- Давай, не возражаю. Побеседуем.
- Вы с ним один будете говорить?
- А ты полагаешь, что без тебя эта экономическая конференция состояться не может?
- Я этого не знаю. Только я бы хотел быть в курсе дела.
- В дипломатических и торговых отношениях есть такое понятие - уровень встречи.
- А вам мой уровень не подходит?
- Мне вполне. Ему вряд ли. Поэтому представителем нашего концерна буду выступать я. А ты сыграешь роль закулисного советника, эксперта, секретаря и даже личной охраны твоего торгпреда.
- Это как?
- А вот как: ты займешь первоначальную свою позицию в этом благословенном шкафу. Пушка при тебе?
- Всегда.
- Очень хорошо. Я посажу его спиной к тебе, чтобы ты его все время видел сквозь щелку. Это такой гусь, что с него всего станется. Возражений нет?
- Хорошо.
- Ну, спасибо за доверие.
- Если он клюнет, вы договоритесь здесь товар передавать?
- И ты еще претендуешь на участие в секретных экономических переговорах! Горе моей седой голове, боль моим старым костям!..
- Да бросьте, Виктор Михалыч. Мне ведь плохо очень, честно-то говоря…
- Ты, Крот, дурачок! Как это ты себе представляешь: он понесет отсюда чемоданы с деталями в руках? А если его участковый у подъезда остановит? Или прикажешь ему их доставить через Мострансагентство?
- Но я хочу быть при передаче…
- Чего? Товара?
- Товара. И денег.
- Ах, тебя волнуют деньги! Такова се ля ви! Судьба товара его не интересует. Его интересуют деньги. До чего же четко у нас разделены функции! Я, как мул, горблю, чтобы этот товар достать, купить, украсть, наконец, сделать, черт побери, а потом его спихнуть Гастролеру. А ты, естественно, озабочен одним - как с меня сорвать деньги!
- Если бы не я, фиг знали бы вы про Гастролера. И старичок бы сейчас в этом кресле сидел вместо вас, если бы не я.
- Вот я и оценил твой труд в третью долю. Поэтому уж не мешай мне довести дело до конца. А насчет денег - придется тебе положиться на мою порядочность.
- Придется…
- Да не трясись ты. Пойми: раз я оставляю тебя здесь, значит, я играю на равных. Так будет и дальше. Встряхнись. И верь - я тебе друг. Только я умнее тебя и старше. Ну, хватит! Время - без пяти. Он обещал быть в десять, а люди они точные. Давай полезай в шкаф…
Десять часов
Балашов положил перед собой часы. Его охватила какая-то внутренняя дрожь, и ему казалось порой, что все внутри звенит от напряжения. Он жадно затянулся табачным дымом - это здорово помогает в ожидании. Ох, какая духота нестерпимая! И нервы, нервы. Сдают? Если бы их можно было подстраивать колками, как струны на скрипке! Чтобы можно было взять их в одном ключе на любую нужную ноту… А-аа, все это колеса…
Крот сидел в шкафу совершенно неслышно. «Вот зверь, - подумал Балашов, - я себе представляю, как он там задыхается. Ничего, ничего, пусть попарится».
Звонок резанул, как теркой по коже. Все. Началось. Хромой встал, посмотрел на себя в зеркало. Волосы в порядке, узел галстука на месте, уголок платка торчит из кармана ровно на два сантиметра. Погасил в прихожей свет - пусть сначала, после улицы, ничего не будет видно. Интересно, как его фамилия? Щелкнул замком:
- Заходите, господин Макс…
На пороге стоял высокий худой человек в сером твидовом пиджаке. Жесткий воротничок полосатой сорочки резал жилы на красной морщинистой шее. Большой хрящеватый кадык прыгнул - вниз, вверх.
- Я хотел видеть Порфирий Коржаев.
- Я готов с вами беседовать от его имени.
- Но меня интересует он сам.
- Я думаю, что беседовать о наших делах, стоя в коридоре, не совсем удобно.
- С вами я не имею ни о чем беседовать.
- Как раз наоборот! Именно со мной вам предстоит впредь иметь все дела.
- Очень интересно. Пожалуйста, я буду заходить, - он вошел в квартиру, внимательно глядя на Балашова. Не вынимая руки из кармана, стараясь не поворачиваться к Балашову спиной, прошел в комнату. На его серой пергаментной коже от жары и напряжения выступили капельки пота. Элегантный пиджак на Гастролере сидел превосходно, и все-таки в его движениях была заметна какая-то механическая угловатость, которая остается у кадровых военных на всю жизнь.
«Прилично по-русски говорит, - подумал Балашов. - Наверное, змей, у нас во время войны научился». Он небрежно развалился на стуле, предложил гостю кресло напротив. Тот, оглядевшись, сел.
Балашов, не вставая с места, протянул руку и достал из серванта бутылку «Двина». Налил себе рюмку коньяку, подвинул бутылку иностранцу.
- Угощайтесь, господин Макс. Этот напиток не уступает «Мартелю».
Иностранец не шевельнулся, процедив:
- Спасибо. Я не желаю - на улице очень жарко.
Балашов пригубил, поставил рюмку на стол.
- Как угодно. Дело в том, что наш общий компаньон - Порфирий Викентьевич Коржаев - умер две недели назад от инфаркта.
Макс молча смотрел на него. Его круглые глаза без ресниц, не моргая, уперлись в лицо Балашова.
- Покойный Коржаев выполнял в нашем деле функции коммерческого директора. Поэтому мы с вами не были даже знакомы… по вполне понятным вам причинам.
Гость, не меняясь в лице, молчал.
- В связи с его неожиданной кончиной мне пришлось взять инициативу в свои руки, чтобы довести дело до конца. Именно поэтому я здесь, и думаю, что весьма печальный факт смерти Коржаева не помешает нам успешно завершить начатое.
Макс не проронил ни слова. Духота становилась невыносимой. Балашов чувствовал, как по шее текут капли пота. Горло пересохло.
- Итак, я к вашим услугам…
И вдруг Гастролер засмеялся. Тихо, спокойно, одними губами, обнажив два ряда фарфоровых вставных зубов. Его взгляд по-прежнему неотступно был привязан к какой-то точке на лбу Балашова, и от этого смеха Хромой вдруг почувствовал на влажной горячей спине холодок.
Макс наклонился к нему и спросил своим невыразительным, безразличным голосом:
- Вы должен быть близкий человек Коржаеву?
- Да, конечно. Мы же вместе вели дело, были лично дружны.
- Вы, наверно, располагаете муниципальный бланк-документ про смерть вашего друга?
Балашов на мгновение потерял голос, но быстро взял себя в руки:
- Нет, мне он был ни к чему. Но у меня есть более ценные свидетельства - его записки, по которым он брал у меня товар для вас, - Балашов достал из портмоне сколотые скрепкой бумажечки и протянул их Гастролеру. Не дотрагиваясь рукой, Макс кинул на них быстрый взгляд и встал:
- Я буду скорбеть о смерти такой хороший человек. Однако здесь есть ошибка. Я не тот, про который вы думаете. Это есть ошибка. Я должен покланяться, - и снова тихо засмеялся.
- Откланяться, - механически поправил его Балашов, почти в истерике думая: «Провал, провал! Не поверил, гад!»
- Прошу меня простить - откланяться, - повторил Макс и направился к дверям.
Нет, Балашов так легко не сдается!
- Послушайте, господин Макс!
Иностранец обернулся.
- Присядьте. Если вас не удовлетворят мои объяснения, вы сможете уйти - задерживать я вас не собираюсь.
- Я слушаю.
- Вы явно не верите в то, что я преемник дел Коржаева и принимаете меня за кого-то другого. Однако это предположение лишено здравого смысла, поскольку я-то знаю точно, кто вы такой.
- Но я - нет. Не знаю.
- Я могу вам продемонстрировать полную осведомленность во всех наших делах, - от количества и номенклатуры товара до суммы, которую вы мне должны уплатить. Я отдаю должное вашей выдержке, но если вы из-за этой сверхосторожности расторгаете нашу сделку, вы понесете огромные убытки.
- А вы?
- Мне это тоже принесет известные неудобства. Но убытков я не понесу никаких - завтра же распродам товар по частям здесь, у нас, спекулянтам. Правда, я заинтересован скорее в валюте.
Что-то дрогнуло в лице Макса, и Хромой почувствовал, что в твердой решимости Гастролера появилась крохотная трещинка. И все-таки тот сказал:
- Я вас не знаю.
- Это верно. Но я располагаю сведениями, которых человек посторонний знать не может.
- Может. Это все может знать работник КГБ, который арестовал Коржаева.
- Ну, это уже совсем смешно. Будь я чекистом, я бы не стал тут с вами толковать. Сейчас мы были бы у вас в гостинице и делали обыск.
- За какое преступление? Обыск можно делать за преступление, а вы сказали, что Коржаев уже мертв. Вот тут уже захохотал от души Балашов.
- Уж не надеялись ли вы, господин Макс, что я вам детали за красивые глаза отдам? Вы должны заплатить за них твердой валютой и в сумме весьма значительной. Поэтому второе дно вашего чемодана, или где уж вы их там провозите, забито до отказа зелеными купюрами. Это раз.
- Дальше.
- А что дальше? Вот открытка. Судя по стилю, она написана вами. Экспертиза по заданию КГБ легко подтвердила бы ваше авторство. Наконец, ваше присутствие здесь. Дальше делаем у вас обыск и за нарушение советского закона арестовываем.
- Нихт. Нет. Нельзя. Я есть иностранец.
Хромой снова торжествующе засмеялся.
- Вы уж мне-то не морочьте голову. Иммунитет распространяется только на дипломатов. Вы же, по-видимому, не дипкурьер?
Гастролер промолчал.
- Вот что я бы сделал, будь я сотрудником КГБ, - продолжал Балашов, - но я не чекист. Я коммерсант и заинтересован в их внимании не больше, чем вы. Я вас убедил?
- Нет. Где гарантии, что вы со мной мирно беседуете, а на кухне или в этот… шранк…
- Шкаф?
- Я, я, шкаф… в шкаф не записывает наш разговор агент?
- Опять двадцать пять. Встаньте и посмотрите.
- Хорошо. Я вам немного доверяю. Вы можете мне сказать, когда я встречал последний раз Коржаева?
- Это было между пятнадцатым и двадцатым марта. Точно не помню день, но он передал тогда партию колес, трибов и волосков. Да бросьте вы, господин Макс, меня проверять. Я же ведь вам уже доказал, что, если бы я был из КГБ, мы бы продолжали нашу беседу не здесь, а на Лубянке.
- Может быть…
- И я вам вновь напоминаю: отказавшись, вы потеряете больше, чем я…
В комнате было уже невозможно дышать. Пот катился по их распаренным лицам, их душила жара, злость и недоверие. Гастролер не выдержал:
- Я вас готов слушать…
Балашов вдохнул всей грудью.
- Я приготовил вам весь товар, который должен был передать Коржаев. Но его неожиданная смерть меня сильно подвела. Поставщики, воспользовавшись срочностью наших закупок, содрали с меня за детали двойную цену…
- Меня это не будет интересовать…
- Очень даже будет интересовать, поскольку вы мне должны будете уплатить еще тридцать пять процентов.
- Никогда!
- Обязательно заплатите. Я не могу один нести все расходы.
- У нас был договор.
- Даже в расчеты по клирингу вносятся коррективы, исходя из коммерческой конъюнктуры на рынке.
- Это невозможно. Я буду отказаться от сделки.
Балашов про себя засмеялся: «Врешь, гад, не откажешься. Если ты КГБ не испугался, то лишних несколько тысяч тебя не отпугнут…» Они долго договаривались о месте и способе передаче товара.
- Деньги я буду давать на товар.
- Пожалуйста. Правда, как вы понимаете, на месте деньги я пересчитывать не смогу. Но я уверен, что деньги будут полностью. Вам же придется еще целые сутки ехать до границы - так что во избежание конфликтов на таможне…
- Я вас понимаю. Кто гарантирует мне, что вы давали весь товар, а не половину?
- Перспектива наших отношений. Вы, несомненно, после реализации этой партии еще раз захотите вернуться. И я не откажусь от сотрудничества с вами. Сейчас готовятся к выпуску часы новой модели экстракласса, и они пойдут через мои руки. Так что…
- Вы кусаете за горло, но вы настоящий бизнесмен. Хорошо. До завтра…
Было без четверти двенадцать, когда из парадного вышел человек. На его сухом красном лице с глубокими, будто резаными морщинами застыло выражение спокойного презрения ко всему окружающему. Вынув из кармана темные очки, человек надел их и не спеша, не глядя по сторонам, направился к Преображенской площади. Пройдя квартал, он свернул за угол. Метрах в ста от перекрестка стоял у тротуара белый лимузин «мерседес-220». Так же неторопливо человек сел в машину, включил двигатель и уехал…
Парень в связистской фуражке равнодушно поглядел вслед великолепной машине, над задним бампером которой был укреплен необычный длинный номер «ВН 37149».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25