…В результате применения методики, изложенной в исследовательской части настоящего заключения, экспертиза приходит к выводу о том, что образцы представляют собой прямоугольные куски листового органического стекла с парными отверстиями в форме правильных кругов, образовавшихся в результате выдавливания с использованием разогретой металлической формы (пуансона). Толщина органического стекла в сочетании с диаметром и своеобразной формой высечки свидетельствуют о том, что исследуемые предметы являются отходами после изготовления кустарным способом стекол - к мужским наручным часам модели «Столица»…
- Вот это молодец, Валюша! - сказал Приходько.
- Торопись, старик, а то все лавры расхватают, - толкнул его в бок Тихонов.
Шадрин постучал карандашом о пепельницу.
- Что же мы теперь знаем? Давайте-ка рассмотрим факты. Во-первых, коржаевские аксы, - Шадрин двинул на середину стола пепельницу. - Во-вторых, кража корпусов на заводе, - он пододвинул к пепельнице карандаш. - Дальше - недостача разных деталей у Балашова. Наконец, изготовление часовых стекол Джагой. - Рядом с карандашом на стол легли авторучка и зажигалка Шадрина. - На первый взгляд это разрозненные факты, - продолжал Шадрин. - Ничего общего между ними не видно. И все же вы разглядели, что и аксы, обнаруженные у Коржаева, и корпуса, похищенные на заводе, и запчасти, недостающие в мастерской Балашова, - все это детали часов «Столица». Как вы только что слышали, часовые стекла, которые делает Джага на даче Балашова, - тоже к «Столице».
- Короче, полный набор для детского конструктора «Сделай сам», - вставил Тихонов.
- Вот именно, - кивнул Шадрин. - Выходит, что первоначальное предположение Стаса о том, что наши подопечные готовятся собирать часы определенной марки, полностью оправдалось. И марка эта «Столица».
- Между прочим, - сказал Тихонов, - стеклышки-то по-кустарному штампуют. А почему? Очень просто - с корпусами получилось неаккуратно, там сейчас народ взбудоражен, иголки стащить не дадут, не то что стекла. Вот им, беднягам, и приходится руками поработать…
- Видимо, операция эта для них очень важна, - сказал Приходько. - Ив каком масштабе она проводится! Ведь, обратите внимание, не на десятки штук, не на сотни, - на тысячи счет идет! И не только в Москве - вон к нам, до Черного моря добрались! Я думаю, Костюк у нас не зря там наследил. Очень может быть, что старый дружок Джаги искал у Коржаева аксы, да опоздал немного.
- Значит, ясно, - сказал Шадрин. - Преступная шайка любой ценой, всеми доступными им средствами комплектует большую, судя по всему, партию товара. В то же время сбыт этого товара не производится ни с рук, ни через комиссионки. Это Тихонов установил точно. Значит, жулики намерены продать детали оптом. А поскольку ни дома, ни на даче Балашов товар дол-то держать не может, значит, развязка их операции не заставит себя ждать. Мы должны быть к этому готовы.
- Чтоб купцов не прозевать, - засмеялся При-ходько.
Вот в этот-то момент и позвонила Радина, сообщив о неожиданном и, видимо, очень спешном визите вечерней гостьи Балашову.
Оперативники притихли, прислушиваясь к разговору.
- А события-то назревают! - глядя на напряженное лицо Шадрина, шепнул Приходько Тихонову.
- Борис Иваныч, не забудь от нас Валюше привет передать, -: подсказал Тихонов.
Шадрин подмигнул - показал, что помнит. Когда положил трубку, в комнате еще мгновение висела тишина.
- Полчаса назад к Балашову приехала женщина, поговорила с ним десять минут и уехала. Прибыла она, несомненно, с каким-то поручением, потому что, провожая ее, Балашов обещал завтра где-то обязательно быть. Очень возможно, что это гонец от того самого оптового купца. По всей обстановке, это весьма похоже на истину. Ну что ж! Посмотрим, с кем завтра встретится Балашов.

ЧАСТЬ III.
Самый длинный день в году
Восемь часов утра
Изуродованная нога заболела остро, невыносимо, и это было последнее тяжкое ощущение в сумбурном путаном сне. Балашов мучительно сморщился, застонал спросонья и окончательно проснулся. В темных шторах затерялась маленькая дырочка, и сейчас ее отыскал тонкий луч солнца, повисший поперек спальни. Луч дымился крошечными пылинками, и от этого казался горячим. «Сегодня будет, наверное, жарко, - подумал Балашов и рассмеялся. - Ничего себе, каламбурчики я с утра придумываю», но от этого настроение сразу улучшилось. Он повернулся на другой бок, осторожно перекладывая руками больную ногу. Алла лежала к нему спиной, прикрыв рукой голову. Балашов легонечко провел рукой по ее спутанным черным кудрям, но Алла, не просыпаясь, оттолкнула руку, сердито пробормотала что-то со сна.
- Беда-а, - ухмыльнулся Балашов. - Мир требует свободы. Народы Африки требуют, жены требуют. А зачем она им, эта свобода? Смешно…
Он сел на постели, осторожно спустил ногу, потом оперся на здоровую, резко встал. Эх, некстати будет, если нога разболится сегодня. Сегодня ничего не должно мешать, потому что такой день бывает раз в много лет. Как великое противостояние. А может быть, и раз в жизни.
Балашов, стараясь ступать неслышно, вышел на веранду и прикрыл глаза от яркого света солнца. «Очень жарко будет сегодня», - подумал он вновь и пошел в душ. Завязывая перед зеркалом галстук, взглянул на часы - времени оставалось в обрез. «Ладно, позавтракаю в городе», - сказал он себе, и ему ужасно захотелось пойти в спальню, обнять Аллу, сказать ей, что он, может быть, не прав и не стоит ссориться: она же единственный близкий ему человек во всем мире. Потом раздумал. Пускай перебесится, нечего баловать.
Пока прогревался мотор, Балашов, прищурясь, смотрел на небо, быстро выцветавшее от зноя, неопределенно хмыкал. Затем включил первую скорость. Машина выехала из ворот, моргнув красным глазом мигалки, повернула налево и умчалась.
На работе он пробыл ровно пять минут. Заперев двери кабинета, выдвинул ящик письменного стола и на задней стенке нашел небольшое углубление, заклеенное изоляционной лентой. Сорвал ленту и вынул десяток маленьких записочек, исписанных затейливым, витиеватым почерком Коржаева. Отдельно лежала записка Крота: «Порфирий Викентьевич Коржаев, русский, 1898 года рождения, проживает…» Балашов вновь все их внимательно перечитал, сколол скрепкой и положил в бумажник. Усмехнулся: «Вот и все, что осталось от человека. Знал бы он, что я сейчас встречусь с его купцом! Эх, жизнь наша куриная…»
Отворил дверь и заглянул к заместителю: - Федор Игнатьевич, я тут по делам отъеду часика на два, если кто будет спрашивать, скажите - в Моссовете!..
Заместитель понимающе улыбнулся:
- Поезжайте, Виктор Михалыч! Все будет в порядочке!
Влившись в плотный поток автомобилей, черная «Волга» помчалась в сторону Преображенской площади.
Балашов был сосредоточен и не обратил внимания на то, что серое такси, остановившееся рядом с ним у светофора на Кировской, и такси, тащившееся где-то далеко позади на Комсомольской площади, и ехавшее впереди него на Красносельской улице - одно и то же…
Верный своей привычке, Балашов не стал подъезжать к самому дому. Он оставил машину за углом и отправился пешком, опираясь на трость. Подходя к парадному, остановился; чуть отвернувшись от легкого жаркого ветерка, прикурил сигарету, оглядел переулок. Позади- пусто. Навстречу торопливо шагал какой-то парень в железнодорожной фуражке. Балашов вошел в подъезд.
Девять часов тридцать минут
Когда Балашов открывал дверь лифта, его окликнули сзади:
- Не закрывайте!
Он обернулся и увидел, что сзади идет тот парень в фуражке. Зажав чемоданчик под мышкой, он на ходу рассматривал какую-то разлинованную тетрадь. Балашов посторонился, пропустил его в кабину.
- Вам на какой?
Парень сдвинул на лоб фуражку, почесал в затылке.
- А черт его знает! Это у меня новый участок…
Тихонов судорожно отсчитывал: «В доме шесть этажей. На втором лифт обычно не останавливается. Значит, остается четыре этажа. Лучше всего выбрать пятый. Скорее всего он должен сойти или на четвертом, или на пятом. Он, конечно, может сойти и на третьем. Тогда с пятого этажа я не разгляжу квартиры, в которую он войдет. Но на три верхних этажа шансов приходится больше. Рискну. Так, на первом этаже квартира слева - под номером шестнадцать. Три квартиры на каждой площадке. Значит, на пятом должна быть…»
Тихонов заглянул в свою тетрадь:
- В тридцатую квартиру мне надо. Наверное, пятый этаж… - внутренне замер: «А вдруг ему туда же?» Балашов разглядел, что на парне не железнодорожная, а связистская фуражка. «Большой человек, строитель коммунизма. За свои девяносто рублей, как бобик, бегает целый день по этажам. Наверное, соображает сейчас, у кого бы сшибить на бутылку…» Он отвернулся и нажал кнопку «4 эт.». Когда он вышел, парень несколько раз нажал кнопку, но лифт не трогался. Связист отворил дверь шахты и с грохотом захлопнул ее. Кабина медленно поползла вверх, и Балашов, уже нажимая на пуговицу звонка, услышал, как монтер заорал ему:
- Дверь за собой закрывать надо!..
Балашов даже удивился: «Вот щенок наглый!» И повторил, как было условлено, звонок: три коротких, один длинный.
Дверь отворил Крот, бледный, неряшливо одетый, заросший рыжеватой щетиной. В квартире было накурено, душно.
- Здравствуй, Геночка! Что-то ты сегодня не блещешь импозантностью…
- Здрасьте. А с чего же это мне блистать? Я ведь не в Сочах на пляже. Вы ж мне еще путевку в санаторий металлургов не достали.
- Зачем же это буду делать я? Вот получишь свою долю и достанешь сам. Только мне кажется, что тебе сейчас светиться на золотых пляжах противопоказано. Ты в нынешнем году уже в одном курортном городе побывал.
- Это вы мне как врач говорите?
- Как врач. Социальный. Лечащий язвы общества. По характеру заболевания тебе надо лечиться где-нибудь в средней полосе или за Уралом, в Сибири. Это я тебе по-дружески, ей-богу. Ну, давай…
- Что это вы такую заботу обо мне проявляете? Боюсь, как бы вы мне туда бесплатную путевку не организовали. С казенным проездом в спальном вагоне с решеточками.
- Ну, это у тебя от лукавого…
- Прямо уж от лукавого! Вы человек сильный, умный. Вам может показаться, что мне там будет лучше. Только я ведь тоже не вчера родился. Я так думаю: вы никому заботу о моем здоровье не передоверяйте. Берегите меня пуще глаза. А то, если меня начнет лечить уголовка, придется и вам встать на учет в этот диспансер.
- А ты меня не пугай. Я же ведь не нервный. Ты лучше подумай о спасении души, - криво улыбнулся Балашов.
- Мне о душе думать поздно. Ее теперь не спасешь. Я все больше о своем теле сейчас подумываю. Вот так!
- Ну ладно, хватит языком трясти. Давай открытку.
Крот, не сводя с Балашова глаз, залез во внутренний карман, достал обычную почтовую открытку. Взглянул на нее и с видимым сожалением протянул Хромому. Балашов, не торопясь, стал читать вслух:
- «Здравствуйте. Я снова в Москве. Может быть, заходить к вам». - Засмеялся, взглянул на обратный адрес: «Ул. Козлова, д. 31, кв. 10». - Вот чук! Улица Козлова! Слушай, Крот, по-моему, в Москве такой улицы нет даже?
- Черт ее знает! Что я вам, избач - все знать?
- Советский человек должен знать и любить родной край.
- Мой родной край Арзамас.
- Ну-у! Земляк Аркадия Гайдара?
- Вы Гайдара не трожьте.
- Это почему еще?
- Потому что, если есть на свете человек, которого я уважаю, то это Аркадий Гайдар.
- Ай да Крот! Вот это номер! Сколько времени тебя знаю, а ты каждый раз открываешься мне новой стороной своего дарования. Я ведь и не предполагал, что ты ценитель героической романтики в литературе… Да и вообще, что ты книги читаешь.
- Вам этого не понять.
- Где уж мне! Я ж ведь лаптем свою сборную соляночку хлебаю. Ты мне объясни только, почему заурядные уголовники всегда сентиментальны?
- Чего мне вам объяснять? Вы и так всех умнее. Давайте лучше о деле поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25