Валдаева даже пригласили на фуршет, посвященный годовалому юбилею журнала. Там собралась самая разномастная публика. Прокуренная, с бегающими глазами и напористыми манерами продавщицы сельского пивного ларька поэтесса оттащила его в сторону и заявила, что внимательно прочитала его рассказы. «Это, конечно, не „Фауст“ Гёте, но внимания заслуживает». И после этого затеяла с ним какой-то совершенно шизушный литературоведческий спор. Валдаев с трудом Понимал, о чем идет речь, и только старательно надувал Щеки и многозначительно поддакивал. В тот же вечер еще одна поэтесса — восторженная восемнадцатилетняя некрасивая дурочка — объяснилась ему, что, прочитав его рассказы, убедилась — Валдаев вполне может быть ее идеалом, и сам «идеал» в этот момент готов был провалиться сквозь землю. В процессе вечера она пару раз невзначай прижималась к нему телом, и он, ощущая ее прикрытую тонким свитером полную грудь, краснел. И сумел-таки отвязаться от нее. Это все проклятая стеснительность, поскольку кто-то другой не упустил бы случая. Но девчонка, как и все поэтессы, была немного не в себе, а такие особи всегда пугали его.
— Круто, старик, — оценил его рассказы на том вечере один литературовед. — Но глупо…
Позже Валдаев не возвращался к этому ремеслу. Оно для чокнутых, а ему хотелось казаться самому себе здравомыслящим, лишенным завиральных идей журналистом-прагматиком. Ему вовсе не хотелось ощущать себя частью той тусовки, где половина присутствующих созрела для смирительных рубашек. Он боялся снова садиться за стол и выплескивать на бумагу свои чувства и мысли, ибо боялся, что на определенном этапе не ты будешь владеть бумагой, а она овладеет тобой и все вываленное на нее вернется к тебе и ударит по сознанию. Такая проза — путь в дурдом.
Но сейчас, когда все вокруг него шло трещинами, осыпалось, разваливалось, он вдруг ощутил потребность усесться за новый авангардный рассказ. Ему хотелось переложить на бумагу часть пригибающей его к земле тяжести. Хотелось крепче ухватиться за реальность. Остановить сползание в зыбучий песок неопределенности и просто шизухи. Клин клином вышибают.
Он сидел за компьютером. Слова свободно ложились одно за другим. Название будто само собой возникло из той великой пустоты, где живут слова и идеи, — «Чугунный человек»… Жалко, что журнал «Знак препинания» давно загнулся. Но Валдаев писал не для того, чтобы опубликоваться, а потому, что не мог не писать.
После визита в милицию к тому самому вежливому оперативнику Валдаев до двух ночи расписывал свое странное произведение. На следующий день родился еще один коротенький рассказ — «Иерихон». В нем была попытка отразить ощущения жителя Иерихона в последние минуты жизни этого города. В те минуты, когда затрубили трубы осаждающих, и от неземных звуков уже готовы были обрушиться мощные, доселе неприступные городские стены. Когда привычный мир распадался от неземного трубного гласа. И когда несчастным жителям казалось, что пришел конец света. Но это был лишь конец Иерихона. Одного из тысяч и тысяч городов, стертых с лица земли…
Рассказы получились ничего себе. Ощущение тягучего кошмара лезло из каждой строчки. Валдаев перечитал их, и ему стало совсем худо. Рука потянулась к клавише стирания файла, но он вовремя одумался и включил принтер на распечатку.
Как обычно, телефон просыпался где-то к ночи. Он зазвонил около одиннадцати — отчаянно и долго. Валдаеву не хотелось с ним связываться. Но пришлось. Он взял трубку и услышал отдаленный незнакомый женский голос:
— Это Валерий Валдаев?
— Да, я. Кто?
— Это звонит подруга Эллы. Вы меня не знаете. У меня есть для вас кое-какие новости.
— Какие новости? — произнес он, прикрыл глаза и сжал до боли трубку.
— Это совершенно не телефонный разговор.
— Но…
— Я сейчас в вашем районе. Могу встретиться.
— Где?
— У гастронома.
Валдаеву страшно не хотелось выходить из дома. Но вместе с тем ему обещали новости об Элле. Вдруг все разрешится?
— Это далековато от меня, — сказал он.
— Давайте у гаражей на Магистральном проезде. В самом начале их.
До этого места было минуты три ходьбы по темным дворам. Днем там нормально. Но когда темнеет — становится жутковато, как на ночном кладбище.
— А вы не можете добрести до меня? — взмолился Валдаев.
— Это вам надо или мне?
Валдаев вздохнул и сказал:
— Ладно. Минут через десять буду там.
Он положил трубку. Что-то его смущало — даже не в разговоре, — мало ли какие бывают ситуации. Смущал голос звонившей. В нем была какая-то фальшь… Да нет, показалось. Когда нервы так истрепаны, недалеко и до мании преследования.
Он оделся. Накинул легкую куртку. И шагнул в ночь.
Гаражи начинались за четырнадцатым домом по Магистральному проезду. Они тянулись железными уродливыми коробками. Сейчас там было пусто. И Валдаев подумал — это ж надо быть таким идиотом, чтоб потащиться сюда. Тюкнут его чем-нибудь тяжелым по башке, оттащат на небольшую свалку в сотне метров отсюда — и до свидания.
Он передернул плечами, собрался уже возвращаться, как из-за гаражей появилась худая женская фигура.
— Добрый вечер, — сказал он и тут же скривился, как от зубной боли. Он присмотрелся и смог различить в свете тусклой желтой лампочки на одном из гаражей, что таинственная незнакомка — это та самая рыжая ведьма, что донимала его.
— Роза, — произнес он с досадой.
— А ты кого ждал? — в обычной наглой манере осведомилась она.
Валдаев мысленно чертыхнулся. Попался на крючок. Роза немного изменила голос — поэтому голос и показался ему странным.
— И чего? — спросил он, ощущая, как покрывается холодным потом. От этой психопатки можно ожидать чего угодно. Он не забыл, с каким выражением на лице она целилась в него из газового пистолета.
— У меня действительно новости об Элле, — сказала Роза.
— Какие новости?
В этот момент он услышал звук мотора. На дорогу легла его длинная тень, повернулась на асфальте и начала сокращаться. Какая-то машина заруливала к гаражу.
— Плохие новости, — сказала Роза.
— Что с Эллой?
— Не для нее. Для тебя плохие.
Звук мотора приблизился. Послышался скрип тормозов, и Валдаев понял, что машина остановилась прямо сзади них. Он резко обернулся. Действительно, метрах в трех за его спиной остановилась «Газель» с включенными фарами. Из нее выпрыгнули двое.
— Вякнешь — кишки выпущу, — послышался грубый голос. — Пшли, — Валдаева толкнули к машине…
— У, морда какая поросячья, — пахнущая бензином лапа сграбастала лицо Валдаева, перекрыв кислород. — Ты, свинота, похрюкай, а…
В глухом, без окон, салоне «Газели» зажегся свет. Валдаев увидел еще двух бесов из числа преследовавших его последние дни. Два бандита, специалисты по вытряхиванию людей из их квартир.
— Трогай, Крыс, — сказал бычешеий. Крыс пробрался вперед и сел за руль. Включил скорость и осторожно тронул машину с места.
Бычешеий вытащил пистолет — уж точно не газовый. Ткнул ствол в лоб Валдаеву.
— Ты только не делай ненужных движений, — посоветовал бандит. — Я стрелять люблю.
Валдаев ничего не ответил. Он оцепенел. В голове звенел отдаваясь разными звуками, одно слово: «Приплыл». И в душе какое-то странное облегчение. Наконец все начинает приобретать какие-то законченные формы. Он достиг дна своего падения. И теперь оставалось только шмякнуться о бетон и превратиться в мокрое пятно.
— Что вы хотите? — спросил он.
— Поговорить, фраер, — успокоил его бычешеий. — Хотели бы завалить — завалили бы. А так — просто поговорить.
Он задвинул занавески, так что теперь не было видно спину водителя.
Теперь Валдаев не видел, куда они едут. Он прикинул что будет дальше. Ему всучат на подпись документы на квартиру. А потом закопают поглубже где-нибудь за кольцевой дорогой, в лесочке. Никто не знает, сколько там таких вот трупов скопилось за последние века. Одним больше — кто заметит…
Он рассуждал о себе как о постороннем человеке. Он смирился. Эмоции угасли. Как-то по телевизору показывали, как фашисты расстреливали людей в войну. Поразило, что люди послушно и равнодушно шли на казнь. Они смирились. В них все перегорело. Они перестали бояться.
Бандиты излучали наглую уверенность в себе и своей даже не силе, а праве жить, шагая по трупам. Они присвоили себе право убивать. В их поступи была поступь новых времен, когда таким, как он, Валдаев, останется только забиться, подобно таракану, в узкую щель и стараться не высовывать носа, моля Господа, чтобы походя не затоптали и не раздавили.
— Такой сморчок. Что такая девка в тебе нашла? — задумчиво произнес бычешеий.
— Да ладно, разберемся, Лом, — крикнул Крыс с водительского кресла. И в машине надолго повисло молчание.
«Газель», повинуясь законам светофоров, транспортных развязок, тормозила, останавливалась. Водитель вел машину аккуратно, не превышая скорости.
Где-то через час машина куда-то свернула, приличная дорога кончилась. «Газель» поползла по бездорожью, подпрыгивая и ухая в ямы. Крыс злобно матерился.
Машина остановилась. Бычешеий Лом выпихнул Валдаева из салона, уронил на влажную землю, прямо в лужу — пихнул ботинком под ребра.
— Лежи, падла. И не рыпайся.
Валдаев рыпаться не собирался. Земля была холодная. Ему вдруг стало обидно, что он испачкал одежду и ботинки.
— Ну чего, давай базарить, — Крыс пригнулся, потом присел на корточки рядом с Валдаевым. — Рассказывай, как мочалку свою загасил.
— Кого?
— Имя такое дурацкое, — Крыс задумался, вспоминая. — Эллу.
— А вы что, ее знали? — спросил Валдаев.
— Нет, не знали… Но мы ваш гнилой район держим. Нас попросили разобраться.
— Та рыжая дрянь?
— Она нам бабки заплатила, — чуть ли не виновато произнес Крыс. — Мы должны отрабатывать.
— Много заплатила?
— Неважно. Главное, чтоб порядок был, — Крыс зевнул. — Нам не нравится, когда баб просто так гасят.
— Ыгы, — хмыкнул Лом. — Когда не мы, а другие валят.
— Именно. А то на нашу долю не достанется.
— Ну-ка, — Лом рывком помог подняться Валдаеву, пошарил по карманам его куртки и извлек пачку «Честерфильда». — Во, сигареты те же.
Валдаев оглянулся. Метрах в десяти проходила проселочная дорога. Вокруг был лесок. Они находились недалеко от Москвы. За леском вдали воздух туманился от растворенных в нем огней большого города. Впрочем — далеко ли, близко ли, — не имело никакого значения. Какая разница, где упокоиться?
Его опять кинули на землю, поставили на колени.
— Так, рассказывай, — Крыс нагнулся над ним.
— О чем?
— Как ты ее загасил. Вместе порадуемся.
— Я никого не уделал, — Валдаев закашлялся. Потом повторил:
— Никого.
— Ну, сам напросился, — Лом передернул затвор. Ствол коснулся головы. У Валдаева похолодел затылок. Именно там, куда попадет пуля.
Послышался оглушительный грохот… Жив. Валдаев продолжал стоять на коленях.
— Смотри, промахнулся, — заржал Лом, передавая пистолет Крысу. — Теперь ты. Бухнул еще один выстрел. Жив — перевел дыхание Валдаев.
— Ну так? — спросил Крыс.
— Я не трогал ее. Правда же.
— Ах правда… Как квартиру делить будем, фраер? Валдаев не ответил.
— А может, сразу грохнем его, — предложил Лом. — Документы сами оформим. Что, Пудель за него не распишется так, что ни один эксперт не подкопается, а?
— Позже. Пока вокруг него милиция вьется. Потом возьмем свое, — сказал Крыс. — Вешайся, недоносок. Вешайся!..
Хлоп — закрылись дверцы машины. Заурчал двигатель. «Газель», переваливаясь, поползла вперед, заехала колесом в лужу, с натугой выползла из нее.
Валдаев не верил, что все закончилось. Это опять нарушало логику. Его не должны были оставить в покое. Но оставили…
«Газель» неторопливо катилась прочь, оставляя Валдаева на обочине размытой дождем проселочной дороги.
Он так и сидел на земле, не в силах двинуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35