был во власти непролазной тоски, которая вирусом пожирала его существо. И знал, что если в ближайшее время не выберется из этого состояния, погибнет…
«Безработный… Бесполезный… Безнадежный», — будто ржавое колесо вращалось в его мозгу.
Он добрался до квартиры. Упал на диван. И уставился в потолок. Потом потянулся к книге. Попытался читать. Буквы складывались в слова, слова — в предложения. В написанном был какой-то смысл, но он совершенно не волновал Валдаева.
Он взвесил в руке книжку. И вдруг изо всей силы запустил ей в стену. Потом схватил лампу и шарахнул ее об пол. Туда же последовала хрустальная ваза.
Он потянулся к пепельнице, которой хотел засадить в сервант, но рука сама опустилась, будто вдруг отяжелела. Порыв прошел. Валдаев немножко сбросил накопившееся отчаяние. Однако попытка вырваться из ирреальности этого мира провалилась. Мир продолжал существовать за бронированным стеклом. И за этим стеклом он кипел — кипел беспокойно, как вскипают готовые взорваться химикаты.
Они пришли в пол-одиннадцатого. Забарабанили в двери. Почему-то им претило пользоваться звонком.
— Кто? — спросил Валдаев.
— Открывай! — донесся грубый, знакомый голос…
Из тех чертей, которые преследовали его все последнее время, этот черт был один из самых вредных.
— К стене, — прикрикнул майор Кучер.
Он рывком притянул Валдаева, развернул его, поставил лицом к стене. Ноги шире плеч. Руки — на стену.
В квартиру бесцеремонно ворвались какие-то люди. Майор отступил, и чьи-то ловкие пальцы обшарили Валдаева.
— Чист, — произнес глухой голос. Валдаева опять развернули. Провели на кухню. Майор уже устроился с неизменной папкой за кухонным столом.
— Гражданин Валдаев. Согласно постановлению следователя межрайонной прокуратуры, санкционированному прокурором, в вашей квартире будет произведен обыск.
— Что, какой обыск? — Валдаев встряхнул головой.
— Прочитайте, распишитесь, — майор неторопливо, явно играя на нервах, с тихим треском расстегнул «молнию» на папке, вытащил бумагу с текстом и синей печатью в левом верхнем углу.
— Почему-то во всех фильмах говорят — ордер на обыск, — посетовал майор. — Ордеров на обыск нет с тридцатых годов. А есть такие постановления.
Валдаев взял постановление. Пробежал его глазами, туго вникая в содержание. «Принимая во внимание, что в квартире, принадлежащей Валдаеву В. В., могут быть предметы и документы, могущие иметь значение для дела, постановил: произвести обыск по адресу…»
Он прочитал документ еще раз, внимательнее.
«Рассмотрев материалы уголовного дела, возбужденного по факту исчезновения гражданки Корсуниной Эллы Валентиновны…»
Насколько Валдаев знал, прокуратуре и милиции обычно требуется достаточно много времени, чтобы раскачаться и возбудить дело по исчезновению человека. А тут его возбудили мгновенно. Почему?
— Но эго какая-то ошибка, — Валдаев мысленно чертыхнулся, осознав, что голос у него жалкий, оправдывающийся — в общем, как у перетрусившего жулика, которому есть что прятать от закона.
— Все так говорят, Валерий Васильевич, — улыбнулся майор Кучер.
— Я ни в чем не виноват!
— Сколько раз я слышал это от вас?
— И я оказался тогда прав! Я не убивал Наташу!
— А вот в этом я не уверен, — покачал головой майор Кучер.
— Я не убивал Наташу! Я не убивал Эллу!
— Кстати, вас не очень удивило сообщение, что ваша знакомая исчезла.
— Не удивило! Я искал ее. Я обзванивал всех.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался майор Кучер, призывая всем своим видом продолжать.
— Она была у меня. Среди ночи ушла…
— Так и ушла? — улыбнулся майор.
— Вы понимаете, так получилось, что…
И он опять сбивчиво объяснял то, что уже объяснял профессору Ротшалю. И что готов был объяснить истеричной рыжей фурии Розе, если бы только та захотела его слушать.
Майор Кучер слушал внимательно. Кивал. Поддакивал. Сочувствовал… И не верил ни единому слову. Его арктическая улыбка становилась все ироничнее.
— Мне все понятно, — подытожил он рассказ хозяина квартиры. — Понятые, — кивнул он.
Привели двух бесцветных алкогольных личностей мужского пола и неопределенного возраста, которых Валдаев никогда раньше не видел. Видимо, понятыми милиция запаслась заранее. Участникам обыска долго разъясняли их права. Потом шустрые оперативники стали тщательно переворачивать все вверх дном. Действовали они умело. Сантиметр за сантиметром осмотрели ванную и туалет. Подняли ковер в комнате. До Валдаева дошло, что они ищут следы крови.
Затем они начали перебирать все вещи. Вытряхивали книги, ища какие-то записки, письма. Выложили на стол две записные книжки. Потом принялись длинными тонкими иглами прокалывать диванные подушки.
Длилось все это долго. Очень долго. Час. Другой. Третий Оперативники под конец притащили металлоискатель и прошлись с ним по всей квартире. Естественно, он отчаянно пиликал, реагируя на трубы, батареи, газовую плиту и любой другой металл.
Валдаев сидел в кресле в большой комнате до той поры пока его не подвинули, чтобы истыкать иглами кресло.
Первые минуты, когда эти люди брали любую вещь или передвигали мебель, Валдаев кривился, как от зубной боли. Его вещи, многие из которых он любил, с которыми у него столько связано, историю которых он прекрасно помнил, которые оставили в его душе след, в руках этих людей превращались в обычные предметы, типа тех, что собраны в комиссионках. Оставалось только навесить инвентарные номерки, чтобы уютный, обжитый Валдаевым мир собственной квартиры пропитался до основания пыльным казенным духом. Это было вторжение не только в квартиру, но и в душу. Душа сперва болела, но вскоре болеть перестала. На Валдаева нашло глубокое, лишенное чувств одурение.
Бесконечный обыск все же завершился. Валдаев прочитал написанные корявым почерком слова: «Изъято: записная книжка синего цвета на 70 страницах, записная книжка в коричневой обложке на 96 страницах»… Изъяли кучу всякого мусора. И не нашли ничего.
И не могли ничего найти. Валдаев передернул плечами, когда представил, что было бы, если бы он не оттащил пакет с вещами Эллы к своему старому приятелю — компьютерному психу, жившему через два дома. Тому было все в жизни до фонаря. Он как раз осваивал какую-то сверхновую программу и, нехотя отвлекшись от нее, кинул пакет на антресоли и сказал:
— Пусть лежит…
И наверняка тут же забыл и о пакете, и о Валдаеве…
Майор Кучер остался с носом.
— Поехали, — сказал он, кладя руку на плечо Валдаеву.
— Куда? — спросил тот.
— В место, где мы продолжим нашу захватывающую беседу
Валдаев протянул руки для наручников.
— Пока обойдемся, — улыбнулся майор.
Милицейская машина — расшатанный, раздолбанный «уазик» с обломанной ручкой двери — доставила в местный райотдел. В уже знакомом Валдаеву кабинете с висящей на стене схемой расстановки патрульных нарядов майор принялся за допрос.
Профессионализма у него с прошлого свидания не поубавилось. Выворачивал он наизнанку все так же умело.
"Тут не пройдет и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощат", —
Всплыла у Валдаева в памяти песня Высоцкого.
— Валерий Васильевич, — наконец сказал майор Кучер. — Это же так просто. Вы признаетесь… Все равно вы уже сидите за «колючкой». А ведь стрельнуть могут… Облегчи душу-то, — вдруг проникновенно произнес он, придвигаясь. — Кровушка — она же душу вниз тянет. Вад… Чем ты ударил свою подружку?
— Я ее не бил!
— Ну а если вспомнить?..
— Нет!
— Ну как же… Хорошая девушка была. Но хорошие девушки часто унижают мужчин. Что она сказала? Что ты ей не нужен? Что ни на что не годен? Что из жалости общается с тобой?
Валдаев поежился.
— И что ты самый никчемный мужик из тех, которых она знала, и в подметки не годишься тем, другим? — наседал майор. — Ярость… Аффект… Знаешь, аффект — это ведь совсем другая статья. Там и условно могут дать, конечно, учитывая раскаяние. Так давай раскаивайся… Аффект был?
Может, такая манера ведения допроса и сработала бы. Очень артистично получилось у майора. Очень хорошо умел он это. И Валдаеву хотелось ему признаться во всем. Зарыдать на майорской груди… Вот только признаваться не в чем. Да и воспринимал Валдаев сейчас Кучера не как человека, а как очередную взбесившуюся механическую куклу И слова его отскакивали, как от брони.
Мурыжили Валдаева до девяти утра. Кучер передавал его своим помощникам. Те продолжали допрос — куда более грубо и топорно. И потом опять принимался задело старший.
— Почему вы вообще считаете, что она убита? Где тело? — наконец спросил Валдаев.
— А, — махнул рукой майор Кучер. — Хочу узнать об этом от вас.
— У вас нет тела. Значит, нет преступления, . — вдруг вспомнил Валдаев где-то читанную формулу.
— Грамотный, — устало произнес майор Кучер, которого ночь вымотала точно так же, как и допрашиваемого. — Но мы найдем труп. Обязательно найдем. И ты ответишь за все. Будешь головой об стенку биться, выть, что явку с повинной не написал. Жалеть будешь. А поздно уже… Все. Из Москвы не уезжать.
— Да куда я уеду?
— Мы будем присматривать. Учтите, — майор Кучер опять перешел на «вы» и стал подчеркнуто официален.
— Учту, — Валдаев встал. Качнулся. Голова закружилась. Он чуть не грохнулся в обморок. Но устоял. — До свидания…
Коробок подлетел и со стуком ударился о полированную поверхность. Ноль очков. Еще раз. Нужно щелчком подкидывать его так, чтобы он вращался в воздухе чуть вбок. Тогда больше шансов, что он упадет на ребро. А это уже пять очков. Щелк. Ноль очков… Щелк — десятка. Коробок встал «на голову».
Это старая игра — подбрасывание коробка. Щелк — коробок подлетел. Ноль очков. Щелк — ноль. Главное приноровиться.
Через полчаса у Валдаева начало получаться вполне сносно.
К десяти часам утра, добравшись из милиции до дома, Валдаев заварил себе крепкий кофе. Сна не было ни в одном глазу — даром что провел бессонную ночь. Голова была пустая и гулкая, как алюминиевое ведро. И в ней мутно плескался страх. Страх стал вечным спутником.
Выпив кофе, он уселся в кресло рядом с журнальным столиком. На нем лежал коробок спичек. И тогда вспомнилась эта дурацкая игра. Она затянула своей бездумностью. Она отвлекала. Валдаев попадал в какой-то бессмысленный пустой ритм… Щелк — ноль очков. Щелк — пять… Он добросовестно считал очки. Двадцать… Тридцать. Сорок пять…
В очередной раз подбросил коробок. Посмотрел на часы. И равнодушно отметил, что провел за этим занятием полтора часа.
Времени было не жалко. Время же его не жалело, почему он должен был жалеть время?
Эта мысль ему показалась забавной. И он засмеялся. Смех получился жестяной. Отстраненный.
Он сжал коробок в руке, с удовлетворением ощущая, как ломаются в нем спички. Откинулся в кресле. Потом встал. Зашторил окна. Портьеры были тяжелые, и в комнате стало почти темно. Включил лампу с вращающимся ворохом световодных нитей. И занял себя наблюдением за ней еще на полчаса. Круговое движение светящихся нитей завораживало еще похлеще крутящегося в воздухе и шлепающегося на стол спичечного коробка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Валдаев сгорбился еще сильнее, обернулся. Увидел своего спасителя — мужчину лет сорока в зеленой рабочей робе.
— Спасибо… Я случайно… Правда, случайно… — пробормотал Валдаев. Ему хотелось оправдаться перед этим человеком. Но тот, улыбнувшись, отправился дальше.
— Случайно, — прошептал Валдаев.
Мир вдруг заиндевел. Стал еще менее реальным.
Валдаев на автомате добрался до дома. Он автоматически опускал жетоны в зев метро. Автоматом ломился в автобус. Спроси его, он вряд ли бы вспомнил хоть эпизодик из этой поездки. Он и раньше был изрядно рассеян, нередко думал о чем-то своем в потоке людей и забывался. Но сейчас он не думал ни о чем. Он был во власти непролазной тоски, которая вирусом пожирала его существо. И знал, что если в ближайшее время не выберется из этого состояния, погибнет…
«Безработный… Бесполезный… Безнадежный», — будто ржавое колесо вращалось в его мозгу.
Он добрался до квартиры. Упал на диван. И уставился в потолок. Потом потянулся к книге. Попытался читать. Буквы складывались в слова, слова — в предложения. В написанном был какой-то смысл, но он совершенно не волновал Валдаева.
Он взвесил в руке книжку. И вдруг изо всей силы запустил ей в стену. Потом схватил лампу и шарахнул ее об пол. Туда же последовала хрустальная ваза.
Он потянулся к пепельнице, которой хотел засадить в сервант, но рука сама опустилась, будто вдруг отяжелела. Порыв прошел. Валдаев немножко сбросил накопившееся отчаяние. Однако попытка вырваться из ирреальности этого мира провалилась. Мир продолжал существовать за бронированным стеклом. И за этим стеклом он кипел — кипел беспокойно, как вскипают готовые взорваться химикаты.
Они пришли в пол-одиннадцатого. Забарабанили в двери. Почему-то им претило пользоваться звонком.
— Кто? — спросил Валдаев.
— Открывай! — донесся грубый, знакомый голос…
Из тех чертей, которые преследовали его все последнее время, этот черт был один из самых вредных.
— К стене, — прикрикнул майор Кучер.
Он рывком притянул Валдаева, развернул его, поставил лицом к стене. Ноги шире плеч. Руки — на стену.
В квартиру бесцеремонно ворвались какие-то люди. Майор отступил, и чьи-то ловкие пальцы обшарили Валдаева.
— Чист, — произнес глухой голос. Валдаева опять развернули. Провели на кухню. Майор уже устроился с неизменной папкой за кухонным столом.
— Гражданин Валдаев. Согласно постановлению следователя межрайонной прокуратуры, санкционированному прокурором, в вашей квартире будет произведен обыск.
— Что, какой обыск? — Валдаев встряхнул головой.
— Прочитайте, распишитесь, — майор неторопливо, явно играя на нервах, с тихим треском расстегнул «молнию» на папке, вытащил бумагу с текстом и синей печатью в левом верхнем углу.
— Почему-то во всех фильмах говорят — ордер на обыск, — посетовал майор. — Ордеров на обыск нет с тридцатых годов. А есть такие постановления.
Валдаев взял постановление. Пробежал его глазами, туго вникая в содержание. «Принимая во внимание, что в квартире, принадлежащей Валдаеву В. В., могут быть предметы и документы, могущие иметь значение для дела, постановил: произвести обыск по адресу…»
Он прочитал документ еще раз, внимательнее.
«Рассмотрев материалы уголовного дела, возбужденного по факту исчезновения гражданки Корсуниной Эллы Валентиновны…»
Насколько Валдаев знал, прокуратуре и милиции обычно требуется достаточно много времени, чтобы раскачаться и возбудить дело по исчезновению человека. А тут его возбудили мгновенно. Почему?
— Но эго какая-то ошибка, — Валдаев мысленно чертыхнулся, осознав, что голос у него жалкий, оправдывающийся — в общем, как у перетрусившего жулика, которому есть что прятать от закона.
— Все так говорят, Валерий Васильевич, — улыбнулся майор Кучер.
— Я ни в чем не виноват!
— Сколько раз я слышал это от вас?
— И я оказался тогда прав! Я не убивал Наташу!
— А вот в этом я не уверен, — покачал головой майор Кучер.
— Я не убивал Наташу! Я не убивал Эллу!
— Кстати, вас не очень удивило сообщение, что ваша знакомая исчезла.
— Не удивило! Я искал ее. Я обзванивал всех.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался майор Кучер, призывая всем своим видом продолжать.
— Она была у меня. Среди ночи ушла…
— Так и ушла? — улыбнулся майор.
— Вы понимаете, так получилось, что…
И он опять сбивчиво объяснял то, что уже объяснял профессору Ротшалю. И что готов был объяснить истеричной рыжей фурии Розе, если бы только та захотела его слушать.
Майор Кучер слушал внимательно. Кивал. Поддакивал. Сочувствовал… И не верил ни единому слову. Его арктическая улыбка становилась все ироничнее.
— Мне все понятно, — подытожил он рассказ хозяина квартиры. — Понятые, — кивнул он.
Привели двух бесцветных алкогольных личностей мужского пола и неопределенного возраста, которых Валдаев никогда раньше не видел. Видимо, понятыми милиция запаслась заранее. Участникам обыска долго разъясняли их права. Потом шустрые оперативники стали тщательно переворачивать все вверх дном. Действовали они умело. Сантиметр за сантиметром осмотрели ванную и туалет. Подняли ковер в комнате. До Валдаева дошло, что они ищут следы крови.
Затем они начали перебирать все вещи. Вытряхивали книги, ища какие-то записки, письма. Выложили на стол две записные книжки. Потом принялись длинными тонкими иглами прокалывать диванные подушки.
Длилось все это долго. Очень долго. Час. Другой. Третий Оперативники под конец притащили металлоискатель и прошлись с ним по всей квартире. Естественно, он отчаянно пиликал, реагируя на трубы, батареи, газовую плиту и любой другой металл.
Валдаев сидел в кресле в большой комнате до той поры пока его не подвинули, чтобы истыкать иглами кресло.
Первые минуты, когда эти люди брали любую вещь или передвигали мебель, Валдаев кривился, как от зубной боли. Его вещи, многие из которых он любил, с которыми у него столько связано, историю которых он прекрасно помнил, которые оставили в его душе след, в руках этих людей превращались в обычные предметы, типа тех, что собраны в комиссионках. Оставалось только навесить инвентарные номерки, чтобы уютный, обжитый Валдаевым мир собственной квартиры пропитался до основания пыльным казенным духом. Это было вторжение не только в квартиру, но и в душу. Душа сперва болела, но вскоре болеть перестала. На Валдаева нашло глубокое, лишенное чувств одурение.
Бесконечный обыск все же завершился. Валдаев прочитал написанные корявым почерком слова: «Изъято: записная книжка синего цвета на 70 страницах, записная книжка в коричневой обложке на 96 страницах»… Изъяли кучу всякого мусора. И не нашли ничего.
И не могли ничего найти. Валдаев передернул плечами, когда представил, что было бы, если бы он не оттащил пакет с вещами Эллы к своему старому приятелю — компьютерному психу, жившему через два дома. Тому было все в жизни до фонаря. Он как раз осваивал какую-то сверхновую программу и, нехотя отвлекшись от нее, кинул пакет на антресоли и сказал:
— Пусть лежит…
И наверняка тут же забыл и о пакете, и о Валдаеве…
Майор Кучер остался с носом.
— Поехали, — сказал он, кладя руку на плечо Валдаеву.
— Куда? — спросил тот.
— В место, где мы продолжим нашу захватывающую беседу
Валдаев протянул руки для наручников.
— Пока обойдемся, — улыбнулся майор.
Милицейская машина — расшатанный, раздолбанный «уазик» с обломанной ручкой двери — доставила в местный райотдел. В уже знакомом Валдаеву кабинете с висящей на стене схемой расстановки патрульных нарядов майор принялся за допрос.
Профессионализма у него с прошлого свидания не поубавилось. Выворачивал он наизнанку все так же умело.
"Тут не пройдет и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощат", —
Всплыла у Валдаева в памяти песня Высоцкого.
— Валерий Васильевич, — наконец сказал майор Кучер. — Это же так просто. Вы признаетесь… Все равно вы уже сидите за «колючкой». А ведь стрельнуть могут… Облегчи душу-то, — вдруг проникновенно произнес он, придвигаясь. — Кровушка — она же душу вниз тянет. Вад… Чем ты ударил свою подружку?
— Я ее не бил!
— Ну а если вспомнить?..
— Нет!
— Ну как же… Хорошая девушка была. Но хорошие девушки часто унижают мужчин. Что она сказала? Что ты ей не нужен? Что ни на что не годен? Что из жалости общается с тобой?
Валдаев поежился.
— И что ты самый никчемный мужик из тех, которых она знала, и в подметки не годишься тем, другим? — наседал майор. — Ярость… Аффект… Знаешь, аффект — это ведь совсем другая статья. Там и условно могут дать, конечно, учитывая раскаяние. Так давай раскаивайся… Аффект был?
Может, такая манера ведения допроса и сработала бы. Очень артистично получилось у майора. Очень хорошо умел он это. И Валдаеву хотелось ему признаться во всем. Зарыдать на майорской груди… Вот только признаваться не в чем. Да и воспринимал Валдаев сейчас Кучера не как человека, а как очередную взбесившуюся механическую куклу И слова его отскакивали, как от брони.
Мурыжили Валдаева до девяти утра. Кучер передавал его своим помощникам. Те продолжали допрос — куда более грубо и топорно. И потом опять принимался задело старший.
— Почему вы вообще считаете, что она убита? Где тело? — наконец спросил Валдаев.
— А, — махнул рукой майор Кучер. — Хочу узнать об этом от вас.
— У вас нет тела. Значит, нет преступления, . — вдруг вспомнил Валдаев где-то читанную формулу.
— Грамотный, — устало произнес майор Кучер, которого ночь вымотала точно так же, как и допрашиваемого. — Но мы найдем труп. Обязательно найдем. И ты ответишь за все. Будешь головой об стенку биться, выть, что явку с повинной не написал. Жалеть будешь. А поздно уже… Все. Из Москвы не уезжать.
— Да куда я уеду?
— Мы будем присматривать. Учтите, — майор Кучер опять перешел на «вы» и стал подчеркнуто официален.
— Учту, — Валдаев встал. Качнулся. Голова закружилась. Он чуть не грохнулся в обморок. Но устоял. — До свидания…
Коробок подлетел и со стуком ударился о полированную поверхность. Ноль очков. Еще раз. Нужно щелчком подкидывать его так, чтобы он вращался в воздухе чуть вбок. Тогда больше шансов, что он упадет на ребро. А это уже пять очков. Щелк. Ноль очков… Щелк — десятка. Коробок встал «на голову».
Это старая игра — подбрасывание коробка. Щелк — коробок подлетел. Ноль очков. Щелк — ноль. Главное приноровиться.
Через полчаса у Валдаева начало получаться вполне сносно.
К десяти часам утра, добравшись из милиции до дома, Валдаев заварил себе крепкий кофе. Сна не было ни в одном глазу — даром что провел бессонную ночь. Голова была пустая и гулкая, как алюминиевое ведро. И в ней мутно плескался страх. Страх стал вечным спутником.
Выпив кофе, он уселся в кресло рядом с журнальным столиком. На нем лежал коробок спичек. И тогда вспомнилась эта дурацкая игра. Она затянула своей бездумностью. Она отвлекала. Валдаев попадал в какой-то бессмысленный пустой ритм… Щелк — ноль очков. Щелк — пять… Он добросовестно считал очки. Двадцать… Тридцать. Сорок пять…
В очередной раз подбросил коробок. Посмотрел на часы. И равнодушно отметил, что провел за этим занятием полтора часа.
Времени было не жалко. Время же его не жалело, почему он должен был жалеть время?
Эта мысль ему показалась забавной. И он засмеялся. Смех получился жестяной. Отстраненный.
Он сжал коробок в руке, с удовлетворением ощущая, как ломаются в нем спички. Откинулся в кресле. Потом встал. Зашторил окна. Портьеры были тяжелые, и в комнате стало почти темно. Включил лампу с вращающимся ворохом световодных нитей. И занял себя наблюдением за ней еще на полчаса. Круговое движение светящихся нитей завораживало еще похлеще крутящегося в воздухе и шлепающегося на стол спичечного коробка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35